Глядя на её рисунки, кажется, что книжки она читала, будто их сочиняла, а сочиняла – как рисовала, а рисовала – как дышала: легко и естественно.
Надю Рушеву невозможно представить 50-летней, как невозможно вообразить 50-летнего Маленького принца. Она остаётся гениальным ребёнком без возраста, обозначающегося словами "детство", "отрочество", "юность"; ребёнком, неожиданно вторгшимся во взрослый мир и также неожиданно его покинувшим.
Взросл
ые снимали о ней фильмы, писали книги и статьи, брали у неё интервью: "Скажи-ка нам, Наденька, как тебе приходит в голову рисовать эдак, а не так?", – наперебой пытаясь разгадать "загадку Нади Рушевой". При этом так и слышишь бодрый голос радиодиктора: "Выставка московской школьницы Нади Рушевой отк
рылась сегодня в столице братской Польши Варшаве...", – будто её рисунки – следствие не столько особого дара, а достижение советской системы образования. Будто все московские школьницы читали "Мастера и Маргариту" Михаила Булгакова и делали к нему иллюстрации, а у этой просто получилось лучше, чем у
других.
Глядя на её рисунки, кажется, что книжки она читала, будто их сочиняла, а сочиняла – как рисовала, а рисовала – как дышала: легко и естественно. По-другому не умела. Её чистый дар, проявившийся столь полно и совершенно, вряд ли нуждался в образовании. Общаясь на короткой ноге с Пушкиным,
могла ли она существовать в реальном, взрослом мире? Однажды весенним утром Надя Рушева, как и герой Сент-Экзюпери, покинула планету, наверное, в поисках своей. Оставив на этой 12 тысяч рисунков.
P.S. Выставка "Волшебный дар. Графика Нади Рушевой. Фантазии на темы романов Л. Толстого" открыта