Михаил Веллер

Отдельная песня Михаила Веллера

Едва мы сделали по первому глотку кваса (любимый напиток Михаила Иосифовича) за столиком уличного кафе на Тверской, автор "Легенд Невского проспекта" доверительно сообщил мне и диктофону: - Я очень низкого мнения об умственных способностях критиков, литературоведов и журналистов. Это профессии для недоумков, непригодных для нормального дела. После такого вступления мне оставалось только расслабиться и получать удовольствие. От общения и от напитка.

Д'АРТАНЬЯН БЕЗ КАРАБИНА

- Говорят, вам знакома советская психиатрия...

- Это было, когда я учился в Ленинградском университете. Мне надоело учиться и захотелось куда-нибудь на волю, в пампасы. Единственным способом уйти из университета не в армию, а на свободу, было взять академический отпуск по здоровью. Со здоровьем у меня все было в порядке, и я решил брать отпуск через дурдом. Придумал, что у меня депрессия, и пошел сдаваться в районный психоневрологический диспансер. Изложил глобальные проблемы, и они приняли меня в дневной стационар. В течение двух месяцев я жил, как король, - получал по итогам сессии повышенную стипендию, а утром шел в психушку. Завтракал там и обедал, а таблетки сплевывал. Так что стипендия шла вечером на водку. А так как между завтраком и обедом делать было нечего, то я учился играть на бильярде и гитаре. Диагноз уже не помню, но что-то очень невинное, не чреватое ограничениями в приеме на работу. Что-то типа психастении.

- И как сложилась трудовая биография?

- У меня две трудовые книжки. В одной вкладыш, в другой их целых два. Нигде дольше девяти месяцев не задерживался. Вволю поколесил по стране. Это совершенно естественно, когда мужчина в молодости едет совершенно неизвестно куда и неизвестно зачем. Это было у всех народов во все времена. Папа дает Д`Артаньяну шпагу и старого коня, мама - рецепт бальзама, и он отправляется искать свою долю. Самая красивая запись в моей трудовой - "бригадный стрелок". В этом есть что-то от наполеоновских походов. От гордых егерей.

- Ну, и как первый убитый олень?

- Никак. Я же рос в Забайкалье, и отец часто брал меня с собой на охоту. Поэтому и на первого, и на двадцать первого оленя я не реагировал никак. Но позднее интерес к охоте полностью пропал. Стало неприятно неизвестно зачем лишать жизни живое существо. Я утратил азарт. Охота - нечестная игра: ведь ОН тебя не может убить... Но вегетарианцем я не стал.

ОТ ПАРИЖА ДО УДМУРТИИ

- Если можно, о творческой биографии. С самого начала.

- Я задумался над тем, что хочу писать, где-то в пятом классе. А внятно осознал желание классе в десятом. По литературе на зимние каникулы задали написать стихотворение о зиме. Я написал очень плохое псевдостихотворение. Но оказалось, что у остальных еще хуже. Мое было признано лучшим из всех пятых классов, и его читали всем. Это вдохновило меня на новые опыты.

- Как вы почувствовали славу - проснулись знаменитым, богатым или постепенно?

- Однажды Маркеса на пике его славы, после Нобелевской премии перев

еденного на все языки огромными тиражами, спросили: "Скажите, вот теперь вы богатый..." - "Нет, - ответил Маркес, - вы ошибаетесь. Я не богатый. Я - бедный человек, у которого завелись деньги". Себя я всегда ощущал частным лицом. Я живу отдельно от своей известности. Было всего несколько случаев, когда мне довелось увидеть ее в действии. Месяц назад вечером я тихо шел к себе по Невскому, и тут из лунохода вышел сержант и потребовал документы. Я таскаю с собой старинный писательский билет, а паспорт держу дома. Он долго изучал: "Фамилия знакомая. А вот "Приключения майора Звягина" не вы..?" - "Да, да!" И отпустил с миром. А ведь замел бы к чертовой матери. А вообще к этому нельзя относиться всерьез. Если писателю мерещится, что он знаменитый, - он может успокоиться. Пусть попробует собрать такой зал, который влегкую соберет Киркоров! Ни у какого Стивена Кинга нет таких тиражей, как у дисков Мадонны.

- Вас активно переводят?

- Переводили на все основные языки, в совокупности на них вышло полное собрание сочинений. Более прочих я преуспел на французском. После выхода в 1995 году "Легенд Невского проспекта" парижская "Монд" разразилась статьей на полосу в субботнем номере. Мне позвонил приятель из Парижа: "Михайло, сегодня утром покупаю газету, а там - ты! Хочешь переведу?" Самый мелкий перевод - это несколько рассказов в какой-то многотиражной бурятской газете. Или удмуртской. На иврит перевели только "Легенду о Моше Даяне".

- Насколько реальны ваши герои?

- Я все придумываю. Ну, за исключением мелких подробностей. Например, был человек, которого звали Фима Бляйшиц, который занимался фарцовкой, который носил белую шляпу, который посидел и вышел, который собирался уезжать и который убил милиционера, который пнул его шляпу, и на вопрос судьи: "За что?" - ответил: "За шляпу". Вот все факты. Прочее - мое.

- У вас есть истории про вполне живых и знаменитых людей. О Зорине, о Хачатуряне... Не было конфликтов на этой почве?

- Зорин человек, бесспорно, умный, и устраивать что бы то ни было и тем самым делать мне бесплатную рекламу, а себя выставлять на посмешище он никогда не будет. Но я согласен, что за свои слова надо отвечать. И если явится кто-то и скажет: требую сатисфакции - я ее дам.

- Вам в ваших книгах смешным кажется то же самое, что и читателям?

- Нет. Более того, я не нахожу, что в моих книгах чересчур много смешного. Иногда реакции автора и читателей совершенно не совпадают. Когда у меня вышел первый сборник рассказов, я получил письма, и одно из них м

ня буквально убило. Оно было из какого-то шахтерского поселка Ярцевского района Смоленской области. Сначала там шли комплименты. Причем звучали они примерно так: "Теперь у нас есть три любимых писателя - Вы, Шекспир и Антон Иванович Пупкин из нашей районной писательской организации. Ваш рассказ мы собираемся инсценировать на сцене нашего клуба как гимн труду и гуманизму". И не знаешь - плакать или смеяться. Рассказ был, на мой взгляд, полная чернуха, которая могла только в Эстонии как-то проскользнуть. Там все было с точностью до наоборот. Я это письмо нюхал, рассматривал на свет, пытался по обратному адресу понять - не шутка ли это? Вроде писали всерьез.

...И РУССКОЯЗЫЧНЫЙ ФОН ВИЗИН

- Как вы себя чувствуете, когда бываете на исторической родине?

- Я никогда не ощущал себя в Израиле путешественником, потому что это страна, откуда мои корни, страна, которую воссоздали в основном репатрианты из России, страна, из которой выросла вся иудео-христианская культура и где у меня просто много друзей и старых знакомых.

Израиль, конечно же, страна тиражом одна штука. Но скорее восточная, нежели европейская. Какие-то моменты восточной ментальности прекрасны: ...а неторопливо... а поговорить... а спокойно сесть и закусить. Что касается необязательности, нечестности в договорах, торговле и всех прочих мелочах - это все раздражает до крайности. Израиль - плавильный котелок. Гораздо меньше Америки, но зато с гораздо большей температурой плавления. Должен признаться, что когда я прилетаю в Израиль, я начинаю чувствовать себя кем-то вроде сержанта, который хочет всех выстроить, дать по ушам тому, кто не желает строиться. Ходить надо шибче, считать надо честнее и так далее. Но со стороны легко, а поживи там сам! Эта страна - отдельная песня.

- Сейчас в ходу такой туманный термин "русскоязычный писатель". Как вы к нему относитесь?

- Термин "русскоязычное население" появился как один из аспектов демократических перемен. В Эстонии, например, чохом называют "русский" и украинцев, и евреев, и кавказцев. Но украинец или чеченец может обидеться. И тогда стали говорить "русскоязычные". И простым методом переноса кроме русских писателей появились "русскоязычные". Причем здесь наблюдается некая градация. Когда Солженицын жил в Америке, его все-таки так не называли. А вот если кто-нибудь помельче, можно и "русскоязычным". Если он уехал до 91-го года. Все это необыкновенно глупо - русскоязычный бард Окуджава. Или русскоязычный фон Визин из немцев. Это лингвистический идиотизм нашей эпохи. В

зможно, в этом есть непреднамеренный, стихийно-природный аспект антисемитизма.

- Вы как-то сказали, что эстонского языка не знаете. Но пока вы чувствовали себя оккупантом, вам за это было стыдно, а когда вы перекочевали в разряд ущемленных нацменшинств - чувство дискомфорта испарилось. По-вашему, ощущение дискриминации дает некоторые внутренние права и свободы?

- Безусловно. Интеллигентный человек всегда на стороне справедливости. А там, где конфликт между сильным и слабым, и сильный придавливает слабого, ситуация требует выравнивания.

ГОНОРАР И СВОБОДА

- Один из рассказов - "Ножик Сережи Довлатова" вы сократили в три раза. А где обрезки?

- Я не храню отходы. У меня нет никаких черновиков. Здоровая кошка лучше больного слона. У меня был случай, когда я восемьдесят страниц сократил до полутора. И обрезки выбросил.

- А не жалко свой гонорар - в мусорку?

- Нет. Было бы жалко - писал бы толстые романы с маленьким тиражом. Составил бы план из двадцати детективов и начал наговаривать их прямо на диктофон. По роману в неделю.

Пару дней на план сцен и эпизодов, разбивка на главы, и пошел диктовать со скоростью тридцать страниц в час. Но деньги так не зарабатываются. Хочешь денег - торгуй нефтью или организуй фонд и кради из него. Раньше нас убеждали, что важнее всего ум, честь и совесть. Теперь - что деньги. Но это неправда. Люди сплошь и рядом отказываются от денег, чтобы чувствовать себя человеком.

- Так уж сплошь и рядом!

- Ну, представьте, что олигарху скажут, что он получит миллиард за какое-то непристойное публичное действо. Он откажется? Откажется. Потому что он зарабатывает деньги для того, чтобы чувствовать себя человеком с огромными возможностями, обретающим через это достоинство. Если у тебя отбирают достоинство, то деньгами это уже не компенсируется. Я все к тому, что хороший рассказ лучше плохого романа, хотя за роман заплатят больше.

- То есть вы живете не только литературным трудом?

- Я живу литературным трудом. Меня много переиздают. Вот на эти авторские два процента я и живу. Совсем необязательно писать много, чтобы жить на гонорары. Иногда достаточно писать хорошо.

...Недавно Михаил Ульянов на свой юбилей встречался со зрителями, и среди вопросов был такой: "Вы знаменитый актер, а всегда ли вы делали то, что хотели? Или делали то, что диктовали обстоятельства?". Ульянов, добросовестно подумав, ответил: "На 95 процентов я делал то, что требовалось". Наверное, я везучий, потому что в жизни всегда на 95 процентов делал то, что хотел