Михаил Кочетков
«Как торчат усы хризантемами...»
По признанию коллег и поклонников его творчества, стихи Кочеткова располагаются на обширном пространстве между Галичем и Бродским. В его песнях — поэтика городской кухни, сдавшиеся, опустившиеся герои, которые живут в мире, где «вся-то мебель — четыре стакана, старый стол и хромая кровать». А сам Михаил обладает гипнотическим обаянием, могучей положительной аурой.
Сегодня гость «Алефа» — легендарный Глухарь, бард Михаил Кочетков. По признанию коллег и поклонников его творчества, стихи Кочеткова располагаются на обширном пространстве между Галичем и Бродским. В его песнях — поэтика городской кухни, сдавшиеся, опустившиеся герои, которые живут в мире, где «вся-то мебель — четыре стакана, старый стол и хромая кровать». А сам Михаил обладает гипнотическим обаянием, могучей положительной аурой. Зритель полюбил «Гнездо глухаря», утреннюю передачу на пятом канале российского телевидения, за нечто волшебно складывающееся из застенчивой мальчишеской улыбки и злодейских драгунских усов, из лирического мерцания в очах и хриплого иронического баритона.
Не смотри, что плешь раньше времени,
Лучше мне под нос посмотри,
Как торчат усы хризантемами,
Для тебя одной целых три,
Ну, конечно, конечно, два, а не три...
(Из песни М. Кочеткова «Старомодная, угловатая»)
— Зяма, Циля, тихо, свои! — Проходите, пожалуйста. Они добрые. А вон там, смотрите, чучело. Я его, красавца, сам подстрелил!
Кажется, я эту птицу уже где-то видела. Ну конечно, — на Никитской, в бард-кафе «Гнездо глухаря». Пока я разглядываю редкостный пернатый экспонат, а парочка длинноухих такс по имени Зяма и Циля пристрастно обнюхивают мои туфли, хозяин заваривает чай.
— Вы меня вовремя поймали — еще день, и я бы уехал на Грушу! (Грушинский фестиваль авторской песни. — М.Г.) Позвали возглавлять жюри. Прямо с корабля на бал! Я только что из Лондона прилетел. Вот майку оттуда привез — смешная, правда? Знаете, что на ней за листики? Конопля! И сама она из конопли. Я там решил сувениров накупить, зашел в одну лавку на окраине, а она оказалась жутко наркоманской. Придется теперь делать всем такие атипичные подарки. Ну, это я шучу, вообще-то я туда не за ними ездил. Я там песни пел.
— В Лондоне слушают российских бардов?
— Слушают, а как же! У меня было два концерта. Пришли зрители, знающие русский язык, причем не на уровне «мир, водка, Путин», а по-настоящему. Наверно, из двухсот тысяч «наших», живущих в Англии, эти — самые верные.
Остальные довольно легко переносят разлуку с родиной, и неудивительно. Англия, при всей своей королевской недоступности, по-хорошему правильная и очень свободная страна.
— А где лучше поется?
— Наверно, все-таки здесь, в России. Ну, как англичанину врубиться в наш сленг? Когда читаешь: «Стал вредным я и мелочным, / Глухим на оба уха, / Давно не тянет к девочкам, / Тем более — к старухам. / И в дворницкой под лестницей / Года мои проходят. / Давно пора повеситься — / Все руки не доходят» — наверно, такое в России поймут лучше.
— Давно у вас роман с авторской песней?
— С детства! Первые стихи я еще в детском саду сочинил и до сих пор помню: «Сам генерал пожал мне руку дверью...» До того они мне понравились, аж ноги в кулак сложились! Я по жизни «себе на уме», оттого, наверно, и пишется.
И Гамлетом был я, и мрачным Отелло,
И чистой страницей, и грязным бельем.
Но это не ваше собачее дело,
А это собачее дело мое...
В общем, люблю я это «собачее дело» — сочинять стихи...
— Нет желания воскресить бардовский ТВ-проект «Гнездо глухаря», имевший в свое время высокий зрительский рейтинг?
— Лично у меня — ни малейшего. Мне вся эта история с «Гнездом глухаря» на ТВ тяжело далась, я почти ничего не писал, пока делал программу. Я больше потерял, чем нашел, — до сих пор восстанавливаюсь. Сейчас у меня есть новые стихи, двенадцать новых песен, диск вышел. Совершено не хочется влезать в старую шкуру. К тому же финансовая зависимость от спонсоров мало вдохновляет.
— Но ведь проект «Гнездо глухаря» существовал и раньше телепередачи. С чего все начиналось?
— С меня: я плохо слышу — это классно! В нашем мире лучше чего-нибудь недослышать... На самом деле, мысль была митяевская (Олег Митяев — известный бард. — М.Г.), я только название подарил. Сперва это было такое движение «за идею» — мы выступали бесплатно до тех пор, пока не раскрутились.
— Говорят, что шансон вытесняет авторскую песню, так ли это?
— В старом клубе «Гнездо глухаря» изначально планировалось два зала: большой для бардов и малый для шансонье. Ничего не вышло. В театре «Перекресток» у Виктора Луферова пытались объединить джаз, рок, шансон и бардов — и снова не получилось. Смешивать нельзя — аудитории разные. Что касается шансона, наш народ привязан к блатной лирике — кто-то сам сидел, у кого-то брат или кум, или сват «на зоне», а кое-кто и лагеря застал. Этой публике нужен шансон, который наконец оформился как жанр, перестал быть маргинальным фольклором и выплеснулся в эфир. У бардов другой слушатель. Правда, в одной передаче с Ксенией Стриж (популярная ведущая на «Радио шансон». — М.Г.) и Мищуков, и Митяева, и Высоцкого с Галичем записали в шансонье, хотя и ребенку понятно, что качество их песен, мягко говоря, иное, чем у хитов на «Радио шансон».
— Вы можете обозначить критерий качества?
— Легко! Это когда слушаешь — и мурашки на загривке. То, что Набоков называл «священный трепет вдоль хребта». Но и слушатель должен быть искушенный, не «от сохи». Хотя я в русских деревнях, в самой глубинке, встречал людей с потрясающим поэтическим слухом.
— Коммерциализация в КСП (клуб самодеятельной песни) — это плохо?
— Она не в КСП, она в жизни. Возьмите хоть симфонический концерт — вы что, никогда не видели логотипов «Газпрома» над сценой консерватории? Есть жанры, которым без поддержки не выжить. Раньше они зависели от государства, сегодня — от двух-трех добрых дядей. Среди КСПшников имеется несколько человек, которым улыбнулась удача в бизнесе, и на их деньгах сидят все остальные, потому что билеты где-нибудь в Омске или в Донецке никогда не будут стоить, как в Москве, а ведь надо еще и гонорары выплачивать! То, что происходит в КСП, — нормальная профессионализация в струе обычного рынка.
— Что самое главное в авторской песне?
— Вовремя закусить! Ладно, шучу. Самое главное — возникающий диалог, ты в нем оставляешь свои мысли, чувства, душу. Вообще-то для песни это перебор. Песня — круговое действо: сели, попели, выпили, еще попелиѕ Бардам свойствен крен в индивидуализм — к очень личной манере исполнения, к особости слова. Кстати, вы замечали, что у самых лучших авторов песни возвращаются «в народ»? Но, на самом деле, авторская песня живет по тем же законам, что и любой другой жанр искусства.
— Вы — счастливый человек?
— Я не просто счастливый — я невероятно счастливый! Я пережил три революции, двух президентов, множество эпох! Ни в одном государстве не было столько перемен — а я тут жил, и все это видел! Хотя не все нравилось. Дефолт 1998 года, например, оказался отвратительной штукой, я на нем столько потерял! Вернее, стольких. До девяносто восьмого я был богат, зарабатывал пять тысяч долларов в месяц! Потом случился август — я думал, ну, утрясется все как-нибудь, пересидим... и оказался в сплошных долгах. И, как ни странно, стало так легко — я понял, что и впрямь не в деньгах счастье... А сейчас я из Лондона привез целую пачку фунтов! Не верите? Жена тоже не поверила и правильно сделала. У них купюры бывают только по пятьдесят фунтов и по двадцать — ими-то мне весь гонорар и выдали. Я домой приехал, «смотрите, — говорю, — мы опять богатые! Недели на две...»
СКРИПАЧ
Михаил Кочетков
Посвящается моему дедушке Захару Самуиловичу
Мой дедушка старый, но добрый старик
Мечтал, что я стану большим скрипачом
И даже в далеком Милане
Я буду играть на концерте...
А внук его глупый закатывал крик,
Ведь он не хотел быть большим
скрипачом, —
Он плавать мечтал в океане
На старом пиратском корвете.
Среди акул и альбатросов мечтал
стоять он на борту,
Слегка подвыпившим матросом,
с огромной трубкою во рту,
Крича в бою осипшим басом:
«На абордаж, орлы, вперед!»
И быть огромным, одноглазым
и даже раненым в живот.
Как он мечтал из океана вернуться
на родной причал,
Веселый, раненый и пьяный —
о, Б-же мой, как он мечтал!
В портовом кабаке «Ривьера»,
ее в объятьях задушив,
Орать «А ну, скрипач, холера!
Сыграй мне чо-нить для души!..»
Но время проходит, и дедушки нет,
Он больше не будет стоять над душой,
Теперь-то ему безразлично,
Что внучек — скрипач в ресторане...
Он по вечерам достает инструмент
И мучает скрипку — и всем хорошо.
Ему ж это все безразлично —
Ведь он далеко в океане.
Среди акул и альбатросов мечтал
стоять он на борту
Слегка подвыпившим матросом
с огромной трубкою во рту,
Крича в бою осипшим басом:
«На абордаж, орлы! Вперед!»
Быть одноногим, одноглазым
и даже раненым в живот.
Как он мечтал из океана вернуться
на родной причал,
Веселый, раненый и пьяный —
о, Б-же мой, как он мечтал!
В портовом кабаке «Ривьера»,
в ее объятьях умереть,
Крича: «А ну скрипач-холера!
Давай играй! Я буду петь!..»
Он спел бы под скрипку про скрип
старых мачт,
Про боцмана — злую собаку.
А маленький, злой, одинокий скрипач
Играл бы на скрипке — и плакал...
Из досье:
Михаил КОЧЕТКОВ
Родился 6 мая 1961 г. в Москве. Окончил Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (1984). Актер. Участник творческого объединения «Первый круг». Песни пишет с 1979 г. С декабря 1995 на коммерческом телеканале «Телеэкспо» вел в прямом эфире песенную передачу с участием бардов «Гнездо глухаря». Организовал в Москве бард-кафе «Гнездо глухаря», где выступают барды. Автор книги «Два алкоголика на даче». В апреле 2003 года выпущен диск «Когда накроюсь медным тазом...»
