Майкл Милкен

Майкл МИЛКЕН // 'Мусорщик' из Беверли-Хиллс

Профессию финансиста, наверное, нельзя назвать первой (или даже второй) древнейшей. Но, тем не менее, она существует уже не одно столетие. И все же в финансах происходят порой такие повороты, которые полностью преобразуют всю экономику и открывают новые направления технических прорывов.

Почему нам деньги некуда девать

Нравится ли вам тот процент, который банк начисляет по вкладу? Неужели нравится? Может быть, он даже покрывает инфляцию и вам удается реально сберечь деньги от обесценивания?

Ответ можно не давать. И так все ясно. Кстати, проблема низкой доходности сбережений существует не только на нашем слаборазвитом рынке, но и на зарубежных, высокоразвитых. Причем касается это не только банков, но также инвестиционных и пенсионных фондов. То есть всех финансовых структур, которые не хотят рисковать, предпочитая надежность доходности.

Если банк или фонд дает нам низкий процент, то, как правило, это означает, что на вложенные деньги у бизнеса нет спроса. Точнее, бизнес готов взять кредит только за очень низкую плату.

А теперь спросим представителей бизнеса (особенно малого и среднего), легко ли им получить кредит? Действительно ли банкам с фондами деньги некуда девать и они бегают за каждым встречным, уговаривая его прибегнуть к их услугам?

И в этом случае ответ не понадобится. Тех, кто легко может на финансовом рынке в любой момент добыть любую нужную сумму, наверное, не больше, чем тех, кому нравится процент, начисляемый по его вкладу.

Так в чем же дело? Почему те, кому нужны деньги для ведения бизнеса, не могут сойтись с теми, кто хочет получить доход на вложенный капитал? Почему и те, и другие недовольны, хотя, казалось бы, легко могут удовлетворить друг друга?

Все дело в рисках. Мы кладем деньги в крупный банк под низкий процент вместо того, чтобы напрямую одолжить их фирме "Шарашкин и контора". И мы знаем, что в банке, скорее всего, их не потеряем, тогда как из г-на Шарашкина может выйти как новый Билл Гейтс, так и новый Сергей Мавроди.

А теперь взглянем на дело глазами г-на Шарашкина, который точно знает про себя, что он не жулик, а также почти точно знает, что талантлив, как Гейтс, и при наличии хорошего инвестора может раскрутиться до миллиардных оборотов. Но инвестор ему денег не доверит, и, следовательно, бизнес не состоится.

Если прикинуть, сколько в мире таких несостоявшихся Гейтсов, то нетрудно понять, насколько недоиспользуется хозяйственный потенциал человечества. Вместо того чтобы работать в самых прибыльных сферах бизнеса, сотни миллиардов долларов вкладываются во всякую туфту, не способную принести инвесторам хоть сколько-нибудь стоящего дохода.

В развитой стране в период благоприятной конъюнктуры инвестор больше склонен к риску, и новый бизнес получает свой шанс. Но там, где жулик на жулике сидит и жуликом погоняет, дела обстоят весьма печально. И столь же печально они обстоят там, где только что прошел кризис, вызвавший падение производства, череду банкротств и крупные потери капиталов.

Падшие ангелы

США середины 70-х гг. как раз представляли собой печальную картину. Только что по стране пронесся самый сильный со времен Великой депрессии кризис. Экономика должна была бы постепенно становиться на ноги, но напуганные инвесторы опасались доверять свои деньги предпринимателям.

Они легко вкладывались в облигации "голубых фишек", т.е. тех преуспевающих крупных компаний, которые имели хорошие показатели, а потому, согласно рейтингам Moody's и Standard & Poor's, являлись достаточно надежными. Но забюрократизированные "фишки" не способны были на прорыв в высоких технологиях. А те парни в драных джинсах, которые были на многое способны, не имели доступа на финансовый рынок. Кто купит облигацию, эмитированную волосатым компьютерным гением в очках с толстыми стеклами и с прыщами на лице?

Молодому руководителю подразделения нью-йоркского инвестиционного банка Drexel Burnham Майклу Милкену такое положение дел очень не нравилось. Он полагал, что Wall Street глубоко заблуждается, предпочитая работать лишь с "голубыми фишками". Конечно, если ты инвестируешь в фирму, не имеющую соответствующей репутации, то можешь легко потерять деньги. Но можешь и заработать. Причем, как показывали сделанные Милкеном оценки, вероятность потери невысока.

А если застраховать инвестиции, вложив, к примеру, капитал сразу во много неименитых компаний, то банкротство одной-двух будет с лихвой перекрыто успехом остальных. А если еще и постараться, подкупив какого-нибудь сотрудника, получить инсайдерскую информацию о том, что реально происходит в интересующей нас компании, то вероятность успешного вложения вырастет во много раз.

И самое главное. Милкен невысоко ценил рейтинговые труды Moody's и Standard & Poor's, поскольку они могли говорить лишь о прошлом. О том, что видно из отчетности компании. Но на дворе был конец ХХ века, и Милкен понимал: впереди новый технологический прорыв, в котором успеха добьется, как уже бывало раньше, не самый благополучный, а тот, кто угадает характер меняющихся потребностей общества, предложив рынку товар, эти потребности удовлетворяющий.

Рисковые компании обеспечат гораздо большую доходность, чем "голубые фишки". А потому надо помочь "молодняку" выпустить облигации (инвестиционные банки в США как раз и занимаются тем, что эмитируют и размещают для своих клиентов ценные бумаги). Труды окупятся с лихвой, поскольку заемщики с радостью пойдут на то, чтобы часть своих будущих высоких прибылей отдать кредиторам, обеспечившим в нужный момент поступление нужной суммы.

Поняв все это, Милкен бросился на штурм огромного сегмента рынка ценных бумаг, пытаясь вдохнуть в него новую жизнь. Облигации, которыми он занялся, уже имели свое название - junk bonds (мусорные или бросовые бумаги).

Дело в том, что облигации старых разорившихся компаний превращались фактически в мусор, не имеющий никакой ценности. Таким образом, на всем огромном фондовом рынке возникло противопоставление бумаг ходовых, прибыльных и бумаг неходовых, мусорных. Понятие junk bonds в конечном счете охватило как те бумаги, которые не привлекают инвестора из-за провала старой компании ("падшие ангелы", как называют их в США), так и те, которые не привлекают по противоположной причине - из-за молодости компании и отсутствия у нее впечатляющей кредитной истории. Милкен, естественно, занялся облигациями тех, кто подает надежды.

Мишка-облигация

Наш герой появился на свет в 1946 г. в еврейской семье, проживавшей в Калифорнии, неподалеку от Лос-Анджелеса. С детства он отличался неплохими математическими способностями. Кроме того, с 10 лет понемногу привыкал к финансам, помогая отцу-бухгалтеру составлять свою отчетность.

В 1966 г. Майкл поступил в Беркли и спустя два года женился на своей однокурснице, которая затем родила ему троих детей. Окончив университет бакалавром, он сделал окончательный выбор в пользу бизнеса, переехал на восточное побережье и поступил на работу в Drexel Burnham (1970 г.). Одновременно Милкен продолжал учиться в Уортонской школе бизнеса и финансов при Пенсильванском университете, где в итоге получил квалификацию MBA.

Drexel представлял собой старую англосаксонскую контору, проникнутую антисемитским душком, порождавшимся острой конкуренцией с целой группой еврейских по происхождению инвестиционных банков, доминировавших на Wall Street. Молодой, но быстро лысеющий маклер был неучтив и нелюдим, а потому оказался изгоем среди жизнерадостных коллег. Он сидел в углу торгового зала Drexel и методично выстраивал свой рынок. Вкалывать приходилось чуть ли не круглосуточно.

Но в конечном счете трудозатраты окупились. Милкен заработал столько денег, что просто не мог не сделаться боссом. К тому моменту, когда Америка начала потихоньку выходить из кризиса, 30-летний бизнесмен получил возможность реализовать свою годами вынашиваемую идею раскрутки мусорных облигаций.

В 1975 г. в США произошла некоторая либерализация фондового рынка, в результате чего инвестиционные банки с Wall Street потеряли фактически имевшуюся у них ранее монополию на обслуживание клиентуры. Drexel нуждался в новых идеях, позволяющих удержать позиции, и Милкен получил карт-бланш.

Убедить молодых предпринимателей выпустить облигации с высокой доходностью было нетрудно. Банковский кредит обходился им еще дороже. Сложнее оказалось убедить потенциальных инвесторов вложить деньги в мусорные облигации.

Милкен носился по всей Америке, встречался с руководителями сберегательных банков и пенсионных фондов, кормил их обедами, а за едой убеждал в том, что именно мусорные облигации могут принести возглавляемым ими структурам по-настоящему высокий доход. Дабы выглядеть представительнее, он прикрывал лысину париком, но злые языки говорили, что тот ему не идет и Милкен выглядит так, будто у него на голове лежит шкурка дохлого хомячка.

Порой к его мнению прислушивались, иногда отшивали. Милкен был нагл, высокомерен и отваливал от потенциального клиента со скандалом. Но постепенно усилия стали приносить плоды. Все чаще удавалось доказать потенциальному клиенту, что при одновременном вложении денег в облигации сразу нескольких компаний риск почти сводится к нулю.

Первую операцию на "мусорном рынке" удалось провести в 1977 г. А уже в 1978 г. Милкен убедил начальство перенести отделение мусорных облигаций Drexel в Беверли-Хиллс - элитарный район под Лос-Анджелесом, где проживают звезды Голливуда. Одновременно Милкен стал вице-президентом Drexel.

Этой операции по переносу офиса, весьма странной для инвестиционного бизнеса, ранее всегда стремившегося быть поближе к Wall Street, даются разные объяснения. Кто-то полагает, что близость к Голливуду должна была символизировать воплощение американской мечты о восхождении из грязи в князи посредством размещения мусорных облигаций. Кто-то патетично указывает на то, что Майкл хотел находиться поближе к тяжелобольному отцу.

Но, думается, дело обстоит гораздо проще. Калифорния уже тогда становилась самым динамичным штатом Америки, где стремились встать на ноги молодые компании из сферы высоких технологий. Милкен хотел быть поближе к ним, чтобы легче было отбирать наиболее перспективных клиентов. В том числе и с помощью получения инсайдерской информации. Милкен изучал не прошлое американского бизнеса, как делали рейтинговые агентства, а его будущее. И для этого требовалось находиться именно там, где будущее зарождалось.

Отец Силиконовой долины

Считается, что мало найдется компаний в Силиконовой долине, которые так или иначе не воспользовались бы финансированием, организованным Милкеном. А из грандов высокотехнологичного бизнеса Билл Гейтс чуть ли не единственный обошелся без эмиссии мусорных облигаций.

Тед Тернер создавал CNN, прибегнув к новому способу финансирования. MCI формировала первую в США оптико-волоконную сеть на "мусорные" деньги. Система кабельного телевидения тоже растет отсюда. А Barnes & Noble создала чрезвычайно удобную и на вид патриархальную сеть книжных магазинов, в которых можно просто сидеть и читать свежий томик за чашечкой кофе (что я сам лично делал как-то раз в Чикаго). Да и старые компании, нуждавшиеся во вливании свежей крови, не брезговали "мусором". Walt Disney, Time Warner, Revlon - "все промелькнули перед нами, все побывали тут".

Милкен умудрился совместить в своем бизнесе традиционный для американского предпринимателя напор с глобальным видением перспектив развития человечества, характерным лишь для лучших аналитиков. Отсюда и результат.

Развитие рынка мусорных облигаций превзошло в первой половине 80-х гг. все возможные ожидания. Если в 1970 г. объем данного сегмента рынка был близок к нулю, то в 1981 г. величина новых эмиссий составила $ 839 млн., а в 1985 г. - $ 8,5 млрд. Порядка двух третей рынка контролировал лично Милкен.

В целом же к 1987 г. эмитировано было облигаций на $ 53 млрд. Посчитать же сколько-нибудь точно те сотни миллиардов долларов оборотов и те сотни тысяч рабочих мест в реальном секторе экономики, которые были порождены мусорными облигациями, вообще не представляется возможным.

С размахом, характерным для нувориша, на которого сыпался золотой дождь, Милкен закупил в Беверли-Хиллс чуть ли не целый бульвар. Табличка на дверях офиса указывала не на Drexel, а на самого Милкена. Работать у него становилось престижно и чрезвычайно выгодно, а потому лучшие кадры инвестиционного бизнеса бросали глотать нью-йоркскую пыль и перебирались в Беверли-Хиллс, где новый босс встречал их с распростертыми объятиями.

Рабочий день из-за разницы во времени с Нью-Йорком начинался в полпятого утра (одновременно с началом дня на Wall Street) и шел в бешеном темпе. Но зато Милкен просто заваливал своих сотрудников деньгами. Один менеджер средней руки, проработав лишь три месяца, вдруг обнаружил, что получил очередную зарплату на сотню тысяч долларов больше, нежели ему полагалось. Он счел это бухгалтерской ошибкой и сообщил боссу. "Нет, - сказал Милкен, - это не ошибка. Просто нам ужасно нравится, как ты работаешь".

Другой сотрудник получил премию, на несколько миллионов превышающую обычный и без того немаленький уровень. Когда он буквально-таки замер от неожиданно подвалившего счастья, Милкен подошел и спросил: "Ну, как тебя еще ублажить?"

Вчерашний изгой и нелюдим работал теперь в окружении нескольких десятков элитных сотрудников, многие из которых быстро превращались в миллионеров. Милкен не стал заводить себе отдельного кабинета и восседал в центре огромного стола, расположенного в торговом зале компании и смонтированного в виде буквы Х. В 1987 г. он получил зарплату, превышающую полмиллиарда долларов, но не утихомирился, а еще активнее стал расширять мусорный бизнес.

"Равноудаление олигарха"

Это его и погубило. Если раньше финансы были узким местом, сдерживающим рост экономики, то постепенно таким местом становились инновации. Милкен мобилизовал такой объем ресурсов, что деньги вновь стало некуда девать. Молодые энергичные компании из Силиконовой долины, конечно, нуждаются в средствах, но даже они не способны автоматически конвертировать каждый аккумулируемый доллар в гениальные разработки.

А аппетиты инвесторов, почувствовавших вкус золота, в середине 80-х гг. все больше нарастали, и Милкен, соблазненный безумными доходами и колоссальной властью, намеревался их удовлетворять. Постепенно он все больше стал уделять внимание тому сегменту мусорного рынка, на котором располагались бумаги "падших ангелов". Своим гениальным чутьем он определил, что эти бумаги рынком недооценены. Если скупить облигации такого "ангела" и предъявить их к оплате при первой возможности, то есть реальный шанс захватить компанию. А затем, проведя реструктуризацию и подняв общественный интерес к захваченному имуществу, продать его по возросшей цене.

Что ответил Ричард Гир в фильме "Красотка" на вопрос Джулии Робертс о характере его занятий? "Я покупаю компании, затем делю их на части и продаю. Так выходит дороже". По сути дела, подобным малопочтенным делом и занялся Милкен во второй половине 80-х гг. Причем занялся со всем свойственным ему пылом. Говорят, как-то он произнес нечто вроде: "Мы нападем на Ford, General Motors и IBM, заставив их дрожать от страха".

У американцев есть шутка, не лишенная доли истины. Что такое инвестиции? Это просто неудавшиеся спекуляции. По иронии судьбы, для Милкена спекуляции стали формой выхода из затруднений, испытываемых с инвестициями.

Вместо того чтобы притормозить, он стал подыскивать себе не столько партнеров, сколько жертвы. А найдя жертвы, стал все больше средств вкладывать в охмурение инвесторов. В Беверли-Хиллс закатывались роскошные балы, демонстрировавшие богатства, произраставшие из "мусора". Там пели Дайана Росси и Фрэнк Синатра, причем последний открыто агитировал за вложения в мусорные облигации. В прессе эти действа получили название "бал хищников". В результате все новые и новые миллиарды долларов включались в дело, напоминавшее теперь уже не столько развитие экономики, сколько азартную игру.

Репутация Милкена портилась. Хотя он создал бизнес, поднявший доходы миллионов американцев, недружественные поглощения компаний вызывали скандалы и создавали в глазах левых интеллектуалов образ Милкена как обычной акулы капитализма, ищущей лишь возможность нажиться на чужих трудностях. Да и коллеги с Wall Street, балдевшие от тех денег, что утекали мимо их карманов в направлении Беверли-Хиллс, помогали формированию вокруг Милкена соответствующей атмосферы. Тучи сгущались.

А тем временем в Нью-Йорке быстро делал карьеру молодой амбициозный прокурор Рудольфо Джулиани, нацелившийся на пост мэра этого гигантского мегаполиса. В 1989 г. он наехал на одного из партнеров Милкена, нарушившего закон при захвате очередного падшего ангела.

После того как лопухнувшегося парня слегка потрамбовали, тот сдал своего шефа. Никто, собственно говоря, и не сомневался в том, что за махинациями стоит сам Милкен. Все только и ждали, когда наглый олигарх окажется за решеткой. Естественно, сам по себе бизнес на мусорных облигациях не был уголовно наказуем, но Джулиани нашел, за что зацепиться.

Из князи да в грязи

В 1990 г. Милкен пошел на компромисс с правосудием. Он признал себя виновным в некоторых махинациях, дабы снять обвинения в более тяжких преступлениях. Джулиани удовлетворился и стал мэром Нью-Йорка - одним из самых известных за всю историю города. А "махинатору" суд вкатил на полную катушку - 10 лет тюрьмы, $ 1,1 млрд. штрафа и пожизненный запрет на участие в любых финансовых операциях. Не высовывайся.

Drexel обанкротился. Обанкротился и ряд сберегательных банков, вложившихся в мусорные облигации. Общество под воздействием процесса Милкена отшатнулось от вложений в рисковые компании, выплеснув вместе с водой и ребенка.

Тем временем ноу-хау Милкена было использовано самым неожиданным образом в глобальном экономическом пространстве. Многие латиноамериканские страны тогда имели очень нехорошую привычку периодически доходить до дефолта, что вынуждало крупные банки, международные финансовые организации и Минфин США постоянно заниматься их долгами. Все были возмущены перманентным бардаком, но никто ничего не мог поделать с темпераментными "латинос".

И вот в 1989 г. министр финансов США Николас Брэйди конвертировал эти долги в облигации, которые могли по всему миру выкупаться пенсионными и инвестиционными фондами, а также частными лицами. Иначе говоря, так называемые "бумаги Брэйди" стали разновидностью мусорных облигаций Милкена.

Инвесторы теперь покупали обязательства стран, которые демонстрировали ответственную политику, и сбрасывали бумаги тех, у кого в финансах царил бардак (помните российский дефолт 1998 г.?). С тех пор "демократизация долга" чертовски способствовала росту ответственности у тех, кто хотя бы раз наступил на грабли.

А Милкену в 1991 г. скостили срок до двух лет. Выйдя на свободу, он обследовался у врача, и тот констатировал рак простаты. Медицина, в отличие от суда, не дала Милкену даже двух лет. Ему оставалось не больше года жизни. Судьба отыгрывалась за ту пруху, которая шла Милкену в 70-80-х гг.

Но все же в его жизни произошло еще одно чудо. Он включил в борьбу за жизнь все свои внутренние ресурсы. Чудовищная энергия, устремленная ранее в бизнес, пошла теперь на самовыживание. Милкен медитировал, занимался йогой, стал вегитарианцем. Он бросился искупать "грехи молодости", пустив огромные суммы на благотворительность. В первую очередь, был создан онкологический институт.

И болезнь отступила. Милкен жив по сей день. Живо и то главное дело, в которое он вложил свой финансовый гений. Страх перед мусорными облигациями у общества, в основном, исчез, хотя урок авантюризма второй половины 80-х гг. в целом пошел бизнесу на пользу. Инвесторы сегодня меньше верят в чудеса. И это при том, что в современной глобальной экономике деньги гораздо легче преодолевают преграды на пути превращения из сбережений в инвестиции, способствуя появлению новых высокотехнологичных и конкурентоспособных проектов. Но сам Милкен в этом бизнесе уже не участвует.

Он попытался было заняться хотя бы консалтингом, но суд чуть было вновь не упек его за решетку, сочтя это нарушением запрета, наложенного в 1990 г. Все заработанное вновь пришлось отдать государству. Сегодня личное состояние Милкена сравнительно скромно - всего $ 775 млн. (даже меньше нажитого им за 1986-87 гг.), и он открывает лишь четвертую сотню в списке американских богачей, составляемом ежегодно журналом Forbs.

Главное, что он создал за последние годы, - кулинарная противораковая книга. Говорят, это настоящий бестселлер.