Майкл Лукас

Почему они занимаются сексом

Вы можете называть его как угодно, можете зажимать нос и плеваться – ему все равно. Он делает то, что любит. Он живет так, как считает правильным. Его американская мечта воплотилась в жизнь. Он счастлив. А недавно 36-летний Майкл Лукас стал еще счастливее: после восьми лет совместной жизни он и 54-летний Ричард Уингер скрепили свои отношения брачными узами в Лос-Анджелесе.

Приятный голос Майкла с раскатистым "р" приветливо ответил на мой звонок. Мы договорились, что встретимся у него в офисе. Лукас комфортно устроился: его дом, шикарные многоуровневые апартаменты, находится рядом с киностудией. Поднявшись на лифте на второй этаж, я почувствовала себя Алисой в Стране чудес – женщина с традиционной сексуальной ориентацией в офисе, полном дружелюбных геев-мужчин.

Позже оказалось, что в студии кроме меня была еще одна особа женского пола: Майкл представил мне очень хорошего оператора – единственную женщину в индустрии порнографических фильмов для гомосексуалистов. В России его называют "королем нью-йоркского порнобизнеса", а в Нью-Йорке, подчеркивая национальный колорит, — "царем порно для геев". Начав с карьеры в модельном бизнесе, он стал сниматься в порнофильмах, а затем открыл в Нью-Йорке свою киностудию Lucas Entertainment, которая приносит ему миллионы долларов дохода и регулярные разборки в судах.

Майкл родился в Москве в интеллигентной еврейской семье у папы-инженера и мамы-филолога. Тогда его называли Андреем, и фамилия у него была не Лукас (по просьбе моего собеседника я упоминать ее не буду).

Неожиданно философской получилась у нас беседа с порномагнатом. Я читала высказывания Майкла и видела интервью с ним, где он не стесняется в матерных выражениях на обоих языках. Но передо мной он предстал — если эти слова можно отнести к гомосексуалисту — истинным джентльменом. Мне даже грустно оттого, что природа лишает нас таких замечательных представителей мужской половины. Супруг Лукаса, высокий, статный, симпатичный Ричард, с которым я лишь однажды перебросилась фразами, тоже произвел на меня самое благоприятное впечатление.

Эх, милые женщины, какая потеря!

— Майкл, каким было ваше детство?

— Счастливым. Самые яркие впечатления — наша дача. Каждое лето мы ездили с бабушкой, дедушкой и родителями в Кратово, это по Казанской железной дороге. А жили мы в центре Москвы — сначала на Кутузовском проспекте, потом переехали на Дорогомиловскую.

— Кстати, как вам современная Москва?

— По-моему, там произошли ужасные изменения: "низы" полностью обнищали, а богатые стали слишком богатыми. Прослойки среднего класса не существует или она очень маленькая. По Марксу, это предреволюционная ситуация. При том, что сейчас цены на нефть упали и в России ничего не производят, я думаю, там к власти придет какой-нибудь диктатор, ведь дальше так продолжаться не может. А как сейчас люди начнут беднеть, какой будет удар для них, экономический!..

— В России нетерпимо относятся к тем, кто "не как все". Недавно вы были в Москве. Не опасно было по улицам ходить?

— Ну, я по ним не ходил — я по ним ездил. Мой брат, преуспевающий бизнесмен в риэл-эстейт, обеспечил меня и машиной, и шофером, который был одновременно еще и охранником. Брат прожил в Нью-Йорке три года – я ведь всю семью в Америку увез. Но ему позвонил друг и предложил отличную работу в Москве, он вернулся и сделал там большие деньги.

— На юриста поступили учиться по настоянию родителей?

— Естественно. Они хотели, чтобы сын стал адвокатом. А я, как окончил Московскую юридическую академию, сразу же уехал, потому что всегда этого хотел. Когда приехал в Нью-Йорк, понял: здесь мой дом. А в России я не чувствовал себя дома. Это не моя страна. После эмиграции я приезжал туда только в 2001 году, чтобы забрать родных. И сейчас, по прошествии восьми лет, у меня возникло странное ощущение, будто я попал в чужую страну, словно не со мной все это было: я знаю все улицы, прекрасно ориентируюсь, но будто там жил не я.

— Как удалось уехать?

— Пока учился, параллельно работал в Москве моделью для фирмы Wеlla, с нею в 1995 году поехал в Германию на конкурс — они мне сделали визу. И остался.

— И работал проституткой в Берлине, как пишут в газетах?

— Я никогда не жил в Берлине. Я жил в Мюнхене, а до этого в Париже. В эскорте тоже никогда не работал. А в порнобизнес попал просто: разослал фото в разные компании. Меня пригласила сниматься самая крупная. В 1997 году я приехал в Нью-Йорк, а через год открыл свою студию. Сначала офис был в квартире, потом постепенно расширялся, и вот сегодня мы здесь. Новичку трудно пробиваться: тебя никто не знает. А потом, если ты сделал себе имя, оно открывает все двери. Когда компания была неизвестна, актеры просили большие деньги, а теперь готовы сниматься почти даром — ради престижа.

— Пишут, что в студию вложил деньги ваш бойфренд Ричард, австрийский инвестор.

— Я ни у кого не брал денег. Я начал дело на свои сбережения, поэтому оно развивалось медленно. Считают, что если Ричард состоятельный мужчина, то он обязательно вкладывает деньги в мой бизнес. Это неправда. Это мой бизнес. Я всегда тяжело работал, вкалывал. Не могу похвастаться везением: манна небесная на меня не сыпалась. Все, что я имею, я заработал сам.

— Как родители относятся к вашему занятию?

— Семья, включая и бабушку, и дедушку, меня всегда и во всем поддерживала и поддерживает. Мне очень повезло с семьей. Мама всегда считала, что я самый замечательный и гениальный и все, что я делаю, прекрасно и колоссально. К сожалению, она умерла от рака…

— Примите мои соболезнования. А в свою работу вы семью вовлекали?

— Нет, зачем? Мой брат, когда приехал в Америку, некоторое время занимался компьютерами в моем офисе. Больше никто из родных никакого отношения к моему бизнесу не имел. Отец по приезде гулял с собакой, помогал по дому, я ему, естественно, платил за это. Когда мама умерла, мы похоронили ее в Москве...

— Говорят, у вас еще и морская свинка живет, которую вы из Перу привезли.

— На самом деле морскую свинку мне мама подарила. Перед одним интервью я был в Перу. Журналист спросил про свинку, и вот что в результате получилось.

— Все смешалось в доме Облонских...

— Как сказал Лев Толстой. Забавно... Он, кстати, мой любимый писатель. Я только что перечитал "Анну Каренину" — считаю его лучшим романом всех времен. Люблю русских писателей. Из американских — Драйзер нравится, Хемингуэй. Но в основном сейчас читаю беллетристику и много о политике.

— Кому из кандидатов на президентских выборах вы симпатизировали?

— Впервые не ходил голосовать. Маккейн мне не нравится по многим причинам. А за Обаму отдавать голос тоже не хочу, но не потому, что он черный. Мне кажется, евреям быть расистами — самое идиотское дело, потому что нас всегда притесняли, как и черных. Меня удивляет расизм, характерный для русско-еврейской общины Нью-Йорка: у нас судьбы с черными очень схожие. А не ходил я за него голосовать, потому что не уверен, что он будет относиться хорошо к Израилю, который имеет колоссальное для меня значение. Мне не нравится, что родственники Обамы — из мусульманской страны, из Кении. Мне не нравится, что его пастор Райт ненавидит белых людей, ненавидит Израиль. Я не пошел голосовать, потому что не хотел бы плюнуть в лицо самому себе.

— Израиль дорог вам из-за корней?

— Это страна, которая всегда тебя примет, если что-то случится.

— Как там гомосексуалистам живется?

— В Тель-Авиве потрясающая община геев. Мужчины спокойно ходят по улицам, держась за руки: никто не смотрит на них с осуждением или с усмешкой.

— На русских вебсайтах я читала, что вы ездили в Израиль и на дискотеке для солдат устраивали оргии...

— Оргии?! Как же можно сказать "оргии"? Но-но-но. Я каждый год бываю в Израиле и устраиваю шоу в больших клубах. Я ездил туда во время войны с "Хизбаллой", потому что мне хотелось поддержать еврейский народ в трудный момент. Я летел в пустом самолете. Никто из звезд — ни Барбра Стрейзанд, ни Бетт Мидлер — не поехали туда. Так что это еще вопрос, кто больший патриот — я или все эти евреи Америки. Если начнется еще какая-то война, я тоже буду там.

— Когда вы осознали, что не такой, как все?

— В период полового созревания. Я не бисексуал. Я встречался с девушками, но при этом всегда знал, что мне нравятся мужчины. В России, как и на Брайтон-Бич, люди не понимают, что ты не можешь стать геем, ты можешь им только родиться. Это генетика, это гормональное: так же, как ты рождаешься мужчиной или женщиной, черным или белым, ты можешь родиться геем или лесбиянкой. И никто от этого не застрахован, и это невозможно изменить. Если бы русские в России и Америке сделали это простое открытие, среди них не было бы столько гомофобов. В России вообще долгое время не было сексуального воспитания. Мы ничего не знали про гомосексуалистов, кроме того, что их сажают в тюрьму. А кому туда хочется? Но в данной ситуации человек не может сделать выбор: это происходит на генетическом уровне. Ученые это доказали, а кто сомневается в этом – темные люди. Старухи и старики с Брайтон-Бич и многие в России просто невежественны.

— К русской части Бруклина теплых чувств, значит, не питаете?

— Я сразу поселился в Манхэттене. С русской общиной Бруклина знаком только понаслышке, приезжал туда к родителям и ни с кем, кроме них, там не общался.

Очень хорошо и удобно, что есть Брайтон-Бич, особенно для моей бабушки: она живет среди русских людей, может свободно общаться, потому что не говорит по-английски. С другой стороны, это большая помойка. Сама улица Брайтон-Бич совершенно ужасна, проходит под опорами сабвея, грохот, грязь... Бордвок, напротив, очень симпатичный, с ресторанами. Люди же на Брайтоне почти все ходят с таким выражением лица, будто им все обязаны. А им Америка ничем не обязана. Они должны быть благодарны, что им дают велфэр. Я, например, у Америки не взял ничего, я ей только дал. Я всегда работал и платил налоги. Ни на какие пособия не претендовал, хотя как еврей мог бы.

— Как Америка встретила гея-иммигранта?

— Здесь никакого значения не имеет, кто ты. Я никогда не чувствовал притеснений в Америке. Она относится к иммигрантам как к своим людям. Здесь меньше зависти. Напротив, когда чего-то достигаешь, тебя уважают, ценят. Я большой патриот Америки. А те, кто ее не любит, — люди с плохим воображением, которые воспринимают жизнь, как моя морская свинка, считающая, что ничего лучше ее клетки нет.

— Что нового можно снять в порно? "Камасутра" написана давно...

— Я ничего нового не пытаюсь сделать. Просто делаю старое более красивым и естественным. Я считаю себя больше документалистом. Я документирую секс. Сам акт я не режиссирую — все реально.

— Соитие – все же не публичное мероприятие, поэтому порнобизнес считают грязным делом...

— Да ради Бога! Любой шоу-бизнес грязный. Порно ассоциируют с наркотиками. Но это не так. Если посмотреть на актеров обычного кино, от Элизабет Тэйлор до Лайзы Миннелли, так они все употребляли наркотики. Почти все прошли через "рехаб" для знаменитостей — клинику Бетси Форд. Я же никогда не притрагивался к наркотикам, не курил, не пил. Можно не иметь никакого отношения к порнобизнесу, но жить грязнейшей жизнью и быть на самом дне общества. Я думаю, здесь не имеет значения, чем ты занимаешься.

— Что для вас секс?

— Ленин сказал, что секс должен быть таким же простым, как стакан воды. Я думаю, что сейчас вырос интерес к порнографии с сюжетной линией, потому что люди хотят знать, почему мужчина и женщина, или двое мужчин, или две женщины занимаются сексом. Это более привлекательно, когда есть мотив. Вообще я нерелигиозный человек. Я не верю в Бога. Это философский вопрос: он создал нас или мы его. Я считаю, что мы его создали из-за своих страхов — боязни жизни, будущего и смерти. Чтобы верить в другую жизнь, надеяться на помощь Всевышнего. Я никогда не видел, чтобы он кому-то помогал: сколько человек болели и молились, но все же умирали? Сколько человек во время войн молились, но все же погибали? Шесть миллионов евреев молились Богу во время Холокоста, но он их не услышал. Если Бог и существует, то он мне неинтересен, потому что он очень жестокий. Я не хочу верить в жестокого Бога.