Хватит, не хочу быть ни учителем, ни директором.
Хочу писать картины.
Вдруг у меня шевельнулась идея: не зайти ли
к Демьяну Бедному, он как раз живёт в Кремле, а во время войны мы с ним вместе служили в военной конторе.
Попрошу, чтобы он и Луначарский похлопотали: пусть меня выпустят в Париж.
Хватит, не хочу быть ни учителем, ни директором.
Хочу писать картины.
Все мои довоенные работы остались в Берлине и в Париже, где меня ждёт студия, полная набросков и неоконченных работ.
Поэт Рубинер, мой добрый приятель, писал из Германии:
"Ты жив? А говорили, будто тебя убили на фронте.
Знаешь ли, что ты тут стал знаменитостью? Твои картины породили экспрессионизм. Они продаются за большие деньги. Но не надейся получить что-нибудь от Вальдена. Он считает, что с тебя довольно и славы".
Ну и ладно.
Лучше буду думать о близких: о Рембрандте, о маме, о Сезанне, о дедушке, о жене.
Уеду куда угодно: в Голландию, на юг Италии, в Прованс – и скажу, разрывая на себе одежды:
– Родные мои, вы же видели, я к вам вернулся. Но мне здесь плохо. Единственное моё желание – работать, писать картины.
Ни царской, ни советской России я не нужен.
Меня не понимают, я здесь чужой.
Зато Рембрандт уж точно меня любит.
Марк Шагал. Из книги "Моя жизнь"
И он уехал. Сначала в Берлин, потом в Париж. Художник проживёт после своего отъезда ещё 63 года и прославит имя, которое так и просится в стихи: "Шагал за полотно шагал..."