Понятия "неизвестный Галлай" не может быть по определению. Летчик-испытатель Марк Галлай давал путевку в жизнь самолетам, представлявшим строгую государственную тайну, но сегодня эта техника стоит в музеях. Исследования, которые вел доктор технических наук Марк Галлай, давно рассекречены. Сорок с лишним лет назад полковник Галлай снял погоны, оставил самолетный штурвал и начал писать книги - так появился писатель Марк Галлай, благодаря которому весь Союз открыл для себя мир неба, летных испытаний, мир, где соседствовали романтика мужской работы и строгая проза научных расчетов.
Галлай Марк Лазаревич - заслуженный летчик-испытатель СССР (1959), доктор технических наук (1972), профессор (1994), писатель. Родился 3 (16) апреля 1914 года в Санкт-Петербурге. Работал токарем, учился в Ленинградском институте инженеров ГВФ, потом - в Ленинградском политехническом институте. С 1935 года летал на планерах и прыгал с парашютом в Ленинградском аэроклубе. С 1937 года работал инженером в ЦАГИ, без отрыва от работы окончил летную школу и в сентябре 1937 года стал летчиком-испытателем ЦАГИ. Участник Великой Отечественной войны. В июне 1943 года был сбит над территорией, оккупированной врагом, и выпрыгнул с парашютом. Нашел партизан Рогнединской партизанской бригады (Брянская область) и через 12 дней на самолете был вывезен за линию фронта. После этого вернулся на летно-испытательную работу.
В 1950 году был уволен из ЛИИ им. Громова (увольнение Галлай связывал с начавшейся в стране кампанией государственного антисемитизма). В 1950-1953 годах - летчик-испытатель НИИ-17; провел испытания радиолокационного оборудования истребителей-перехватчиков И-320 и Ла-200. В 1953-1958 годах - летчик-испытатель ОКБ В. Мясищева.
За время летной работы освоил около 125 типов самолетов, вертолетов и планеров. Звание Героя Советского Союза присвоено в 1957 году.
Начиная с 1958 года полковник М. Галлай - в запасе. В 1958-1975 годах работал в ЛИИ старшим научным сотрудником. В 1960-1961 годах - инженер-методист отряда космонавтов, работал с первой группой - "гагаринской шестеркой". С 1959 года был заместителем председателя методического совета Министерства авиационной промышленности СССР по летным испытаниям. Опубликовал около 30 научных работ. Преподавал в Московском авиационном институте, Академии гражданской авиации.
Известный писатель, автор многих популярных книг, посвященных авиации и летно-испытательной работе. Умер 14 июля 1998 года.
Именем Марка Галлая названа малая планета.
Понятия "неизвестный Галлай" не может быть по определению. Летчик-испытатель Марк Галлай давал путевку в жизнь самолетам, представлявшим строгую государственную тайну, но сегодня эта техника стоит в музеях. Исследования, которые вел доктор технических наук Марк Галлай, давно рассекречены. Сорок с лишним лет назад полковник Галлай снял погоны, оставил самолетный штурвал и начал писать книги - так появился писатель Марк Галлай, благодаря которому весь Союз открыл для себя мир неба, летных испытаний, мир, где соседствовали романтика мужской работы и строгая проза научных расчетов. Эти книги можно смело снимать с полки, они не стареют.
Понятия "неизвестный Галлай" не может быть по определению. Он участвовал в таких событиях, что, как ни скромничай, в тени не останешься. Он был человеком, вспоминать которого друзьям больно - потому что его нет, но и сладко - потому что они знали его. А друзья эти - люди пишущие, снимающие, умеющие рассказывать... Через разные этапы советской истории было суждено пройти Галлаю, но у него достало ума и мужества ни в чем не замараться. Красивая судьба сильного, достойного и талантливого человека.
Понятия "неизвестный Галлай" не может быть по определению. Но есть понятие "Галлай малоизвестный". Это те подробности, которые сохранились в памяти самых близких к нему людей. Сам он их, видимо, считал несущественными. Правильно или нет - решайте.
По просьбе "Известий" про Марка Галлая сегодня вспоминают: вдова Ксения Вячеславовна, сын Юрий Маркович и летчик Ульрих Унгер (Германия) - друг и ученик.
Отец Марка Галлая, Лазарь Моисеевич, был инженером-энергетиком, экономистом, работал с великим Вернадским. Мать, Зинаида Александровна - актриса, выступала в необычном, забытом ныне жанре: сказительница. Выступала с чтением русских народных сказок. Ее сопровождал аккомпаниатор с гуслями. Семья была вхожа в ленинградские артистические круги, и, например, с Александром Менакером (который "Миронова и Менакер", отец Андрея Миронова), и с Леонидом Утесовым Марк Галлай был знаком с двадцатых. Сергей Королев, Борис Раушенбах, Константин Симонов - его приятели с довоенный поры: обаятельный, с отличным чувством юмора молодой летчик располагал к себе.
В юности Галлай занимался боксом - и успешно. Потом поступил в аэроклуб. Через много лет случайно встретился с товарищем по секции, тот стал тренером. "Ну и дурак ты, что бокс бросил, - сказал он Галлаю. - Что тебе твоя авиация дала? А так бы чемпионом стал, весь мир объездил!" Из-за режима секретности Галлай долгие годы был невыездным.
Галлай учился в Институте инженеров гражданской авиации, потом решил перевестись в Политехнический. Пришел к известному гидродинамику профессору Лойцянскому: "Хочу к вам". - "Пожалуйста. Только... Дайте-ка вашу зачетку. Молодой человек, чтобы поступить без потери курса, вам надо досдать семнадцать экзаменов. Сможете это сделать за полтора месяца - милости прошу. Нет - извините".
Студент Галлай сдал за полтора месяца семнадцать экзаменов.
Посмотрите на снимок с Калининым. Все в форме, Галлай - в кожанке. А это 41-й год, Галлай получает орден (между прочим, Красного Знамени) за сбитый в небе Москвы самолет. Но формально он еще оставался штатским. Галлай входил в специально сформированную из летчиков-испытателей ЛИИ эскадрилью ночных истребителей, которой командовал знаменитый ас Андрей Юмашев (экипаж Громов-Данилин-Юмашев, первый перелет через Северный полюс).
На счету Галлая достаточно собственных подвигов, чтобы не приписывать то, чего не было. Тот "Дорнье-215" - единственная вражеская машина, сбитая им. Но "Золотую Звезду" Галлай мог получить задолго до 1957 года. В 42-м звание Героя давали за тридцать боевых вылетов на штурмовку. На счету Галлая-фронтового летчика их было 28. Потом его с фронта отозвали, послали снова испытателем.
Галлай ушел в отставку полковником, Героем, имел полный набор боевых наград... При этом как страшный сон вспоминал те несколько случаев, когда ему приходилось ходить строем.
В 1943 году Галлай обучал летчиков дальней авиации работе с новыми двигателями. Специального времени на обучение не было, решили учить "в процессе" - инструктор участвует в боевых вылетах в качестве второго пилота, заодно все объясняя. Галлай был включен в экипаж летевшего через линию фронта ТБ-7, в районе Брянска их сбили, Галлай со штурманом Гордеевым пробирались через леса, наткнулись на партизан и уже с партизанского аэродрома их вывезли обратно на Большую землю. Это известно. Но есть несколько характерных подробностей.
Галлай прыгал с парашютом, когда на нем уже горели унты. Унты успели загореться, потому что экипаж мог покинуть машину раньше, но внизу был город, они не хотели, чтобы самолет рухнул на деревянные дома, и тянули в сторону до последнего.
Шел дождь, было ветрено, парашютистов разнесло в разные стороны. Галлай повис, зацепившись куполом за деревья, при этом его с размаху ударило о торчащую ветку. Весь дальнейший переход по лесам он проделал с болями в спине. Потом выяснилось - травма позвоночника. "Дома" врачи запретили ему перегрузки и поднятие тяжестей. Но Галлай еще два десятка лет продолжал летать - в корсете. Как удавалось уламывать медкомиссию? Тайна. Ксения Вячеславовна: "Я спрашивала: "Почему ты никому не расскажешь, что полжизни летал с поврежденным позвоночником?" Он отвечал: "Я еще этим буду хвастаться?"
Вернувшись в ЛИИ, Галлай увидел на стене летной комнаты свой портрет в траурной рамке, а на столе - посвященный себе некролог, подготовленный наркоматом для "Вестника воздушного флота" и присланный в институт для согласования.
Из рассказов сына. "В 1945 году наша семья летом жила на даче близ Жуковского. Мне было шесть с половиной лет. Многих детей из поселка родители взяли с собой на парад Победы, и они потом перед теми, кто парада не видел (в том числе и передо мной), очень задавались. Я переживал - как же так, мой отец, подполковник, летчик, а сам на параде не был и меня не взял? Мама сказала отцу: "У Юры развивается комплекс неполноценности". Тогда отец взял меня на аэродром, посадил вместе с сотрудницей ЛИИ во вторую кабину По-2 и сделал несколько кругов над нашим поселком - как раз тогда, когда наши мальчишки играли на улице. Так у меня появился ответный козырь: "Зато я!.."
Из рассказов сына: "Конечно, я тоже хотел быть летчиком. Подал документы в аэроклуб, но меня зарубила медкомиссия. Я этого не ожидал - парень был здоровый, множество спортивных разрядов. Через много лет отец признался: он попросил. Почему? "Хочу, чтобы мой сын дожил до старости".
Гагаринское "Поехали!", уверяли меня, - от Галлая. Он работал с космонавтами на тренажерах и перед началом упражнения спрашивал: "Ну? Поехали?" "Поехали!" - отвечали ему.
Принцип галлаевских отношений с начальством: если начальник (кто бы он ни был!) говорит тебе "ты" - начинай "тыкать" в ответ.
Твардовский, когда ему в "Новый мир" передали первую рукопись Галлая, был недоволен. Ожидал, что будет очередная писанина графомана "с положением", решившего на досуге побаловаться пером, - порода, которую Твардовский терпеть не мог. Прочитав, позвонил Эммануилу Казакевичу (они с Галлаем были соседями по даче, Казакевич Галлая и убедил сесть за книгу): "Слушай, а кто твоему летчику пишет?" Казакевич ответил: "Поговори с ним и все поймешь".
Первой галлаевской автомашиной был купленный в конце сороковых ДКВ (кто сейчас помнит эту марку?) - двухцилиндровый, с почти мотоциклетным двигателем, с особым расположением ручки переключения передач. Потом "Победа". Потом "Волга". Ездить обожал. Возиться с машиной не терпел. (Ксения Вячеславовна: "Учтите еще, что с его спиной это было непросто".) Был доверенный знакомый шофер, которому Галлай платил (немало) за то, что тот содержал машину в порядке. Перед автомобильным путешествием (а Галлай их очень любил), выезжал на Кольцевую и долго колесил, придирчиво вслушиваясь, как работает мотор. "Как самолет проверял", - сказали мне. На старости лет за границей впервые сел за руль "Вольво" и ахнул: с его позвоночником в салоне было удивительно удобно. Выложился, потратил кучу нервов и сил, но подержанную "Вольво" купил одним из первых в Москве.
Дачи недолюбливал, говорил: "Я - урбанист". Все его дачные обзаведения - исключительно под давлением жен, напиравших на необходимость: дети, здоровье... Ксения Вячеславовна: "Перед выездом на дачу - две традиционные фразы: "Опять везешь меня отравляться кислородом?" и "А когда обратно?"
Был до крайности пунктуален. Все, что предстоит сделать за день, обязательно записывал. Если в гости звали "часикам к семи", приходил ровно в 19.00. Ксения Вячеславовна: "Я говорила: "Марк, так тоже невежливо. Хозяйка к семи никогда не успевает, хороший тон - минут на десять опоздать". Он: "Но звали же к семи!"
Ульрих Унгер: "В 1991-м на День авиации мы с ним поехали на "Макс-шоу" в Жуковский. Был очень хороший день, все прошло замечательно. Назавтра рано утром меня будит звонок Галлая: "Ули! Включайте радио!" Это был путч. Мы встречаемся, завтракаем, обсуждаем, что будет и как быть. Вдруг Марк Лазаревич: "Спасибо родной коммунистической партии..." Я смотрю на него с удивлением. Галлай: "...за то, что она дала нам спокойно отпраздновать День авиации!"
И еще. Из тех же времен перестройки. Сидит Марк Лазаревич, перед ним - куча газет разных направлений. В одной пишут: надо вешать всех коммунистов. В другой: всех офицеров Советской армии (близилось 23 февраля, я как раз его поздравлял). В третьей: всех евреев. Галлай усмехается: "Ули, как думаете, в какую я категорию попаду?"
В октябре 1993-го, когда Гайдар ночью по телевизору призвал противников "Белого дома" собираться у Моссовета, Галлай скомандовал жене: "Пошли!" Возле ТАССа их остановили какие-то автоматчики. Галлай сказал: "Пошли дворами". Ксения Вячеславовна: "Я взмолилась: "Марк, ночь, рядом никого... Сгоряча подстрелит непонятно кто - и что потом?" Он нехотя согласился вернуться. Потом говорил мне с укором: "Это я из-за тебя я там не был!"
Когда началась приватизация - с большим интересом пытался в ней разобраться. Чара-банк его "кинул". Расстроился не столько из-за денег, сколько из-за самого факта обмана (с "Чарой" тогда многие московские литераторы влетели). Зато к "МЕНАТЕПу" претензий не имел: выплатили все сполна, поздравляли, как и других Героев Советского Союза, с праздниками, приносили на дом продуктовые подарки.
Вообще - выиграл он или проиграл, когда пришли новые времена? Как все. В олигархи не попал. Другое дело, что - чего уж! - Галлай был Героем, человеком с именем, это его защищало, в совсем социально униженных не оказался. Но развал Союза пережил тяжело. (Ульрих Унгер: "Один раз мы с ним про это поговорили, и больше я тему не поднимал: видно было, что Марку Лазаревичу больно".) Крах отрасли, тяжелое положение, в которое попали друзья-летчики, тоже постоянно расстраивали. Но страдание, как знамя, не носил. Радовался открывшейся возможности ездить по миру, новым друзьям. То, что медаль в честь 850-летия Москвы ему будет вручать Ельцин, воспринял как честь. В самое тяжелое время дал интервью с характерным названием: "Из штопора мы выйдем..."
А еще у него была привычка: часа за два до начала испытаний приходить к самолету и разговаривать с ним - как с живым. Ходил вокруг машины, гладил фюзеляж, крылья и что-то тихонько говорил. "Ты чего?" - спрашивали друзья. "Уговаривал не подвести в воздухе!" - улыбался он. Но какие слова он для этого находил - мы уже не узнаем.
В начале 70-х годов Марк Галлай приехал к нам в МГУ с рассказами о своей жизни и о знаменитостях, с которыми эта жизнь его свела. Одна из историй достойна пересказа. В книге воспоминаний у Галлая был абзац примерно такого содержания: однажды, еще во время войны, он присмотрелся к ребятам из БАО (батальон авиационного обслуживания), которые что-то там подтаскивали к самолету. Это были заключенные, и один из них чем-то заинтересовал Галлая. Как пишет Галлай, "так я познакомился с Сергеем Королевым, который потом стал Генеральным конструктором".
Было совершенно очевидно, что этот абзац цензура никогда не пропустит. Однако книги, в которых упоминались технические детали военного характера, до обычной цензуры (Главлита) проходили специальную военную цензуру. Причем было известно, что эта организация была настолько придирчивой, что после нее в Главлите книгу обычно уже не читали и просто "шлепали" печать.
Так вот, начальником этой военной цензуры был приятель Галлая, к тому же собиравшийся на пенсию, и автор мемуаров упросил его оставить опасный абзац. Тот в конце концов согласился, потом быстренько ушел на пенсию, Главлит ничего не заметил - и книга благополучно вышла.
Так в СССР впервые стало известно, что Генеральный конструктор космических аппаратов, великий Сергей Королев, в свое время "сидел", и разумеется, по политической статье.