Все те, кто раньше критиковал Юдину за "безыдейность и политическую слепоту", вдруг стали петь дифирамбы, признавая её искусство "политически корректным" и "актуальным". Эта метаморфоза не могла произойти без какой-то очень серьёзной и веской причины. Дмитрий Шостакович в мемуарах, изданных за границей, подробно рассказал об этой самой причине.
Великая пианистка Мария Юдина обещала Сталину молиться за него
Прославленная русская пианистка Мария Юдина была больше чем просто музыкантом. Ещё в юности она, помимо музыкальных занятий, посещала в своём родном городе Невеле философский кружок. Там она познакомилась с Михаилом Бахтиным, дружбу и переписку с которым сохранила до конца дней. Дальше была учёба в Петроградской консерватории. Свой выпускной год она провела в фортепьянном классе профессора Л. Николаева, где рядом с ней учились Владимир Софроницкий и Дмитрий Шостакович. Трудно представить, как она ухитрялась сочетать свои музыкальные классы со штудиями на историко-филологическом факультете Петроградского университета, но Юдиной это удавалось.
В 1921 году она окончила консерваторию, и престижная премия Антона Рубинштейна была поделена между нею и Владимиром Софроницким. "Мы оба, Софроницкий и я, - писала Юдина в своих воспоминаниях, - получили наградные рояли... на бумаге... Время было трудное".
Но по-настоящему трудное время для неё только начиналось. В 1930 году её уволили из консерватории, где она к этому времени вела фортепьянный класс. Мотив: "за религиозные взгляды". В двадцатые годы воинствующие атеисты Республики Советов всячески выкорчёвывали из людского сознания "опиум для народа". А тут педагог консерватории открыто высказывает совершенно крамольные мысли о том, что любая культура, любая сфера человеческой деятельности пуста без религиозных корней. Да ещё приводит примеры. Позволительно ли доверять музыкальное воспитание советских студентов политически незрелым людям?
С 1932-го по 1934 год Юдина работает в Тбилисской консерватории, а в 1936-м оказалась в столице и стала преподавать в Московской консерватории. Но через 15 лет профессора Юдину изгнали и оттуда. В тот момент, когда всем советским музыкантам было недвусмысленно указано на необходимость разоблачать упадочную музыку буржуазных композиторов, всех этих формалистов-модернистов, советская пианистка Мария Юдина восхищается сочинениями Стравинского, ведёт переписку с Булёзом, Штокхаузеном, Ноно, проявляет нездоровый интерес к творчеству Шёнберга - создателя додекафонии, Веберна, Хиндемита и других. И зачем-то исполняет сочинения Шостаковича и Прокофьева, непонятные народу.
В 1960 году Юдину снова изгнали. На этот раз из Института имени Гнесиных. Да и как было не выгнать? На своих концертах она выходила на бис с огромным крестом и читала стихи из "Доктора Живаго" - в то время, когда имя Пастернака заклеймлено всем советским народом! После смерти Ахматовой Юдина заказала панихиду по ней, о чём сообщил "Голос Америки". "Когда я ей об этом сказал, - вспоминал известный театральный деятель Виктор Новиков, - она перекрестилась: "Слава Богу, наконец-то и моё имя будет связано с именем Анны Андреевны..."
Поведение Юдиной в условиях советской действительности было настоящим гражданским подвигом. Разумеется, до 90-х годов об этом не говорилось ни в одной из публикаций о Юдиной и её творчестве, включая фундаментальный сборник 1978 года "Мария Вениаминовна Юдина". Свои взгляды она высказывала с редким бесстрашием. У Юдиной были две характерные черты: она никогда не лгала и была совершенно равнодушна к тому, что называется внешним лоском. На сцену она обычно выходила в простеньком, чуть ли не монашеском чёрном платье. И в кедах - из-за больных ног.
Гонения на диссидентку-пианистку неожиданно сошли на нет в военные годы. Все те, кто раньше критиковал Юдину за "безыдейность и политическую слепоту", вдруг стали петь дифирамбы, признавая её искусство "политически корректным" и "актуальным". Эта метаморфоза не могла произойти без какой-то очень серьёзной и веской причины. Дмитрий Шостакович в мемуарах, изданных за границей, подробно рассказал об этой самой причине.
Однажды в Радиокомитете раздался телефонный звонок, повергший в состояние ступора всех тамошних начальников. Звонил Сталин. Он сказал, что накануне слушал по радио фортепьянный концерт Моцарта № 23 в исполнении Юдиной. Спросил: существует ли пластинка с записью концерта? "Конечно, есть, Иосиф Виссарионович", - ответили ему. "Хорошо, - сказал Сталин. - Пришлите завтра эту пластинку ко мне на дачу".
Едва была повешена трубка, руководители Радиокомитета впали в дикую панику. Дело в том, что на самом-то деле никакой пластинки не было, а концерт передавали из студии. "Но Сталину, - рассказывает Шостакович, - смертельно боялись сказать "нет". Никто не знал, какие будут последствия. Жизнь человеческая ничего не стоила. Можно было только поддакивать".
Срочно вызвали Юдину, собрали оркестр и ночью устроили запись. Все тряслись от страха. И только Юдиной, как пишет Шостакович, было море по колено. Дирижёр от страха ничего не соображал, пришлось его отправить домой. Вызвали другого - та же история: сам дрожит и сбивает оркестр. Только третий дирижёр смог довести запись до конца. Это был уникальный случай в истории звукозаписи - смена трёх дирижёров. К утру запись была наконец готова. На другой день в сверхсрочном порядке была изготовлена пластинка в одном экземпляре, который и отправили Сталину.
Но история на этом не закончилась. Через некоторое время Юдина получила конверт, в который было вложено 20 тысяч рублей - огромные по тем временам деньги. Ей сообщили, что это сделано по личному указанию товарища Сталина. И тогда она написала Сталину такое письмо: "Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Я буду молиться за Вас денно и нощно и просить Господа, чтобы он простил Ваши прегрешения перед народом и страной. Господь милостив, он простит. А деньги я отдам на ремонт церкви, в которую хожу".
В это трудно поверить. Сказать такое вождю... "Слова её звучали неправдоподобно, - пишет Шостакович. - Но она никогда не лгала". Свой рассказ об этой невероятной истории Шостакович заключает так: "С Юдиной ничего не сделали. Сталин промолчал. Утверждают, что пластинка с моцартовским концертом стояла на его патефоне, когда его нашли мёртвым".