Каждая медаль имеет, как известно, обратную сторону. Обратной стороной Великой Французской революции 1789 года был революционный террор - массовое истребление заговорщиков и контрреволюционеров, а заодно и всех, на кого падало подозрение в соучастии или сочувствии.
Смерть принцессы де Ламбаль во время сентябрьской резни 1792 года была особенно ужасной. Чем объяснить то неистовое и почти патологическое ожесточение, с которым толпа расправлялась с телом несчастной?
В своей «Истории французской революции» известный историк Жюль Мишле описывает эти события следующим образом:
«Это горемычное тело волокли через весь Париж. Изуродованные половые органы, отсеченные ударом сабли, были, как военный трофей, водружены на пику. Отрубленную голову с развевающимися волосами и вырванное сердце ликующая и опьяневшая от крови толпа несла, нацепив на пики, подобно войсковым штандартам. Шествие направлялось к Тамплю, тюрьме, где была заключена королева Мария-Антуанетта, дражайшая подруга растерзанной принцессы».
Накануне, 2 сентября 1792 года, собранный второпях народный трибунал, заседавший в тюрьме Форс, вершил свой жестокий суд. Несколько палачей тут же, на улице, в окружении толпы, приканчивали приговоренных ударами сабель, пик и дубин. За четыре дня в Париже было казнено 1300 человек. Это были в основном аристократы, непокорные священники и прочие «преступники». Одной из казненных была принцесса де Ламбаль, важная фигура старого режима, дочь принца Савойского, невестка богатейшего герцога де Пантьевра, фрейлина Ее Величества, главный управляющий королевского дома. Трибунал, наспех просмотрев найденные при ней бумаги и письма, признал ее виновной в контрреволюционном заговоре. Бежавшая за границу 21 июня 1791 года мадам де Ламбаль, узнав об аресте и перевозе королевской семьи из Версаля в Тюильри, 4 ноября того же года вернулась в Париж. Роялисты расценивали этот шаг как высшее проявление мужества и душевного благородства, в то время как республиканцы усматривали в возвращении «интриганки» и «заклятого врага Революции» подготовку контрреволюционного заговора.
Приводимое ниже описание ее казни, судя по стилю повествования, принадлежит перу человека из роялистских кругов.
«Первый удар сабли сбил с ее головы чепец, и длинные белокурые волосы рассыпались по плечам. Второй удар рассек ей лоб до глаза, и хлынувшая кровь мгновенно залила ее платье и волосы. Теряя сознание, она стала оседать на землю. Но толпе хотелось продолжения зрелища. Ее заставили подняться и идти по трупам. Она снова упала. Вероятно, она была еще жива, и некто Шарла, решив ее прикончить, нанес ей удар дубиной. И, как бы дождавшись своего часа, толпа с остервенением набросилась на тело, полосуя его саблями, протыкая пиками, пока оно не превратилось в окровавленный и бесформенный обрубок. Насилие и кровь опьянили толпу, ее ненависти, казалось, нет предела. Подручный мясника, мальчишка по прозвищу Осел, нагнулся над трупом и отрезал голову огромным мясницким ножом».
Описание этой жуткой сцены в одном из писем графа де Ферсана от 19 сентября 1792 года не слишком отличается от предыдущего:
«Перо не в силах описать подробности казни мадам де Ламбаль. Ее терзали самым жутким образом в течение восьми часов. Вырвав ей грудь и зубы, ее около двух часов приводили в сознание, оказывая ей всяческую помощь, и все это для того, чтобы она могла «лучше почувствовать смерть».
Потрясая жуткими трофеями, кортеж отправился в путь. К ногам трупа привязали веревки и поволокли его по мостовым, сначала к парижской резиденции принцессы, затем к Тамплю, где была заключена королевская семья. Один из очевидцев описывает этот кортеж следующим образом:
«Какой-то негодяй нес на острие пики голову с белокурыми волосами, слипшимися от крови. У второго, следовавшего за ним, в одной руке было окровавленное сердце жертвы, в другой - ее внутренности, причем кишки он обмотал вокруг запястья. Монстр похвалялся, что сегодня за ужином он попотчует себя сердцем принцессы де Ламбаль!»
Рассказы республиканцев повторяют описание этих сцен с теми же жуткими деталями. Один из членов муниципалитета оставил следующее описание кортежа:
«Два типа волокли за ноги обнаженный и обезглавленный труп принцессы де Ламбаль со вспоротым до груди животом. Перед Тамплем шествие сделало остановку. Изуродованное тело водрузили на шаткий помост, стараясь придать ему достойный вид. Все это делалось с таким хладнокровием и деловитостью, что наводило на мысль: в своем ли уме эти люди? Справа от меня один из главарей размахивал пикой с насаженной на нее головой мадам де Ламбаль, и всякий раз ее длинные волосы касались моего лица. Слева другой, еще более ужасный, с огромным ножом в руке, прижимал к груди внутренности жертвы. За ними следовал огромного роста угольщик, несший на острие пики клочья пропитанной кровью и грязью рубахи».
А вот отрывок из другого рассказа, как бы дополняющий предыдущий:
«Быстро разыскали цирюльника, чтобы принцесса, как ей подобает, предстала перед королевой в пристойном виде. Он должен был отмыть слипшиеся от крови волосы, уложить их и припудрить, как того требовал придворный этикет. Щеки были нарумянены по моде того времени. «По крайней мере, теперь Антуанетта сможет ее узнать», - насмешничали в толпе».
Подойдя к Тамплю, толпа потребовала, чтобы королевская семья появилась в окне. Ей не терпелось, чтобы Мария-Антуанетта взглянула на то, что осталось от ее любимой подруги. Молодой офицер муниципальной гвардии передал это требование королю. Услышав это, Мария-Антуанетта лишилась чувств. А толпа у Тампля неистовствовала, требуя выдачи головы королевы. Затем кортеж отправился в Пале-Рояль, чтобы показать труп принцессы герцогу Орлеанскому, ее деверю. К семи часом вечера утомившаяся и насытившаяся эмоциями толпа освободилась от тела, бросив его в котлован строящегося близ Шатле здания. На рассвете тело принцессы удалось, наконец, предать земле на Кладбище подкидышей.
Почему именно мадам де Ламбаль вызвала столь ожесточенную ярость, что суда и казни оказалось мало, чтобы ее наказать? Зачем, убив, нужно было ее непременно обезглавить? Чтобы разобраться в мотивах, двигавших толпой, попытаемся погрузиться в накаленную атмосферу тех дней.
Для начала несколько слов о самой принцессе. В июне 1768 года Мария-Тереза-Луиза де Савуа-Кариньян, юная 19-летняя вдова принца де Ламбаль, была представлена королевскому двору. Когда Людовик XVI, наследник престола, в 1770 году женился на 16-летней Марии-Антуанетте Австрийской, между молодыми женщинами быстро сложились дружеские отношения. Мемуары, светские хроники и бульварные газетенки тех лет без конца описывают «балы», «обеды», «вечера в опере», «катанье на санях», где дамы всегда появлялись вдвоем, открыто демонстрируя свою дружбу. Когда в феврале 1775 года Людовик XVI отдает Малый Трианон (один из версальских дворцов) в полное распоряжение Марии-Атуанетты, она сразу же подыскивает там для принцессы хорошее местечко.
Эта дружба становится для мадам де Ламбаль еще более лестной и любезной сердцу, когда она получает высокую придворную должность главного управляющего королевского дома. Звание не только дает ей официальную власть, но и приносит огромные доходы. В то же время оно создает ей отвратительную репутацию. Молодая женщина становится главным объектом нападок прессы, со временем сделавшей из нее предмет самой яростной ненависти. Ее враги при дворе поставляют хроникерам и газетчикам всевозможные описания «пикантных сцен», журналисты в свою очередь раздувают всяческие слухи и наперебой публикуют статьи, в которых принцесса представлена «глупой и невежественной», «расточительной», «интриганкой», «высокомерной и презрительной».
Став главным управляющим королевского дома, де Ламбаль раздражает всех придворных требованиями неукоснительного соблюдения этикета. Многие считают, что она злоупотребляет своей властью, и обвиняют ее в «придворном деспотизме», который начинает выводить из себя даже королеву. В 1777 году она впадает в немилость двора и наконец-то перестает быть объектом пристального внимания прессы.
Но когда в октябре 1789 года двор из Версаля был водворен в Тюильри, принцесса последовала за своей лишенной власти королевой. И вновь становится лакомым кусочком бульварных писак, памфлетистов, сплетников. Ее благотворительные пожертвования и подписки, ее филантропическая деятельность, помощь больным, неимущим, ее роль во франкмасонстве - все это не может сломать сложившегося стереотипа: для всех она по-прежнему «раба» королевы. Именно так именуют ее главари септембризад (сентябрьской резни 1792 года).
Излюбленным мотивом бульварной прессы становится описание сапфических отношений Марии-Антуанетты и принцессы де Ламбаль, проповедующей культ изысканной женственности и утонченности. Она устраивает для королевы развлечения и увеселения, куда мужчин не приглашают. Еще в 1775 году в «Секретных докладах» Башомона впервые проскальзывают игривые намеки на лесбийский характер отношений, связывающих королеву с ее «милым ангелом». Охотников раздувать сплетни при дворе всегда великое множество. Статьи взахлеб изобличают вред «анандринской секты» (буквально «без мужчин»), цель которой - довести Францию до полного бесплодия. И во главе этого лесбийского «заговора» стоит, конечно же, мадам де Ламбаль - «Сапфо Трианона».
Мало-помалу описания становятся все более смелыми, эпитеты - все более оскорбительными. Вот цитаты из некоторых памфлетов:
«Двор не замедлил последовать этой моде, где каждая женщина является одновременно лесбиянкой и потаскухой»; «детей больше не рожают, так гораздо удобней»; «пенис больше не нужен, его заменяет игривый и развратный пальчик», - пишет автор серии памфлетов «Бешенство матки Марии-Антуанетты». Ему вторит автор «Жизни Марии-Антуанетты Австрийской», без стеснения описывая удовольствия, которым предаются принцесса с королевой, как если бы он сам при этом присутствовал.
Не из этих ли фантазмов родилось опасение, что бразды правления ускользают из рук мужчин и что, побежденные женщинами, они уже не будут править миром? Организаторы сентябрьской бойни сполна отплатили за эти страхи мадам де Ламбаль: ее казнь и расчленение трупа описаны в рассказах очевидцев как акт насилия, как утверждение первобытного варварства, как взятие реванша за женский заговор. Особенно подробно описывается участь тех частей тела, которые принцесса при жизни не желала делать объектом мужских удовольствий. Изуродованная грудь - это поцелуй злобной ненависти. Что же касается половых органов, то в одних описаниях говорится, что они были изрублены саблей, в других - что их вырезали и водрузили на пику, а в третьих, как, например, у Меркандье в его «Истории жертв», что один из септембристов вырезал с лобка принцессы «золотое руно» и сделал из него себе усы.
И, наконец, возмутительный скандальный пальчик - постыдное орудие удовольствия и женского онанизма. Ему посвящена целая страница в одном из самых нелепых и фантасмагорических рассказов в «Истории французской революции»:
«Убийцы тюрьмы Форс, стоя посреди залитой кровью улицы, ссорятся, не поделив обрывков платья мадам де Ламбаль, возбуждающих в них одновременно похоть и звериные инстинкты. Что касается ее тела, то все, что в сексе является наиболее вожделенным, было передано наибольшему поруганию. Несколько дней спустя после казни убийцы прилюдно показывали в кабаре кровавые останки того, что чувство стыдливости не позволяет назвать. Торжествующие победители вместе с некоторыми главарями септембризад собрались на праздничный ужин. Четверо агентов доставили и положили на стол правую руку принцессы. Ее разглядывали, передавая друг другу, отпуская жуткие и фривольные шутки по поводу ее пальцев. Робеспьер, внимательно оглядев ее, сказал холодно и презрительно: «А она была красива».
Все эти многочисленные кровавые детали есть не что иное, как средства выражения той ожесточенной борьбы, которую вели между собой главные действующие лица революции и их противники. То, что мы читаем у Мишле и у других очевидцев событий того времени, это варианты одного и того же рассказа, передовавшегося из уст в уста в сентябре 1792 года и обраставшего все более ужасными подробностями. Наиболее близкими к истине следует считать протоколы допросов и постановления трибунала, в которых происходящее зафиксировалось бесстрастно, а следовательно, более объективно.
И суд, и казнь были, безусловно, слишком поспешными. В протоколе секции санкюлотов, заседавших в Сент-Антуанском предместье, не упоминается о том, что труп был обнажен, расчленен и изуродован. Сообщается, что 3 сентября 1792 года отряд граждан доставил тело только что казненной в тюрьме Форс принцессы де Ламбаль и что в одеждах найдено (следует список предметов). Другой отряд понес голову принцессы к Тамлю, водрузив ее на пику для устрашения королевы. Голова была доставлена в секцию в 7 часов вечера, дабы ее смогли захоронить вместе с телом.
Какой бы страшной не выглядела эта казнь, она ничем не отличалась от тысяч других, ибо суд и расправа вершились наспех собранными, ограниченными и политически незрелыми людьми, как правило, необразованными, сознание которых формировалось под воздействием революционной пропаганды, бульварной прессы, сплетен и слухов. Революционные газеты и брошюры представляли убийства в тюрьмах как ответ на контрреволюционный заговор, еще более опасный для нации, чем внешние враги.
Таким образом, убийство принцессы символизировало раскрытие и пресечение заговора. В некоторых рассказах голова принцессы фигурировала на прилавке в кабаке в окружении стаканчиков. В других - убийцы пьют из ее черепа за здоровье нации.
Многострадальный труп принцессы де Ламбаль обладал странной способностью улавливать и воссоздавать менталитет тех, кто возле него находился. В момент, когда множатся политические убийства, о состоянии общественной жизни красноречивее всего говорят трупы. И тело мадам де Ламбаль одним из первых испытало на себе эту символическую и фантасмагорическую трансформацию.