Мариотто Альбертинелли

Жизнеописание

Мариотто Альбертинелли,(1) сына Бьяджо ди Биндо Альбертинелли, можно было бы назвать вторым фра Бартоломео, ближайшим и сердечнейшим другом которого он был, и не только за то, что они постоянно вместе и беседовали и трудились, но и за сходство их манер в те времена, когда Мариотто действительно занимался искусством. Бросив двадцати лет золотобитное ремесло, коим до той поры занимался, первоначальные сведения в живописи он получил в мастерской Козимо Росселли, где так подружился с Баччо делла Порта(2), что стали они одна душа и одно тело; и братство их было таково, что когда Баччо ушел от Козимо, чтобы заниматься искусством самостоятельно, как мастер, то ушел с ним и Мариотто, после чего долгое время оба проживали у Порта Сан Пьеро Гаттолини(3), выполняя многое совместно.

А так как Мариотто не так основательно владел рисунком, как Баччо, он обратился к изучению антиков, находившихся тогда во Флоренции, большая и лучшая часть которых была в доме Медичи(4). Он много раз срисовывал некоторые из небольших плит, высеченных полурельефом в лоджии сада, выходящего к Сан Лоренцо; на одной из них был прекраснейший Адонис с собакой, на другой — две чудеснейшие обнаженные фигуры, одна из которых сидит с собакой у ног, другая же стоит, скрестив ноги и опираясь на палку; были там и две другие таких же размеров, на одной из которых были два путта с перунами Юпитера, а на другой — обнаженный старец, изображавший Случайность, с крыльями за спиной и на щиколотках и с весами в руках. Помимо этого, сад этот был полон мужских и женских торсов, изучавшихся не только Мариотто, но и всем скулытгорами и живописцами того времени; добрая часть этого хранится ныне в гардеробной герцога Козимо, а другая часть осталась на месте, как, например, два торса Марсия, остались на месте бюсты над окнами и бюсты императоров над дверями(5).

Изучая эти антики, Мариотто сделал большие успехи в рисунке и поступил на службу к мадонне Альфонсине, матери герцога Лоренцо, оказывавшей ему всяческую помощь, чтобы Мариотто имел возможность совершенствоваться(6). И действительно, чередуя рисование с живописью красками, он пробрел опыт немалый, как это и обнаружилось в нескольких картинах, написанных им для этой синьоры, посланных ею в Рим для Карло и Джордано Орсини и попавших затем в руки Чезаре Борджа. Написал он с натуры мадонну Альфонсину весьма хорошо, и ему казалось, что в этой к ней близости он уже нашел свое счастье. Однако, когда в 1494 году Пьеро деи Медичи был изгнан, Мариотто лишился этой помощи и этого покровительства и переселился обратно к Баччо, где он с еще большим усердием принялся за изготовление глиняных моделей и за изучение и упорное исследование натуры, а также подражал работам Баччо, почему он в немногие годы и сделался мастером прилежным и опытным. И, видя, что все у него так хорошо получается, он осмелел настолько, подражая манере и повадке товарища, что многие принимали работы Мариотто за работы монаха. Поэтому, когда случилось, что Баччо ушел в монахи, Мариотто, потеряв товарища, был в смятении и как потерянный, и столь странным показалось ему это известие, что впал он в отчаяние и ничто его уже не радовало. И если бы вообще Мариотто не питал такого отвращения к общению с монахами, о которых он всегда очень плохо отзывался, и если бы он не принадлежал к противникам партии брата Джироламо феррарского,(7) то любовь его к Баччо, того гляди, заставила бы и его постричься в одном монастыре с товарищем. Однако Джероццо Дини упросил его закончить заказанный им для кладбища и оставленный Баччо незавершенным «Страшный суд»(8), так как манера у обоих была одна и та же. А так как имелся картон, выполненный рукой Баччо, а также и другие рисунки, и так как закончить эту работу просил его и сам фра Бартоломео, который получил за нее деньги и которого мучила совесть за то, что он не выполнил обязательства, Мариотто довел дело до конца с усердием и любовью так, что многие, об этом ничего не знавшие, думали, что все было написано одной рукой, благодаря чему он и приобрел величайший авторитет в своем искусстве.

В капитуле флорентинской Чертозы он написал «Распятие» с Богоматерью и Магдалиной у подножия креста и с парящими ангелами, которые собирают капли крови Христовой, вещь, выполненную им фреской и написанную с большим старанием и большой любовью(9).

Между тем некоторым из обучавшихся у него и помогавших ему мальчиков показались недостаточными харчи, которые отпускались им монахами, и они, без ведома Мариотто, подделали ключи от ставень окошечка, через которое монахам подавалась пища и которое выходило в их комнату, и несколько раз то один из них, то другой тайком выкрадывал себе что-нибудь поесть. Это наделало много шуму среди братьев, которые по части чревоугодия нисколько не уступают всем прочим людям. Однако, так как подмастерья, бывшие у всех на хорошем счету, сделали это с большой ловкостью, они обвинили кое-кого из монахов, которые это якобы сделали, желая насолить друг другу. Когда же проделки их в один прекрасный день все-таки раскрылись, монахи, чтобы только не задерживать окончания работы, стали выдавать двойную порцию как самому Мариотто, так и его подмастерьям, которые дописали фреску с весельем и с хохотом.

Для монахинь св. Юлиана флорентинского он выполнил на дереве образ главного алтаря, который он написал в своей комнате, что на Гуальфонде, одновременно с другим образом для той же церкви, написанным им маслом на золотом фоне, с Распятием, ангелами и Богом-отцом, изображающими св. Троицу(10).

Был Мариотто человеком весьма беспокойного нрава, покорствующим своей плоти в делах любовных, и очень веселым в повседневной жизни. И так как он возненавидел все тонкости и мозговые ухищрения, свойственные живописи, и часто попадался на язык живописцам, которые кололи его по привычке, прочно в них укоренившейся и наследственной, он решил заняться делом более низким, но зато менее утомительным и более веселым и, открыв превосходнейшую харчевню за воротами Сан Галло, а у Понте Веккио аль Драго таверну и харчевню, занимался этим делом много месяцев, говоря что он выбрал искусство, в котором нет ни анатомии, ни ракурсов, ни перспективы и, что самое главное, за которое никто не охаивает, а что в том искусстве, которое он бросил, все как раз наоборот, ибо то изображало мясо и кровь, а это наливало кровью и наращивало мясо; и здесь каждый день слышишь, что тебя за доброе вино хвалят, а там только и слышишь, как тебя ругают.

Однако надоело ему и это и, устыдившись занятия столь недостойного, он снова вернулся к живописи и во Флоренции писал картины и расписывал дома граждан(11). Так, для Джован Марио Бенинтенди он выполнил собственноручно три небольшие истории, а в доме Медичи написал маслом по случаю избрания папой Льва X тондо с их гербом и с Верой, Надеждой и Любовью, находившимся долгое время над дверями их палаццо.

А для товарищества Сан Дзаноби, что возле канониката Санта Мариа дель Фьоре, он подрядился написать на доске «Благовещение», что с большим усердием и выполнил(12). Он нарочно для этого приказал пробить окно на предназначенном для образа месте и решил там и писать его, дабы смочь по собственному усмотрению ослаблять и усиливать на нем изображения построек, в зависимости от видимой их на свету высоте и отдаленности.

Ему пришло в голову, что живописные работы, в которых нет рельефа и силы, а в то же время и нежности, ничего не стоит. А так как он понимал, что они не будут выделяться на плоскости без теней, которые если они будут очень темными, то будут непроницаемы, а если они будут нежными, то в них не будет силы, он мечтал сочетать в них нежность с особым приемом, какой, как ему казалось, искусство до сих пор еще не умело применять так, как ему этого хотелось. И потому, когда ему представился случай применить это в названной работе, он стал с невероятными усилиями этого добиваться, что и видно по фигурам Бога-отца и нескольких путтов, парящих в воздухе, которые сильно выделяются на доске благодаря темному фону написанной им там архитектурной перспективы в виде покрытого резьбой полукруглого свода, который, по мере того как арки уменьшаются, а линии приближаются к точке схода, углубляется так, что кажется объемным, не говоря о том, что там изображены очень изящные ангелы, которые порхают, рассыпая цветы.

Работу эту Мариотто писал и переписывал много раз, пока не довел ее до конца, меняя то более светлый колорит на более темный, то болыиую его живость и яркость на меньшую.Однако, так как все это его никак не удовлетворяло и так как он считал, что руке все еще не достает замыслов разума, ему захотелось найти белый тон более яркий, чем белила, и он начал их очищать, чтобы высветлять самые светлые места так, как ему этого хотелось. Тем не менее пришлось ему признать, что искусством не выразишь того, что содержат в себе гений и разум человека, и удовольствоваться тем, что сделал, будучи не в силах достигнуть того, чего сделать не мог. От художников же он заслужил за эту работу похвалы и почести, к тому же он надеялся получить от своих хозяев за такие труды гораздо больше того, что он получил, почему между заказчиками и Мариотго и возникли разногласия. Однако Пьетро Перуджино, тогда уже старый, Ридольфо Гирландайо и Франческо Граначчи оценили эту работу и совместно определили ее стоимость.

В церкви Сан Бранкацио во Флоренции он написал в полутондо «Посещение Марией Елизаветы». Равным образом и в церкви Санта Тринита Богоматерь, св. Иеронима и св. Зиновия для Дзаноби дель Маэстро, а в церкви конгрегации священников св. Мартина написал также на дереве получившее большое одобрение другое «Посещение»(13).

Он был приглашен в монастырь делла Кверча, что за Витербо, однако только что он успел приняться за очередную доску(14), как ему вдруг захотелось повидать Рим, и, уехав туда, он стал писать и закончил в тонкой манере маслом на доске св. Доминика, св. Екатерину сиенскую, обручающуюся с Христом, и Богоматерь по заказу брата Мариано Фетти для его капеллы в церкви Сан Сильвестро, что на Монтекавалло(15).

После этого он воротился в Кверчу, где у него было несколько возлюбленных, с которыми он не мог развлекаться, пока был в Риме, и которым, распалившись от неудовлетворенного желания, он захотел показать доблесть в подобного рода турнирах. И вот, сделав последнее усилие, но, будучи уже не очень молодым и не слишком боевым в этом деле, он был вынужден слечь в постель. Приписав это тамошнему воздуху, он приказал перенести себя на носилках во Флоренцию. Однако ни помощь, ни лечение ему не помогли, и по прошествии нескольких дней он скончался от этой хвори в сорокапятилетнем возрасге и был погребен в церкви

Сан Пьер Маджоре этого города(16). В нашей Книге есть несколько очень хороших собетвенноручных его рисунков пером и светотенью, в особенности винтовая лестница, хорошо нарисованная им в очень трудной перспективе, так как он отлично в этом разбирался(17).

У Мариотто было много учеников, и среди них флорентинцы, Джулиано Буджардини и Франчабиджо, и Инноченцио из Имолы, о которых будет рассказано на своем месте(18). Равным образом был его учеником флорентинский живописец Визино(19), из всех наилучший по рисунку, колориту и прилежанию, а также по наилучшей манере, проявленной им в его работах, выполненных весьма тщательно. И хотя во Флоренции их немного, в доме Джованбаттисты ди Аньоло Дони можно и ныне в этом убедиться по картине, написанной маслом наподобие миниатюры и изображающей сферу с нагими Адамом и Евой, вкушающим от яблока (вещь эта выполнена весьма тщательно), а также по картине с изображением снятия со крестов Христа и разбойников, где отлично изображено пересечение нескольких лестниц. Одни там помогают снять Христа, другие же уносят на плечах разбойника, чтобы его похоронить. Всякие позы, разнообразные и прихотливые, многообразие фигур, соответствующих содержанию, все это свидетельствует о том, что мастер он был отменный. Некие флорентинские купцы увезли его с собой в Венгрию, где он выполнил много работ и ценился высоко. Однако бедняга этот чуть там не погиб, так как от природы он был человеком независимым и несдержанным и не мог выяснить назойливости некоторых надоедливых венгерцев, которые целый день задуривали ему голову восхвалением всего, что только есть в их стране, будто только и было добра и счастья, что в их печах, в их еде и питье, будто не было иного благородства и величия, кроме как в их короле и его придворных, и будто все остальное в мире — одно дерьмо. А так как он считал, да так оно в самом деле и было, что в том, что есть в Италии — свои благородство, доброта и красота, — однажды, не в силах дольше выносить все эта их глупости и будучи случайно немного навеселе, и у него сорвалось с языка, что для него бутылка требианского и сладкий крендель важнее всех иных королей и королев, взятых вместе. И если бы не случилось так, что дело попало в руки благородного епископа, опытного в мирских делах и (что самое главное) сообразительного, сумевшего и пожелавшего обернуть все в шутку, пришлось бы ему испытать на себе, каковы шутки с дикими зверями. Ибо эти венгерские скоты, не понимая слов, вообразили, что он сказал бог знает что и чуть ли не покушался на ихнего короля и его владения, и собирались предать его без всякой пощады ярости народа. Однако этому доброму епископу удалось избавить его от всяких неприятностей, ибо, приняв во внимание заслуги этого достойного человека, он повернул все в благородную сторону, обратившись к милости короля. Тот вникнул в дело, развеселился и помиловал его, и в дальнейшем талант его весьма в этой стране ценился и почитался. Однако счастье его длилось недолго, ибо не мог он вынести ни тамошних печей, ни тамошних холодов, вредивших его здоровью. Все это вскоре его доконало, хотя его обаяние и его слава остались живыми среди тех, кто знал его при жизни, и тех, кто впоследствии все больше и больше имел возможность видеть его произведения. Деятельность его как живописца относится примерно к 1512 году.

ПРИМЕЧАНИЯ

Мариотто ди Биджо ди Биндо Альбертинелли (1474—1515), сын золотых дел мастера, — флорентинский живописец, ученик Козимо Росселли и Пьеро ди Козимо. В 1493—1500 гг. работал с Бартоломео делла Порта, затем один (влияние Перуджино) и с 1509 г. снова с фра Бартоломео; работы, выходившие из их боттеги, отмечались печатью с подписью огаtе рго рictores (молитесь за живописцев) — так отмечено, например, «Благовещение» 1511 г. из Женевского музея. В 1512 г. художники снова расходятся, но Мариотто (вопреки свидетельству Вазари) не оставляет живописи. Последние годы жизни провел в Риме; заболев, возвратился во Флоренцию, где и умер.

Главные работы: завершение фрески фра Бартоломео «Всемирный потоп» (Флорен-ция, музей Сан Марко); «Посещение Елизаветы Марией» (1503, Флоренция, Уффици); «Распятие» (1505, фреска во флорентинской Чертозе); «Мадонна со святыми» (1506, на-чата Филиппино Липпи, Париж, Лувр); завершение образа фра Бартоломео «Венчание Богоматери» для Безансонского собора (теперь в галерее Штуттгарта); «Благовещение» (1510, Флоренция, Академия); небольшой табернакль (Милан, собрание Польди Пеццоли с надписью МО, которую читают как 1500, а также как «Маtег Dei», «Рождество» (обе - Флоренция, галерея Питти), «Мадонна со святыми» и «Троица» (обе — Флоренция, Академия); «Каин и Авель» (Бергамо, галерея; приписьшается также Бьякке).

1 В первом издании «Жизнеописаний» биография Альбертинелли начиналась такими словами: «Силой величайшей обладает дружеское общение при родстве душ и общности привычек и манер, с удовольствием заставляющее друзей придерживаться не только одной и той же композиции, но и тех же характеров, того же рисунка и одинакового выражения в изображаемых фигурах. И тогда мы видим, что художники создают тот стиль, который глубже всего задевает их за живое, и неизменно следуют ему настолько, что сплошь да рядом кажется, будто это одна рука, и даже знатоки этих художников едва ли способны отличить подлинник от подражания, как в этом можно убедиться на примере произведений Мариотто Альбертинелли.

2 Баччо делла Порто — фра Бартоломео (см. выше его биографию), с которым Альбертинелли работал в 1490—1492 гг. и позднее в 1509—1512 гг.

3 У ворот Порта Сан Пьеро Гаттолини находилась боттега Мариотто Альбертинелли и Бартоломео делла Порта (отсюда и прозвище последнего).

4 Речь идет о палаццо Медичи, позднее перешедшем к Риккарди.

5 Судьба названных работ неизвестна (некоторые из античных оригиналов сохранились).

6 Работы для Альфонсины Медичи (жены Пьеро) не сохранились.

7 Речь идет о Джироламо Савонароле.

8 О «Страшном суде» см. выше биографию фра Бартоломео.

9 «Распятие» находится на первоначальном месте во Флорентинском аббатстве.

10 Оба образа («Мадонна со святыми» и «Распятие с Троицей») находятся теперь во Флорентинской академии. Гуальфонда — флорентинская улица Виа Вальфонда.

11 Все росписи фасадов погибли.

12 «Благовещение», датированное 1510 г., находится во Флорентинской академии.

13 «Посещение» из Сан Бранкацио (Панкрацио) не сохранилось. «Богоматерь со св. Иеронимом и Зиновием» (начатая Филиппино Липпи), находится в Лувре. Второе «Посещение» (1503) — в Уффици.

14 Образ писал фра Бартоломео (см. ниже биографию Понтормо в т. IV «Жизнеописаний»); он был закончен фра Паолино и поставлен на алтарь в 1543 г.

15 Судьба работы неизвестна, так же как и время поездки Мариотто в Рим.

16 Мариотто умер 8 ноября 1515 г., в возрасте 41 года.

17 Рисунки не сохранились.

18 См. ниже биографии Буджардини, Франчабиджо и биографию Баньякавалло.

19 О Визино известно лишь, что он умер в Венгрии около 1512 г. Судьба упомянутых работ неизвестна.