Мальвина Лебедева
В атаках не кричали «За Сталина!»
Мальвина Яковлевна Лебедева (Радошовецкая) на войне была санинструктором стрелковой роты и комсоргом 592-го стрелкового полка 203-й Запорожско-Хинганской стрелковой дивизии. «Работала, – так сама говорит, – за двоих». Дважды форсировала Днепр. Была тяжело ранена, но сумела вернуться в родную дивизию, с ней и дошла до Победы.
Она и сегодня в строю. Активно участвует в Детском движении Москвы – встречается с ребятами, проводит с ними уроки мужества.
Была все время с бойцами
– Сколько вам было лет, когда вы попали на фронт?
– Восемнадцать.
– Как комсорг, вы, наверное, и сами водили в атаку – руку с пистолетом вверх: «Ура, вперед! За Родину! За Сталина!»…
– Нет, в атаку нас водили командиры. Разное при этом кричали, в основном матом. «За Родину!» тоже было. Но такого, чтобы «За Сталина!», честно скажу, не слышала. Все это позже придумали – для кино.
– Вам встречались фронтовики, которые перед боем крестились?
– Возможно, и такие были, но я не видела.
– Со вшами вы по какой линии боролись: медицинской или все-таки комсомольской?
– Да по какой ни борись… Помню, только в баню сходили, сменили белье – а это праздник большой, не каждый месяц бывало. Утром обстановка позволила – каждый снимает гимнастерку, рубашку, показывает мне свои гигиенические достижения. Вдруг вижу: копошится мерзость под мышками одного красноармейца. Как же ты мылся, спрашиваю? Да все, говорит, сделал, как надо. Но что делать, сестричка, если они у меня из кожи лезут…
– Вы жили в окопах, как все солдаты, или все-таки при медсанбате?
– Я была все время с бойцами. И в окопах, и за их пределами. Вот когда меня ранило – попала в медсанбат…
Командир страшно ругался матом
– Где и как это случилось?
– Мы Днепр форсировали. Меня ранило в голову уже на том, вражеском берегу, правом. Но это случилось, когда я туда во второй раз перебралась…
– Сколько раз ваша дивизия форсировала Днепр?
– Трижды.
– С чем это было связано – делали обманный маневр?
– Я не знаю всех тактических тонкостей. Правый берег был крепостью. А у нас в составе дивизии создали свой десант – отобрали лучших… Как-то поздним вечером мы с подружкой Надей Катковой, тоже санинструктором, вышли на берег, глядим, а у самой воды наши ребята. В чем дело? Нам по большому секрету сказали, что сейчас будут форсировать Днепр. Мы возмутились: как это?! Без нас?! Прыгнули к ребятам в понтон. И вдруг слышим с нашего берега страшный крик. Ничего себе, думаем, маскировочка… А это наш героический комполка Леонтий Дорофеевич Гайдамака узнал, что мы с Надей самовольно примкнули к десанту, и чувств своих, в тот момент явно не самых нежных, сдерживать не стал. Такого мата я даже в атаке не слышала.
– Вы как-то отреагировали?
– «Ругайтесь, – ответили ему громким шепотом. – Ругайтесь, сколько хотите, мы все равно не вернемся…» Но, конечно, вернулись – только через четыре дня.
– Он жизни ваши юные пожалел, а вы…
– Все тогда были такими. Двадцатилетние ребята – подавляющее большинство. Если бы все друг друга так жалели, победы нам не видать. Через тридцать лет Леонтий Дорофеевич нашел меня, написал письмо, в котором извинялся за то, что повел себя в ту ночь некультурно…
– Редкая птица долетит до середины Днепра?
– Примерно на середине немцы заметили нас и запус
тили в небо осветительные ракеты. Началось светопреставление… Ударили минометы, пулеметы. Многие не доплыли. Что такое понтонная лодка? Очень неустойчивое суденышко на шесть человек. Рядом хлопнула мина – и все в воде. Хорошо, если живые да плавать умеют. Многие ведь не умели…
– Что вы делали на правом берегу?
– Как всегда, раненых бинтовали, спасали. Готовили к переправе обратно. Первая переправа была разведкой боем, не более. Но ребята как-то стали вгрызаться в высокий берег. Отвоевывали плацдарм, закреплялись. Фашисты, конечно, с ума сходили – ведь Гитлер объявил правый берег Днепра неприступным.
– Вам нужно было раненых только перебинтовать и вынести с поля боя? Или вы могли их еще и лечить?
– Да ничего же не было – перекиси, обезболивающих… Важно остановить кровь, чтобы не случилось большой кровопотери.
Роковая переправа
– Вторая переправа через Днепр стала для вас роковой. Были плохие предчувствия?
– Да ничего такого – я суеверия не признаю. К тому же и командир больше нас не материл. Наоборот, мы с Надюшей – а куда ж без нее? – как и все, получили приказ: вперед! Прекрасное настроение – боевое.
Первой ранили Надю. Разрывной пулей рассекло живот, как ножом – от бока до бока. Мы только причалили к берегу. Я перевязала ее, взяла на плечи, и мы стали уже выходить, как такая же пуля попала ей в правую ногу. Чуть повернулись – и в левую ногу. За несколько минут три ранения… Ужас! Перевязала подругу чистым бельем, которое тут же сняла с себя – хорошо, нам выдали перед форсированием. Ребята в песчаном берегу под обрывом быстро вырыли окопчик. Мы туда. А что дальше? Врача нет, назад переправиться – целая история. Из нашей группы, которая там была, целым никто не вернулся. Или погибли, или ранены… А было-то 35 человек…
– Досталось же вам…
– Бинты у меня к концу первого дня закончились. Использовали белье – всё, что можно, порвали. А на второй день меня снял снайпер. Ранение в голову… Чувствую, горячий ручеек крови потек. Ну вот, думаю, довоевалась.
– Потеряли сознание?
– Нет, такого позволить я себе не могла. Сама перевязала себя рубашкой. У нас были шапки-ушанки – натянула поглубже, потому что каждый разрыв мины или гранаты отзывался в моей голове страшной болью… Трое суток мы проторчали в окопчике на правом берегу. Потом нас нашли и переправили на другой берег. 29 октября – как раз в день рождения комсомола…
– Как мы понимаем, вам опять неслыханно повезло?
– И мне, и Наде. Нас вовремя доставили в хорошие, хотя и разные госпитали. Выжили, слава Богу!
Трофейный тазик
– Где вы встретили День Победы?
– В Чехословакии. Но бои у нас продолжались до 15 мая. Эсэсовцы сдаваться не желали, обстреливали нас с чердаков, из-за угла…
– Вы что-то привезли из побежденной Германии?
– Тазик. Это был мой законный трофей. Нашла в полуразрушенном доме. Ну, думаю, не обеднеет Европа – взяла себе… Потому что в нашем положении это вещь не просто полезная, а жизненно необходимая.
