Лев Каплин
Мне очень повезло, что я просто остался жив
В 1978 году свет увидела его первая книга "Прыжок в волчье логово". Первая в истории человечества книга, написанная зубами. Он парализован с юности. Но жил и живет полноценной, творческой и интересной жизнью. Лев Каплин рассказывает нам о своих детях, первой и второй женах и своем отношении к жизни и себе.
До поры до времени судьба его берегла
Лев Каплин родился 17 июля 1928 года в Костромской области. Его отец закончил духовную семинарию, но священником стать ему не довелось - помешала революция. Обладая прекрасным от рождения слухом, он переквалифицировался в школьные преподаватели музыки. Увы, от "карающего меча революции" сей факт его не защитил. В 38-м Арсения Каплина как представителя духовенства "забрали". Вместе с ним "загремела под фанфары" и жена, а пятеро ребятишек (у Левы было три младшие сестры и братишка) очутились в детском доме. Однако, видимо, страшная сталинская машина дала осечку: родителей, правда сильно постаревших и поседевших, через полгода выпустили. Шести месяцев, проведенных в застенках НКВД, Арсению Каплину хватило, чтобы заработать чахотку и в возрасте 44 лет предстать перед Всевышним. Старшим мужчиной в доме стал одиннадцатилетний Лев Каплин. Это был первый урок возмужания. Не заставил себя ждать и второй урок - началась Великая Отечественная война. С такими же, как он сам, тринадцатилетними пацанами Лева решает бежать на фронт. Но как? Село расположено в 120 км от железной дороги. Помог случай: заготавливать скот для блокадного Ленинграда приехали моряки Балтийского флота. Им нужны были погонщики - гнать буренок до станции, тут-то пацаны и пригодились. Однажды, заранее насушив сухарей, ребята спрятались в вагоне эшелона, идущего на фронт. Но далеко не уехали. На ближайшей станции их нашли и как беспризорников, не имеющих родителей (так они сами себя отрекомендовали), отправили в Пермь на артиллерийский завод, выпускавший противотанковые пушки. В 44-м Лева снова затосковал: война кончается, того и гляди без него с немцами справятся - и, недолго думая, залез под брезент одной из пушек: уж теперь точно мимо фронта не проскочить. Но опять его выловили - судьба берегла его для других подвигов.
Иногда и простое бревно - торпеда
Война между тем закончилась. Лева работал на МТС слесарем, учился в вечерней школе, писал заметки в районную газету, мечтал стать военным журналистом, даже подал документы в военно-политическое училище. Но "компетентная" комиссия забраковала юношу. Иначе и быть не могло в те годы: мыслимое ли дело - в работники идеологического фронта чуть было не просочился сын пусть и несостоявшегося, но все-таки священнослужителя. Спасибо, военком помог, дело не пришили. Полковник хорошо знал семью Каплиных и на свой страх и риск, да и от греха и из села подальше отправил Льва в Тамбовское артиллерийское техническое училище. Дальше все складывалось как по маслу: окончившего училище с отличием лейтенанта Каплина направляют в Южную группу войск в Румынию, за короткое время он выводит свое подразделение в передовые, получает благодарность лично от командующего группы, готовится поступать в артиллерийскую инженерную академию... И вновь вмешивается судьба. Ранней весной 1953 года в Румынии случилось страшное наводнение. Как всегда в таких случаях, спасать население бросили советских воинов. Часть Каплина ночью подняли по тревоге: обвязавшись канатами, при свете фар грузовиков советские воины-интернационалисты прыгали в бурный поток горной реки, в прямом смысле слова вылавливали гибнущих людей и по цепочке переправляли их на берег. Уже забрезжил рассвет, когда спасший десятки жизней Каплин в очередной раз бросился в бурлящую воду вытаскивать очередную жертву наводнения. Страшного удара - бревно, несущееся, как торпеда, угодило аккурат в шейный отдел позвоночника - он даже не почувствовал...
Очнулся в медсанбате от адской боли. В первые мгновения показалось, что живыми остались только глаза. Ни рукой, ни ногой пошевелить невозможно, больно было даже глотать. Приговор врачей был страшным - полная неподвижность. Молодого офицера комиссовали и отправили в ленинградский госпиталь.
Над тяжелыми больными шефствовали школьники. И так случилось, что одна из десятиклассниц по уши влюбилась в практически полностью парализованного инвалида. "Она его за муки полюбила, а он ее - за состраданье к ним, - смеется Лев Арсеньевич. - Но, как бы там ни было, конечно, мне льстила любовь здоровой, юной, красивой девочки". Поначалу ее мать была категорически против увлечения дочери, но, когда у них родился сын Володя, сменила гнев на милость и благословила молодых.
Прыжок в волчье логово
Однажды к Каплину на огонек заглянул сосед Василий Митрофанович Лисовский, командовавший в Великую Отечественную крупным партизанским соединением. Зашел на минутку: узнать о самочувствии, поддержать по-соседски, ободрить, а задержался до глубокой ночи. На всю жизнь Каплину врезался в память рассказ комбрига о молоденькой партизанке Марии Натунич. Прекрасно зная немецкий, девушка ходила по оккупированным немцами деревням, добывала очень ценные сведения, создала из бывших одноклассников и знакомых целую агентурную сеть. Кто-то из них ее, скорее всего, и выдал. Девушку жестоко пытали, а потом живой закопали. История Марии Натунич так потрясла Каплина, что он решил написать о ней рассказ. Засел за книги, занялся самообразованием, завязал переписку со школьниками чуть ли не со всего Советского Союза - в те годы очень популярным в школах было движение красных следопытов, по крупицам собирал сведения о партизанах. Сначала в районной газете появилась небольшая заметочка о Марии Натунич, чуть позже - очерк и, наконец, в 1978 году свет увидела его первая книга "Прыжок в волчье логово". Первая в истории человечества книга, написанная зубами.
Радовался, что жена счастлива с другим
Сын заканчивал седьмой класс, дочь - пятый, когда жена Каплина встретила и полюбила другого мужчину. Полюбила, но мужа-инвалида не оставила - продолжала ухаживать и заботиться о нем.
- Мы жили одной большой семьей. Анатолий - так звали нового члена семьи - оказался очень порядочным человеком, он стал мне чуть ли не братом: кормил, купал, частенько на руках относил в машину, и мы всей семьей ехали в Сочи, в музей Островского, или еще куда-нибудь.
- И вы не ревновали?
- Видимо, настоящей любви к жене я никогда не испытывал. Была привязанность. Поэтому, когда жена развелась со мной и стала жить с Анатолием, ревности не было. Наоборот, радовался, что у них все хорошо складывается. Но, увы, всего год суждено нам было прожить всем вместе под одной крышей. Анатолий погиб в автомобильной аварии. После того как это случилось, я уехал в Омск. По радио услышал, что в омском отделении нейрореабилитации, которым руководил профессор Юрий Савченко, поднимают на ноги инвалидов-колясочников.
- И что, помогли вам в Омске?
- Благодаря специальным методам реабилитации у меня стали шевелиться пальцы на ногах и руках, вернулась чувствительность. Впервые за долгие годы я смог удержать ручку без помощи зубов.
Взяла его за руку и чувствую: мой
- Лев Арсеньевич, в Омске вы, насколько я знаю, встретили свою вторую жену. Расскажите, как это произошло.
- В женском реабилитационном отделении лежала сестра Марии Александровны, Нина. Она была ходячей и помогала медсестрам ухаживать за тяжелобольными. И вот однажды пришла Машенька сестру навестить, а Нина как раз в это время меня кормила...
Рассказывает Мария Александровна:
- Я как раз сама только-только выписалась из больницы, руки-ноги плохо слушались - последствия контузии в годы войны - и ходила с длинной-длинной палкой, которая была выше меня. Ну да не в этом дело. Посмотрела я на Левушку, встретились мы с ним взглядом (у него такие были глаза красивые, яркие, синие) и чуть сознание не потеряла, палку из рук выронила, сестра медсестру позвала, мне укол сделали, и кое-как я доковыляла до дома. Неделю провалялась как будто в горячке. Отлежалась - и снова собралась сестру навестить. А Нина говорит: пойдем Льва Арсеньевича проведаем. Ну, пошли. Тут как раз еду принесли, и медсестра начала его кормить. Я увидела, как она ложку ему в рот запихивает, как закричу: "Что же ты делаешь? Человек же может подавиться! Разве так можно!" Руки вымыла и начала потихонечку его сама кормить. "А ты, - говорю, - стой рядом и учись". Потом взяла Льва Арсеньевича за руку и чувствую: мой, родная душа. Двадцать лет мы уже вместе, и могу честно сказать: лучшего мужчины в моей жизни никогда не было. То, что он недвижим, меня нисколько не страшило. Я сама какое-то время была неподвижной, после контузии у меня развилась эпилепсия, а Лева меня не побоялся, и я его не побоялась.
Главный враг - ты сам
- Лев Арсеньевич, когда вас парализовало, не появлялось мыслей: почему именно со мной такое произошло, почему не с кем-то другим, что за несправедливость?
- Знаете, в ту ночь, когда мы спасали людей, погибло несколько наших военнослужащих. Так что мне еще повезло, и я поначалу даже радовался, что жив остался. После травмы, а особенно после вторичной парализации, меня спасло то, что я очень быстро понял: мой главный враг - я сам, точнее, моя лень, моя слабость. Поэтому начал с того, что стал преодолевать себя: свою боль, свою слабость и, самое главное, свою лень. Жизнь - это сплошное преодоление. Девиз Николая Островского "Только вперед, только через трудности к победе" стал и моим девизом. И в конце концов я нашел применение своим силам. Очень помогло мне, что рядом со мной Мария Александровна: милая подруга, помощница и советчица во всех моих делах. Она для меня и солнышко, и ангел-хранитель, и сестра милосердия, и друг, и единомышленник. Кроме того, мои родители заложили в меня такой заряд оптимизма, такой внутренний стержень, что я всегда радуюсь жизни, при любых условиях. Мы с Машенькой утром просыпаемся, смотрим в окошко: солнышко светит - радуемся, снег идет, дождь - тоже радуемся, каждой снежинке, каждой дождинке, травинке, цветочку - всему радуемся. Уже много лет подряд мы за окном для синичек сало вешаем, и они нам такие концерты устраивают - заслушаешься. Мы каждой синичке свое имя придумали: есть у нас и Акробатка, и Балерина, Пугачева даже своя есть. А еще мы черпаем радость жизни и оптимизм в живой связи поколений. Иной раз я даже думаю, что мое древо жизни своими корнями переплетается с древами жизни сотен, тысяч людей, и все вместе это и создает такой могучий и разнообразный лес нации.
- Сейчас вижу, вы не курите, а когда-нибудь пробовали?
- А как же?! Начал курить, когда еще читать толком не умел. Как отец умер, так взрослым себя почувствовал, ну и для пущей важности сразу папироску в зубы. А бросил вот как: сидели мы с братом однажды, курили, беседовали, а весь мой рабочий стол, как обычно, завален бумагами, и вдруг землетрясение. У меня сигарета вылетает изо рта, бумаги тут же загораются. Хорошо брат не растерялся, схватил одеяло, сбил пламя... Вот с тех самых пор ни одной сигареты я во рту не держал.
- А к выпивке как относитесь?
- По торжественным случаям рюмочку-другую за компанию, почему нет? А так, чтобы напиться, никогда не было. К сожалению, очень многих моих товарищей по омскому отделению реабилитации, по военному санаторию в Саках, ребят, которые были намного моложе меня, уже нет в живых. Спились.
Младший брат Островского
- Лев Арсеньевич, вас, наверное, частенько сравнивают с Николаем Островским?
- Знаете, я переписывался с женой Островского Раисой Порфирьевной. Однажды она мне написала: "Я считаю вас младшим братом Николая, продолжателем его дела и горжусь вами". Для меня было чрезвычайно лестно, что такая женщина, жена известного всему миру писателя, так тепло отозвалась о моем скромном труде.
- А почему вы в Союз писателей не вступили?
- Потому что не считал и не считаю себя писателем. Просто самодеятельный автор. Правда, нет-нет да и пожалею иной раз, что не член союза - может быть, тогда легче книжку издать было бы. При советской власти у меня, беспартийного самодеятельного автора, вышло три книги, а сейчас, когда каждому вроде бы дали возможность полностью реализовать себя, я не могу издать ни одной. Потому что за издание книги надо платить. Вот и лежат на стеллаже пять неопубликованных рукописей.
- Вы хотите сказать, что до перестройки вам жилось лучше?
- Не то чтобы лучше, но... Раньше я каждый год получал путевку в Саки. Сейчас Саки - другое государство, Украина, значит, нужна валюта. А откуда у нас валюта? Уже 10 лет я не получаю никаких путевок. В больнице последний раз я лежал в 1993 году, больше не хочу. Все надо брать с собой, начиная с матраса и заканчивая ложкой. Не говоря уже о лекарствах. Какой в таком лечении смысл? Так что лечимся с Машей дома: покупаем лекарства (бесплатно-то сейчас дают только глазные капли и корвалол), а медсестра приходит и колет. Многое изменилось просто до неузнаваемости. И, на мой взгляд, не в лучшую сторону. Но, слава богу, души наши остались не искалеченными. Мы как были открытыми для всех, так и остались, как общались с людьми, так и общаемся. У нас дома запросто. Дети любят бывать. В других семьях как? Туда не лезь, это не трогай, то не бери - у нас такого нет. Пожалуйста, бери, что хочешь, - свобода, раскрепощение. И доброты у нас больше, чем у всех этих так называемых новых русских, вместе взятых. Мы с любым можем поделиться всем, что у нас есть. И делимся. И люди с нами делятся. Мы вообще считаем - людей добрых больше, просто эти люди не имеют кошелей больших.
