Леонид Вайсфельд

Канарейкин сам себя уволил

Канарейкин хотел дорваться до денег, а я его не допускал. И вот он дождался момента, когда я уехал на операцию в Израиль, прорвался к Борису Громову и обвинил меня в воровстве.

Пока безработный топовый хоккейный менеджер Леонид Вайсфельд в разговоре с Алексеем Шевченко и Александром Лютиковым пожонглировал интересными историями. Золотая цепь и шикарная машина Бардина, драка Свитова с Микульчиком, просьба Воробьева, переворот от Канарейкина и – все в этом интервью.

Вспоминаете о своем судейском прошлом?

– Вспоминать-то вспоминаю. Но, честно говоря, до сих пор удивляет, что меня представляют как бывшего арбитра. Сам-то я уже забыл, когда судил. И не скучаю по тем временам. Когда-то думал, что будет тянуть обратно на лед. Ничего подобного. А ведь теоретически мне еще год можно судить. 50 лет исполнится лишь в следующем году.

Почему закончили?

– Стало неинтересно. Все, чего можно было добиться, я добился. У меня была Олимпиада, четыре чемпионата мира, три «золотых свистка» в России. В общем, я добился в судействе всего. Это можно было только повторить. Ничего нового.

Мы от хоккеистов знаем, что с вами всегда происходили смешные случаи. Денис Метлюк рассказал, что однажды поставил вам подножку. А потом во всех встречах с вашим участием получал по 4 минуты просто так. Кто-то вас толкнул, кто-то еще что-то вспоминает.

– Да! Там была простая ситуация. Идет игра. Я стою у скамейки Тольятти и вижу, что Денис собирается меняться. Надо, думаю, отойти. До этого была весьма спорная ситуация в игре, с его участием, но я не удалил соперника. Так вот Метлюк едет прямо на меня и не сворачивает. Подъезжает и бьет по ногам. Поднимаюсь, поворачиваюсь, чтобы дать Метлюку штраф до конца игры, а он уже сам в раздевалку направился. Все прекрасно понял.

А потом мстили ему?

– Нет. И вообще, Денис перед мной извинился. Ему же десять матчей дисквалификации дали. Как-то приезжаю в Тольятти, а он мимо идет. Вроде бы прошел, но затем вернулся: «Извини, Леонид». – «Да ладно, никаких проблем».

Вы не мстили игрокам?

– Да что вы! Это самое страшное для судьи. Это же плохо не потому, что мстить вообще неправильно. Из-за этого качество судейства падает. Как только начинаешь мстить, сразу забываешь про игру.

Разве не было желания отомстить за оскорбление?

– Никогда. Дело в том, что всегда необходимо руководствоваться правилами. Оскорбление арбитра стоит столько-то, например, 10 минут. Даешь и все. Он потом приходит к тебе, извиняется. Но я всегда говорил, что нет проблем, ты свое получил на площадке. Мы же на работе. Ты оскорбил, я удалил. Тот, кто это все воспринимает на эмоциональном уровне, заканчивается, как судья.

Неужели врагов не осталось?

– Никаких. Нет, были странные хоккеисты. С этим я ничего поделать не могу. Был такой Андрей Райский например, так вот он на площадке иногда вел себя неадекватно. Знает ведь, что я удаляю за оскорбления, но все равно подъезжает и что-то говорит. Но это уже от головы зависит. Был один известный хоккеист, который тоже отличался особым складом ума. Как-то он ехал пьяным по Ленинградскому проспекту. Видит пост ГАИ. Прибавляет скорости – и несется мимо них на скорости 120 километров в час. Они не реагируют. Он разворачивается и снова пролетает мимо. Милиционеры снова не останавливают. Он опять разворачивается, подъезжает к ним, выходит из машины и орет: «Вы что, не работаете?!». Тогда они его и «приняли». Вот как этого человека охарактеризовать? Такие люди были и на площадке, тот же Райский. Так вот с этим хоккеистом все было по одному сценарию: он подъезжает и оскорбляет, а я удаляю. Как-то приехал в город, где он играл. Начинается матч, он подъезжает на 5-й минуте и говорит: «Ты – …». Я удаляю до конца. Но разве я виноват в том, что он досрочно закончил игру? Главное, что в жизни мы с ним нормально разговариваем, а выходил на лед – его клинит. Я иногда и не хотел его удалять, но что же мне делать?

Словами их не проймешь?

– В этом смысле с тренерами лучше всего было общаться, успокаивать их. У меня же во время матчей напряженные отношения были с Геннадием Цыгуровым. Вот как-то он опять начал кричать, я подъехал к скамейке. Все хоккеисты смотрят и слушают, что будет дальше. Я четко говорю: «Геннадий Федорович, вы сейчас уйдете в раздевалку – и команда будет доигрывать без тренера». И все, мир.

***

А на международном уровне вам было легче?

– И легче, и интереснее.

Вячеслава Буланова и Александра Полякова однажды подставил судья видеоповторов, который посмотрел эпизод с чисто заброшенной шайбой и сказал, что гол нужно отменить. У вас такого не было?

– Был другой момент. Идет матч, хоккеист выходит один на один с вратарем, его сбивают, там куча-мала. Туман рассеивается и ничего непонятно: шайба в одной стороне, ворота – в другой. Иду звонить, а наверху сидит Валентин Козин. «Что, спрашиваю, делать?». А он мне: «Леня, что хочешь, то и делай, там ничего не видно. Хочешь – засчитывай, хочешь – нет. Все равно прав будешь». Я отвечаю – буллит хочу назначить. Вот, говорит Козин, – самое правильное решение. Выхожу к хоккеистам, говорю гола нет, будет буллит. Начали возмущаться, конечно. Мол, с чего буллит, почему гола нет. Я им объясняю: «Сам бы рад засчитать, но вот тот человек, что наверху, не засчитывает». Все моментально успокаиваются.

Все говорят, что в Европе работать спокойно.

– Знаете, вот типичная ситуация. Я работаю на игре Евролиги – финны с немцами играли. Немцы удаляются и удаляются. Первый штраф, второй, третий. Думаю, надо бы сопернику дать для равенства, но тут четвертое удаление, да еще стопроцентное. Гоню его. И ко мне едет хоккеист немецкой команды. Сейчас, думаю, «начнется». А он берет меня под локоток и говорит: «Реф, сейчас было сто процентов удаление». Я не ожидал, автоматически говорю: «Ну?». А он мне: «Но следующее должно быть у финнов». Я отвечаю «Сейчас все сделаем». Вы понимаете, какое отношение! Нашим такое бы в голову не пришло. Российский игрок, скорее всего, начал бы оскорблять – и получил дисциплинарный до конца.

На международном уровне и подарки солиднее, чем, например, в России.

– Никогда такого не было. Самый дорогой подарок – часы. Дело было в Англии, всем судьям на турнире подарили часы «Секунда». В России их невозможно было купить. «Ролекс» сейчас – полная фигня по сравнению с тем, чем тогда были «Секунда». Мы-то у себя дома слышали только, что где-то есть «Секунда», и их выпускают в России, но никогда их не видели.

Вы ведь, кажется, на международных финалах не работали?

– Меня вообще можно в Книгу рекордов Гинесса внести. Я был резервным судьей на пяти финалах. На пяти! Один раз была вообще сумасшедшая ситуация. Финал чемпионата мира был из трех матчей, до двух побед. Нас выбрали троих: американца, немца и меня. А играли Швеция с Канадой. Так вот было понятно, что если будет полная серия – каждый отработает на одном матче. В первой игре шведы побеждают в одну калитку, на игре работает американец. На второй матч назначают немца, но скандинавы неожиданно уступают. Все, думаю, теперь-то отработаю. Но канадцы вдруг дают отвод: «Мы против того, чтобы судил европеец».

Шок?

– Шок. Мне заплатили 750 швейцарский франков: мы же не знали, кто будет работать на матчах, и супервайзер сразу объявил, что каждый получит равную сумму. Но я бы сам заплатил тысячу франков, лишь бы мне позволили отработать финал.

Представители сборных не подходили к вам с предложениями?

– Никогда.

Почему?

– Ох, как бы вам объяснить. Для любого судьи чемпионат мира – пик карьеры. Нас выбирали, за нашей работой следит вся планета. Это какое же предложение надо было сделать, чтобы я поставил на кон свою репутацию, свое будущее? Должны были чем-то сильно удивить. Это вопрос из серии, за сколько ты готов отдать душу дьяволу?

***

Там – понятно. А в России помогали кому-нибудь?

– Интересный случай произошел на Кубке Ромазана, предсезонном турнире в Магнитогорске. Ко мне подходит Валерий Белоусов, главный тренер «Металлурга» и говорит: «Леня, помоги мне сегодня с финнами. А то в случае поражения могу и работы лишиться». Ладно, отвечаю, посмотрим. Тут начинается игра – и наши ка-а-ак начали бить финнов. Просто явное убийство идет. Сыграли они кое-как вничью, я к Белоусову злой: «Валер, ты вообще, что ли, обнаглел. Просишь меня помочь, а сам что делаешь? И ты ведь мне должен был помочь». А как я должен был в той ситуации помочь «Металлургу»? Взять топор и головы финнам отрубать?

Во времена, когда вы работали арбитром, судей встречали, кормили, селили.

– Так какие времена были. Помню, приезжаем в Екатеринбург на два матча, а там какая-то техногенная катастрофа в городе. Идем в магазин – на полках ничего кроме сушек и чая. Сунулись еще куда-то – то же самое. Вообще ничего в городе нет, вы представляете?

И?

– Что «и» – взяли сушек, заварки и сахару. А мы там на три дня. Вот поэтому судей, как вы говорите, встречали, селили и кормили. Сейчас-то все спокойней: приехал и пошел в ресторан. Мы ведь раньше, как на матчи ездили. Жена бутерброды готовила, термос с собой берешь. Сядешь в поезд – и вперед. Назначение на игру в Ригу было праздником. Только там можно было попробовать взбитые сливки. Вам ведь не объяснить, что это такое, какие времена были. Как-то на одном чемпионате мира жил в отеле с нашими туристами. На завтраке шведский стол. Стоит большая чаша йогурта. Одна женщина косится на нее, но брать боится. У меня спрашивает: «А что это?» Майонез, говорю. Она отошла. Через три дня сжалился, попробуйте, говорю, вкусная штука. Так вот на следующий день я пришел на завтрак, а эта миска йогурта была уже пустая. И так каждое утро – до конца чемпионата мира.

Были места, где вы не любили работать?

– Конечно. Ты приезжаешь в некоторые города, приходишь во дворец, словно на кладбище. Там нет вообще ничего. У хоккеистов рваные рейтузы, им не платят долгое время. У них нет клюшек, изоленты, а еще надо в хоккей играть. Вот они бедолаги мучаются. Никакого праздника хоккея не было, в отличие от той же Риги или, например, Тольятти.

***

У судей с тренерами сложные отношения?

– Были арбитры, которые ругались с тренерами на всю жизнь. Я так не умею. Да, я бывало зарубался с Геннадием Цыгуровым. Но это не было войной. Был еще смешной случай с Александром Якушевым. «Спартак» играет в плей-офф с «Динамо». Счет 0:0. И в конце матча Алексею Жамнову откровенно бьют по рукам. Еще раз – плей-офф, конец игры, 0:0. Тут сложно давать удаление. Так вот ему бьют, да так, что едва руки не отрубают. Смотрит на меня, а я: «Нет удаления, играйте». Он ничего не сказал, поехал на скамейку. Тут же нарушают правила уже против спартаковца Геры Волгина – я, естественно, никого не удаляю. А через какое то время Ян Каминский забрасывает единственную шайбу. И вот Якушев на меня страшно обиделся, ведь я не дал удаление на нарушение против Волгина. Через несколько дней матч на ЦСКА. Я иду, стоит Якушев, а возле него толпа народа. Александр Сергеевич вдруг громко говорит: «Господин Вайсфельд». Я останавливаюсь. А он мне: «Сегодня же не ваша команда играет, не «Динамо». Что же вы пришли?». Я ему в ответ: «Александр, сегодня вы тренер, а завтра, кто его знает». И вдруг Якушева через три дня снимают. Я ни при чем, честное слово. Эта ситуация меня вообще тяготила. Я ведь воспитанник «Спартака», с уважением отношусь к Якушеву. Через какое-то время сижу на трибуне, смотрю хоккей. И тут Якушев: «Привет, Леня, как дела». Очень рад, что инцидент был исчерпан.

Периодически в прессе пишут: «Судья выпустил игру из рук». У вас такое было?

– Было. Я только начинал и работал на товарищеском матче «Крыльев Советов». И у меня было полное ощущение, что игра как-то проходит между пальцев. Словно вода! Я ничего не мог собрать. Самое смешное было, когда после матча в судейскую зашел Игорь Дмитриев: «Лень, ну так – молодец, выдержал». Может быть, просто приободрить хотел.

А драки громкие были?

– Самая запоминающаяся случилась в Новогорске – во время товарищеского матча. Александр Юдин из «Динамо» ездит по площадке и всех бьет. Ему Евгений Наместников говорит, мол, что ты делаешь-то. Ну и такая перепалка начинается, а я стою рядом и жду, «пойдет горячая вода или нет». Юдин реагирует своеобразно. Так, говорит, давай. Аккуратно снимает шлем, кладет на лед перчатки…это он к драке оказывается готовился. Наместников стоит, смотрит на это и ка-а-ак даст ему снизу. Юдин отлетел в другой конец площадки. Нокаут. На следующий день видел его с огромным бланшем. Что еще вспомнить? При мне 17-летний Александр Свитов дрался с 35-летнего Олегом Микульчиком. Но там ситуация другая была. Свитов был в маске, Олег все руки об нее отбил – и сам, конечно, крепко напропускал. Замечательно другое было. На следующий день покупаю газету, а там огромное слово: «Кровь». А мельче: «которую допустил Леонид Вайсфельд». Я в текст – а в нем вообще ни слова обо мне нет. Звоню в газету – вы чего, спрашиваю, делаете? А они мне: «Ну, вы же понимаете – нам яркие заголовки нужны».

***

Как вы решили закончить с судейством?

– Я работал скаутом «Торонто».

Разве можно было судить и работать скаутом?

– А прямого запрета не было, я же судил в России и Европе. Но случилась неприятная ситуация. На одном из чемпионатов мира я попал в тройку лучших арбитров, а значит, в следующем сезоне должен был работать на Олимпиаде в Солт-Лейк Сити. Но все решил случай. Мне позвонил журналист из USA Today. Спрашивает про перспективы Ковальчука. Я еще удивился, зачем вы мне звоните, а он говорит: «Вы же скаут, ваше мнение интересно». Я рассказал. Интервью вышло – и американцы начали выражать недовольство. Мол, как скаут «Торонто» может судить Олимпиаду. В ИИХФ решили меня убрать, и я пропустил Олимпиаду. Тогда я и решил, что ждать еще четыре года не имеет смысла. А зачем: я всего добился. За последние пять лет своей работы я лишь дважды не признавался лучшим судьей сезона в России.

И вы решили закончить?

– Да. По собственной воле, кстати, закончили два человека: я и Анатолий Бардин. Точнее Анатолий раньше закончил.

Бардин – топовый судья?

– Был в пятерке лучших. С ним вообще интересная история была. Вот для него судейство совсем ничего не значило в плане материального обеспечения.

Спокойней себя чувствуешь.

– Абсолютно. Бардин как-то приехал судить матч плей-офф «Крыльев» в Усть-Каменогорске. Идут команды мимо и какой-то хоккеист говорит: «Да понятно, судью купили». Анатолий майку расстегивает, достает золотую цепочку в два пальца толщиной и говорит: «Видишь, парень? А в Омске у меня машина стоит, которая дороже, чем вся ваша команда стоит». И это была чистая правда. Представляете, лицо Бардина, когда ему мальчик говорит, что он куплен? Мальчик, у которого коньки настолько старые, что большие пальцы из них то

рчат. Чувствовать себя независимо очень важно. Я вот тоже спокойно работал на хоккее, мне ведь достаточно приличные деньги в «Торонто» платили.

Кого вы в «Торонто» отправили?

– Я драфтовал Борщевского, Даниила Маркова, Березина, Поникаровского, Антипова. Последний не заиграл в НХЛ. В общем, в процентом отношении у меня были высокие показатели. Кстати, один раз мне позвонили из Торонто и поблагодарили за хорошую работу. А перед этим четыре года мы вообще не задрафтовали ни одного русского. Спрашиваю, чего вы меня поздравляете-то. А мне говорят: «Мы не успели задрафтовать хороших русских, но зато не взяли никого из плохих русских». Отсутствие отрицательного результата – это тоже результат.

Был игрок, с которым вы сомневались – советовать его драфтовать или нет?

– Даниил Марков – самый трудный случай. На первом драфте его никто не выбрал. На следующий год мне звонят, спрашивают, есть ли кто интересный в России. Я думаю, стоит ли про Маркова говорить. Играет не сказать что ярко, но с характером, с сердцем. В общем, продолжая сомневаться, говорю: «Приезжайте, тут есть один персонаж». Прилетел человек из Канады, посмотрел на игру Даниила, который, кстати, проводил весьма средний матч. И говорит: «Ты прав, в этом парне что-то есть». Маркова взяли чуть ли не самым последним. После него взяли еще одного человека, а потом свет в зале погасили и все разошлись. На последние раунды генеральные менеджеры некоторых команд даже не остаются – им неинтересно. А Марков – единственный, кто заиграл из девятого раунда того года. Марков – моя главная скаутская удача.

А у вас был какой-то оклад в Торонто?

– Я расскажу, очень интересно было. Знаете, как вообще в скауты попал? Я приехал работать на чемпионате Европы и был единственным арбитром из России, который знал английский. Так вот приезжаю. Встречающий смотрит на меня грустными глазами и устало, безнадежно спрашивает: «Рефери из России? Английский не знаете?». Да, говорю, из России, но английский знаю. Так он расцвел, полез обниматься: «Английский знает! Английский!» Понимаете, российские судьи тогда были немыми, потому с ними было сложно работать. Супервайзер, например, объясняет, что на этом турнире можно пропускать небольшие зацепы, задержки, но за игру высокоподнятой надо строго карать. А наш судья сидит, кивает, но ничего не понимает – ну и выходит потом судить по-своему. Так вот я приехал на турнир и мне там сделали предложение стать скаутом. Времена суровые были, я думал, что меня вербуют, но успокоили – дескать, ничего противозаконного. Разговариваем об условиях. Мне говорят: «Мы платим 300 долларов в год». Ладно, думаю, отлично.

Чего отличного-то? 300 долларов в год.

– Ребята, по тем временам это были запредельные деньги. Для примера: как-то я выехал и работал на юношеском турнире. Отработал четыре матча и получил 800 долларов, мне было 30 лет. И я сосчитал, что за всю жизнь не заработал таких денег. А ведь я преподавателем работал, судил еще. Но история не в этом, дослушайте. Мне сказали про 300 долларов в год, а затем приехал человек из «Торонто» на окончательные переговоры. Говорит: «Как и договаривались – будешь получать 300 долларов». Я без особого энтузиазма кивнул. А он говорит: «Леонид, 3000 долларов в год – приличная зарплата». И тут я выпал в осадок. Все это время мне говорили «three thousand», а я слышал «three hundred». Просто не мог предположить, что моя зарплата может измеряться в «thousand». 3000 долларов, представляете? По ощущениям, это как сейчас 300 тысяч долларов. У меня ведь даже велосипеда не было. А получив контракт с «Торонто» я купил двухлетний «Москвич» за 300 долларов и был королем.

***

Когда вы стали главным менеджером в Новокузнецке, обязательно надо было уходить из «Торонто»?

– Когда мне предложили работу в «Металлурге», то я сразу поставил условие: мое сотрудничество с «Торонто» сохраняется. За океаном были не против. И вдруг в НХЛ выходит приказ: «Сотрудникам клубов Национальной хоккейной лиги запрещается работать генеральным менеджерами в элитных лигах Европы». Точное попадание в меня! Если бы я работал генеральным менеджером в Воскресенске, то все бы было нормально – это высшая лига. Мне звонят из Торонто, так и так. В Новокузнецке предлагают оформить хоть дворником, чтобы не было проблем. Но с НХЛ такое не прокатит. Просто из лиги позвонят в клуб: «Кем работает Вайсфельд у вас?» – «Скаутом». – «Кем он работает в Новокузнецке?» – «Дворником». – «А что он на самом деле делает в Новокузнецке?» И вот тут им бы пришлось сказать. Они же повернуты там на честности. Так я и отказался от работы скаутом. Но я не пожалел. В Новокузнецке и денег было больше, и у меня там была возможность принимать решения – то есть это более интересная работа.

Но проработали вы там недолго?

– Ушел из-за конфликта с одним человеком. Потом позвонил в ФХР, чтобы меня назначили инспектором. Связался с европейской конторой, которая вела дела с клубами НХЛ и предложил свои услуги. Заинтересовались «Рейнджерс». Разговариваем об условиях, я сказал: «Хочу такую-то сумму». Мне объяснили, что на этот сезон у них в бюджете выделено меньше, но в следующем будет то, что ты просишь. Сезон закончился, меня поблагодарили за работу – и сказали, что дают на следующий сезон те деньги, которые я просил. Но тогда уже появился вариант с «Ладой» – и я окончательно ушел из НХЛ. 12 лет проработал в «Торонто», год в «Рейнджерс». Нормально, считаю. А в Тольятти я был три года: один до локаута, сам локаутный сезон и половину следующего.

Тогда в Тольятти уже прекратили рассчитываться с командой машинами?

– Да. Но была другая вещь. В год, когда мы заняли второй место, Константин Сахаров – президент клуба, земля ему пухом – говорит: «Классно было бы каждому подарить по серебряной машине». И всей команде выкатили 35 «Калин», их тогда только выпускать начали. Вместо номеров – фамилии игроков. Мы даже, не знали, кому их дать. Все раздали: персоналу, игрокам. Тогда Петр Воробьев очень обиделся на Дмитрия Афанасенкова и не хотел ему давать машину. Но я настоял, чтобы выдали автомобиль. А куда их было девать-то?

А вы долго ездили на своей «Калине»?

– Я ее даже не видел. Она стоила 250 тысяч рублей, мне сразу предложили взять за 245 тысяч. Согласился, не раздумывая.

***

С Воробьевым сложно работать?

– Непросто.

Зачем же вы его в Мытищи перетащили?

– Это не совсем я. Вы роль генерального менеджера немного неправильно понимаете. Владельцам «Химика» я говорил, что у каждого тренера есть свои плюсы и минусы. И объяснял им, кого они приглашают. Нет же такого: этот великий тренер, а все остальные дураки. Если вы берете тренера – вы вместе с его плюсами берете и его минусы тоже.

А вы кого предлагали?

– Было несколько кандидатур, например Сергея Котова. Мне говорят: «Мы его не знаем». Вы, говорю, и Ржигу не знали. Мне отвечают, сохрани пока Котова, но возьмем Воробьева. А я Котова во вторую команду взял, предложил зарплату в 3000 долларов – это запредельная сумма для второй команды по тем временам, но сразу предупредил начальство, что если ему предложат в клубе суперлиги в десять раз больше, то я ничего не смогу сделать. Вот в свое время Новосибирск и подсуетился. Не удивлен тем пятым местом «Сибири». Это все Котов. В общем, не то, что я был совсем против Воробьева, просто знал о его проблемах.

Мы хотели бы, чтобы вы навсегда поставили точку в конфликте с Милошем Ржигой. Расскажите правду о том, как он ушел из «Химика».

– Не вопрос. Слушайте. В последнем матче в Воскресенске мы проигрываем ЦСКА – 0:8. Сорок минут я уговариваю хозяев, чтобы оставили Ржигу. Уговариваю не потому, что я такой влюбленный в Ржигу: просто лучших вариантов не было. Ржигу должны были снимать три или четыре раза, но я все время защищал. В общем, заканчивается сезон. Я говорю: если нужен результат сейчас – нужно оставлять Ржигу. Если работать на перспективу – нужен русский тренер. Губернатор Борис Громов говорит, что обещал оставить Ржигу. Не вопрос, отвечаю, оставляем Ржигу.

Значит, губернатор был за Ржигу.

– Да. Иду к Милошу, который ждал решения своей судьбы, и объявляю, что его оставляют в команде. Давай, говорю, готовиться к сезону. Милош жестом останавливает: «Подожди, мы же по деньгам не решили». И тут он мне говорит: «Хочу повышение зарплаты на 57%».

Нормально.

– Я с удивлением смотрю на него. Мы заняли шестое место, подвигов особых не совершили. С какого перепугу? «У меня есть предложение». – «Откуда?» – «Из Чехии». – «Милош, не смеши – сколько тебе дают там?» Он мне называет какую-то сумму в чешских кронах. Стоп, говорю, в долларах это сколько? Это в 10 раз меньше той суммы, которую он просил! Так или иначе, я сказал Ржиге, что деньги даю не из своего кармана – пусть решает руководство.

А руководство?

– Они, конечно, очень удивились, но назвали предельную сумму которую я могу предложить Ржиге. И вот, значит, сидим втроем – я, Ржига и его агент Ярослав Зидек. Я говорю: «Милош, тебе дают повышение на 7%». Ржига всплескивает руками: «Тогда до свидания, я пошел». И уходит. Зидек на меня: «Леонид!» Таким голосом, главное, как будто я прекратил переговоры. В общем, Ржига хлопает дверью, уходит. На следующий день он появляется в клубе, с шампанским и жалуется. Ему говорят: «Иди к Леониду. Скажи, что согласен». Не пошел.

Гордость?

– Да у всех тренеров свои бзики. Я одного спрашиваю, как ему удается не изменяться с годами, а он мне: «Я работаю с перерывами». Ржига, кстати, сам мне сказал, что работать тренером на высоком уровне больше десяти лет нельзя.

***

Что вы не поделили с Федором Канарейкиным?

– Канарейкин хотел дорваться до денег, а я его не допускал. И вот он дождался момента, когда я уехал на операцию в Израиль, прорвался к Борису Громову и обвинил меня в воровстве.

С вами не попытались поговорить из администрации области?

– Там почему-то это не принято. И не таких людей увольняли в одну секунду.

Он лучше стал распоряжаться деньгами?

– Первое, что сделал Канарейкин на новом месте, – потерял огромную сумму денег. Не украл – потерял.

Как?

– Подписал контракт с Брембергом, и тут же расторг этот контракт – и клуб выплатил неустойку. Он просто не понимает, что такое работать генеральным менеджером. Мне не хватало 24 часов в сутки. У меня в мобильнике батарея повышенной энергоемкости. И разряжалась, бывало, меньше, чем за день. У генменеджера огромный объем работы. А Канарейкин посчитал, что он с этим справится, да еще и тренировать будет. Так не бывает. Если вы одной рукой управляете автомобилем, а другой ласкаете женщину – и то, и другое вы делаете плохо. Канарейкин сам себя уволил.

Канарейкин говорил, что от вас одни требования и никакой помощи.

– Я одно понял. Нельзя слушать тренера, который требует какого-то конкретного хоккеиста. Тренер должен сказать: «Мне нужен правый нападающий с левым хватом и хорошей стартовой скоростью». И генеральный менеджер должен такого найти. А тренеры же, повторю, все со своими особенностями. Оценивают по каким-то своим критериям. Вот Петр Воробьев: «Мне нужен Паша Воробьев». – «Ильич, ну почему именно Паша Воробьев?» – «Да он мне в 18 лет один Казань обыграл». – «Ильич, пять лет же прошло!» – «Нет, мне нужен Воробьев!» Ну, ни в какую. Я вбухиваю огромные деньги, чтобы взять этого нападающего, оставил без Паши Ярославль, еще кого-то.

И что?

– Что-что, он начал сезон в первом, а закончил в четвертом звене. В Новокузнецке меня как-то просили купить одного хоккеиста. Я задаю привычный вопрос – почему. «Мы тут играли недавно, он нам забросил две шайбы». Говорю, давайте смотреть на статистику. Он за 34 матча забросил 4 шайбы, две из них вам. Вот зачем он нужен?

С Канарейкиным случилось то же самое?

– Разное бывало. Например, ему категорически не нравился Филипп Метлюк.

Ну, всем известно, что у Метлюка спина.

– Да причем здесь спина. Да, проблемы есть. Но это железный парень, у которого три комплекта наград чемпионатов страны, который не пропустил за три года ни одного матча. И вот Метлюк не был нужен, а люди, которым вообще нечего делать в серьезных командах, – нужны. Все это закончилось тем, что однажды я сказал: «Есть вот такая сумма. Кто тебе нужен? Хочешь на эти деньги возьмем одного игрока. Хочешь – 35». Он говорит: «Вот этого, этого и еще…» – «Стоп, – говорю. – Деньги кончились». А он не понимал.

Неразрешимые противоречия.

– Канарейкин же сам себя уволил. Со мной он был как у Христа за пазухой. У команды было все, что нужно. Вы видели, как сушат перчатки в некоторых командах? Суют фен в перчатку. А у нас есть специальный аппарат, который мы купили за огромные деньги, чтобы сушилось много перчаток. Я закрывал вопросы по чартерам, питанию, форме, по всему. Это быт. Плюс тренеры не понимают условий переходов. Они думают – ну подписали Бремберга. Не подошел – пусть ступает. Потом контракт разрывается и они вдруг узнают: «Ой, еще ж огромные деньги ему за это надо заплатить. Ну ничего себе».

Этот вопрос нельзя не задать: но ходили слухи, что четвертое звено – ваше. Вы заключаете с игроком четвертого звена контракт, половина которого уходит вам.

– Вот если это правильно преподнести, то, наверное, потому меня и уволили. Ну как с этими людьми разговаривать? В четвертом звене, по моей версии, должны были играть Яшин, Лазарев и Кагарлицкий. Что мне с ними пилить – их 3000 долларов? Знаете, ребята, Остап Бендер на месте генерального менеджера нашел бы 101 способ честного отъема денег. И пилить контракты – не самый лучший. За свой первый сезон в «Химике» я сэкономил шесть миллионов долларов. Мог бы сэкономить шесть миллионов, а сказать, что сэкономил пять, например.

А вы правда шесть миллионов сэкономили?

– Да. Меня, правда, вздрючили за то, что у меня был перерасход на 100 тысяч рублей за горюче-смазочные материалы.

Смешно.

– Нет, ну честно – так и было. Я им говорю: «Я 6 миллионов долларов клубу сэкономил». – «Подожди, успеем. Где 100 тысяч рублей за ГСМ?»

Так вы все же были готовы к тому, что Канарейкин вас снимет?

– Нет. Не верил. Будь мы с ним в Казани, Уфе, где есть что делить, – я бы ждал от него переворота. А в «Атланте» в тот момент была ситуация, когда денег не было. И ни один здравомыслящий человек не станет устраивать переворот. Я просто не сумел просчитать логику Канарейкина, потому что в его поступках нет логики. Вот я сейчас живу за городом. У меня пустая московская квартира. Ни мебели, ни ценностей. Туда залезли воры. Посмотрели, поняли, что брать нечего, – и ушли. Это – логика. Невозможно обворовать пустую квартиру. А Канарейкин в пустой квартире устроил переворот.