28 декабря исполняется 70 лет популярнейшему актеру Челябинского академического театра драмы, народному артисту России Леонарду Варфоломееву. Более сотни театральных образов сделали его любимцем челябинской публики, два десятка ролей в кино принесли всенародную известность.
И сегодня, как тридцать лет назад, от него исходит удивительная, захлестывающая энергетика. Умные, глубокие глаза, только что расслабленно прикрытые, в один миг вспыхивают по-подростковому ярко. И вот тогда ты понимаешь, как ошиблась, поверив в возраст и смирение.
— Это правда, что в свое время вы очень эффектно и для многих неожиданно отказались от работы в московском Малом театре?
— Отказался. Это были крупные московские гастроли челябинской драмы, я играл во многих спектаклях. В том числе в скворцовской пьесе «Отечество мы не меняем». Примерно так я и обосновал свой отказ. Если без пафоса, то в те годы были живы еще мои родители, чувствовали они себя неважно, я не хотел оставлять их одних за тысячи километров. К тому же я был влюблен в челябинский театр. Режиссером здесь был Наум Юрьевич Орлов. Мы оба были молоды и полны сил, он как режиссер давал мне полную возможность самореализации. Это сегодня я получаю одну роль в год. Да оно и к лучшему, наверное. Здоровье уже не то.
— Чувствуется какая-то горечь в ваших словах. Жалеете, что не остались в Москве?
— И да и нет. Да, потому что там близко «Мосфильм», там театральная и съемочная жизнь совсем другого ритма. Там, понятное дело, более широкие возможности.
Наш театр я тоже считаю хорошим, очень качественным. Я имею в виду театр драмы имени Наума Орлова. Он примерно приближается по уровню к питерским. Но московские театры стоят много выше. А уж о прочих наших челябинских театральных коллективах и говорить нечего. Это все без исключения самодеятельность. А я самодеятельность на большой сцене очень не люблю. Может, это немного жестко звучит, но настоящий театр действительно очень жесткий. Это жизнь — сложная, жертвенная, рискованная. Станешь не нужен — заболеешь и умрешь. Или сопьешься. А самодеятельность — это поверхностно, в охоточку. Тут можно не страдать, не болеть, не изнашиваться так быстро.
— Вы снялись в 18 фильмах. Это довольно большой список…
— Да, наверное, мне грех жаловаться. Да я и не жалуюсь. Кстати, первый мой съемочный опыт был не в Москве, а на «Ленфильме». Тогда проводились пробы актеров (то, что сегодня модно называть кастингом) на роль Ивана Заикина в фильме «Воздухоплаватель». Выбирали главным образом между двумя парами: Ванин — Брыльска и Варфоломеев — Васильева. Через пару месяцев еженедельных перелетов и пробных съемок выбрали нас с Катей.
И в первый же съемочный день я понял, что нянчиться со мной, театральным актером, никто не будет. Во все пришлось вникать самому. Правда, немного помогали Армен Джигарханян и замечательный актер Валя Никулин. Валя подсказывал, как вести себя перед камерой: не суетись, мол, минимум мимики, работают одни глаза. В театре все наоборот: эмоции утрированы для 18-го ряда.
А Джигарханян, как истинный философ, преподал мне, как сейчас бы сказали, урок корпоративной этики. Ты, говорит, сиди тихонько в уголочке, пока тебя не вызовут. Сам не лезь на глаза, не раздражай бригаду. Вот еще одно доказательство того, что актер внутри процесса — это не звезда вовсе. Съемочная группа относится к актерам примерно как к танцующим обезьянкам.
Помню, на съемочной площадке нас с Джигарханяном очень много фотографировали. Я поначалу удивился. А потом понял. Съемки проходили в Одессе, рядом с площадкой всегда была тьма зрителей. По окончании съемок выстроилась огромная очередь, и мы с Джигарханяном несколько часов подписывали фотографии. В конце концов Армен удовлетворенно вздохнул: «Ну, на ресторан заработали». И мы отправились в одесский ресторанчик пить вино.
— А с Екатериной Васильевой как вам работалось? Слышала, у нее был довольно сложный характер.
— В юности — пожалуй. Она была резкая, дерзкая, пожалуй, даже взбалмошная. Могла сказать что-то в сердцах своим выразительным голосом. Хотя всегда была очень трудолюбивой и честной актрисой. А сегодня она обратилась к церкви. К счастью, Васильева не оставила окончательно сцену и кино. Но она не снимается в дешевых фильмах, стала более емкой, более собранной. Я с удовольствием слежу за ее творчеством.
Замечательный человек и очень красивая актриса Лариса Гузеева, любимая большинством зрителей по «Жестокому романсу». В ее жизни случилась страшная трагедия: она потеряла мужа и ребенка. Это было невероятно тяжелое для нее время, но она ни на один день не оставила съемки. Мы работали тогда над фильмом «ЧП районного масштаба». Она тяжело болела и физически, и душевно, но при этом каждый день выходила на работу, пока режиссер почти насильно не выгнал ее со съемочной площадки. Она тоже из тех, кто живет своим творчеством.
— С возрастом вы стали как-то иначе относиться к Новому году? В театре есть свои банкетные праздничные традиции?
— Наверное, мое отношение к Новому году, как и к дню рождения, изменилось не столько из-за возраста, сколько из-за профессии. День рождения у меня 28 декабря, почти в Новый год. А в эти дни у всех актеров самое горячее время, не до банкетов. Так что празднуем мы в конце января. Что касается Нового года, я просто обожаю вот это вот четверостишье довлатовское:
Трещит на улице мороз,
Снежинки белые летают,
Замерзли уши, мерзнет нос,
Замерзло все. А деньги тают…
Вообще-то актеры умеют веселиться. И делают это в высшей степени изобретательно. Помню, на съемках тех же «Воздухоплавателей» привезли нам целую бочку спирта. На нем, видите ли, работают двигатели наших аэропланов! Артисты были в шоке. Они сели вокруг этой бочки и сидели так неделю, сочиняя альтернативное горючее. Чтобы спирт не трогать. И ведь придумали! Бочку удалось сохранить, так сказать, для внутреннего использования. Пользовала ее с наслаждением и довольно долго вся съемочная группа.
— У вас так загораются глаза, когда вы вспоминаете о работе в кино! Считаете, что упустили какие-то возможности?
— Я доволен своей жизнью. Я многое сделал, и у меня еще остались силы. Я вырастил двух сыновей. Они довольно успешны: один работает на местном телеканале, другой живет в Москве, играет в мюзикле «Чикаго». Объездил с гастролями весь мир.
А насчет упущенных возможностей… Конечно, 70 лет — это много. Лучше быть сильным, красивым, нравиться женщинам. Но иметь такие воспоминания, от которых загораются глаза, — наверное, это само по себе тоже счастье. Хотя и немного грустное.