Крис Гринхол

И музыка, и мода, и любовь

Имя Криса Гринхола стало известно после премьеры на Каннском кинофестивале в этом году фильма «Игорь и Коко», поставленного по одноименной книге Гринхола.

Зрители оценили эту беллетризованную биографию, полную перипетий любовной истории королевы высокой моды, бесстрашной и в чем-то скандальной Коко Шанель и композитора-интеллектуала, основоположника законов новой гармонии в музыке Игоря Стравинского. Никто точно не знает, был ли роман между Шанель и Стравинским – документов, подтверждающих этот факт, нет, но есть множество совпадений и упоминаний о возможном адюльтере (Стравинский был женат) в мемуарах великих современников. Канва повествования такова: после премьеры «Весны священной» недавно пережившая смерть любимого человека Коко Шанель влюбилась в Стравинского. Она пригласила его вместе с женой и детьми пожить на свою виллу – Стравинскому нужно было переработать музыку к балету. Если верить Гринхолу, то именно там и началась их связь. Вдохновленный любовью к Коко, русский композитор создал известную оркестровку «Весны священной». Шанель, в свою очередь, под очарованием его музыки начала разрабатывать свой самый известный парфюм Chanel № 5. Критик газеты Guardian назвал роман «историей о музыке, духах, страсти и чувстве вины».

Вы поэт и филолог, литературовед, вдруг стали писать прозу, причем выбрали героями композитора и дизайнера одежды. Как это случилось?

-Поэзию я любил с детства, особенно русскую – в детстве запоем читал Мандельштама, Ахматову, Маяковского. Я находил все, что происходило в русской литературе в близкое к революции время, очень захватывающим. Я увлекался модернистской живописью и узнал, что Стравинский вдохновлял многих художников этого направления. Делая очередное исследование по модернизму, я наткнулся на фото Стравинского и Коко. Я стал копать глубже и узнал, что их жизни текли параллельно, оба умерли в один год в возрасте 87 и 88 лет. Кстати, 88 – это число клавиш на фортепиано, а их цвет – черный и белый – основа палитры ранних коллекций «Chanel». Шанель была на премьере «Весны Священной» в 1913 году, а через семь лет она пригласила Стравинского с семьей – чахоточной женой и четырьмя детьми – жить в ее доме, на шикарной вилле «Бель Респиро». У Коко были деньги, которые могли помочь бедному композитору. К тому же, в сердце француженки зияла рана после потери любимого человека в автокатастрофе. Оба находились в середине жизненного пути, жаждали обновления – их история показалась мне очень интересной. Документов, подтверждающих их отношения, не осталось. Но есть упоминания об их тайном романе у Дягилева, Роберта Крафта и Миси Серт. У смертного одра Шанель в «Ритце» нашли икону, которую Стравинский подарил ей за пятьдесят лет до того, в 1921 году, когда вышли духи Chanel № 5. Подробности их отношений – мой вымысел, но ведь это не документальная книга.

Вы специально выбирали такую коммерческую тему, надеясь на хорошие продажи и возможную экранизацию?

-Я ничего плохого не вижу в коммерческом подходе и получении денег за свой труд. Но двигателем моей работы был интерес к истории этих людей и времени, в котором они жили. Я в свое время написал работу о постмодернизме, и мне было интересно, как в рамках отношений этих двух людей разворачивался конфликт не только персоналий, но и художественных принципов. Стравинский – модернист был бескомпромиссен в художественном отношении, в то время как постмодернист Шанель не видела ничего предосудительного в том, чтобы творить именно для успешного заработка. Формат, в котором я написал книгу, не понравился издателям – он показался им как раз некоммерческим. В моей работе были белые и черные главы, по аналогии с клавишами: белые представляли художественное повествование, а черные – документальные заметки. Пришлось переписывать, чтобы издатели были довольны, и перенести документальную часть в хронологическую таблицу в конце книги.

Вам лично нравится музыка Стравинского?

-Да, хоть ко многим его произведениям надо привыкнуть, но чем больше я слушаю Стравинского, тем глубже я его понимаю. Перед московской премьерой я, в ожидании многочисленных интервью, перелопатил огромное количество информации о композиторе – хотел быть готовым к любым каверзным вопросам. И ведь никто о нем не спросил – всех интересовала только Коко...

Мне сказали, такая реакция связана с тем, что Стравинский очень мало жил в России, а потому был менее известен русским. Я заметил, что, несмотря на то, что фильм в большей степени о Стравинском, интерес 99 процентов зрителей прикован к Коко Шанель.

Вы довольны выбором главной актрисы?

-Анна Муглалис прекрасно смотрелась в роли Коко. Но первоначально была утверждена другая актриса. Затем сменился режиссер. Ян Коунен обязательно хотел француженку – красавицу, чтобы она была с характером и понимала, что такое бренд «Шанель». Анна соединила в себе все эти качества. Она долгое время было моделью для этого дома, который, кстати, одобрил наш выбор. Решение было принято чуть ли не в последний момент – ее утвердили за пару месяцев до съемок. Мы думали о том, чтобы снять в главной роли Одри Тату, но директор возразил, посчитав, что она слишком сладкая, с ограниченными возможностями выражения эмоций. Одри сыграла молодую Коко в ленте «Коко до Шанель». Хоть фильм и был удачным, я не уверен, что она была лучшей кандидатурой для этой роли.

Следуя такой логике, почему же на роль Стравинского не взяли русского актера?

-На это были чисто коммерческие причины. Люди, которые финансировали проект, не видели русского актера, который мог бы гарантировать своим именем возврат инвестиций. Им нужен был узнаваемый актер, а датчанин Мадс Миккельсен после роли русского злодея в «Казино «Рояль», может быть, у когото и ассоциировался с русским. Мне его было немного жаль – он подписал контракт в 2007 году, когда фильм собирались снимать на английском. В процессе работы сменился режиссер. Ян Коунен сообщил Мадсу, что лента будет сниматься на французском и русском, чем ввел актера в состояние шока. «Как же так, я не говорю порусски», – говорил он в полной растерянности. Он датчанин, чей второй язык английский. Мне пришлось за ужином его убеждать не бросать проект. Альтернативой Миккельсену мог стать Виго Мортенсен, потому что он уже выучил несколько русских слов, работая с Кроненбергом над фильмом «Порок на экспорт». Миккельсен решил остаться –

ему пришлось выучить русский, подтянуть французский и научиться играть на фортепиано. Сценарий был построен на диалогах, многие из которых, к сожалению, пришлось выбросить, потому что Матт не говорил свободно порусски. Меня расстроил и конец фильма – он получился невыразительным, было вырезано несколько сцен – например, с Дягилевым, Кокто. Продюсеры объяснили, что иначе фильм длился бы три часа.

Вы, кажется, хорошо себя чувствуете в мире кино – говорят, что вы пишете книгу об Ингрид Бергман.

-Да, о ее отношениях с фотографом Робертом Капа. Он был очень смелым, даже авантюрным человеком, снимал «День Д», его фотографии легли в основу ленты «Спасение рядового Райана» Стивена Спилберга. Он познакомился с красавицейактрисой 6 июня 1945 года, и у них закрутился тайный страстный роман. У книги пока нет издателя – посмотрим, как сложится ее судьба.

Сегодня вам известна технология всего цикла – от написания книги до выхода картины. Значит ли это, что теперь вы с легкостью будете зарабатывать деньги на экранизации собственных романов?

-Самое тяжелое – это найти издателя. Я делал наброски для книги об Ингрид Бергман в 1995 году, и до сих пор у меня нет издателя. И это несмотря на то, что фильм о Шанель и Стравинском уже вышел на экраны. В моей профессии нет никаких гарантий.

Вы преподаете литературу в частной школе «Севен оукс» (прим. – Seven Oaks – одна из самых известных школпансионов в Великобритании), а тут вдруг поездка на Каннский кинофестиваль, интервью, красная ковровая дорожка. Как вы себя чувствовали в такой атмосфере?

-Кому не хотелось пройти по красной дорожке отеля «Мажестик» или пообщаться на афтепати с Квентином Тарантино? Я этого, конечно, не ожидал, когда писал книгу. Предполагал, что из нее может получиться фильм, но не знал, как именно это случится. А получается, что в процессе создания фильма книга тебе уже не принадлежит – другие люди забирают ее, населяют своими чувствами и идеями.

Как ученики относятся к вашему новому статусу?

-Я об этом с ними просто не говорю. Когда работаешь шесть дней в неделю, хватает рутинных тем для разговоров, тут уже не до кино. Кстати, среди моих учеников –

много русских, я заметил, что они очень высокообразованны.

Вам не кажется, что в английской программе мало внимания уделяют литературе? Иногда говоришь с молодыми англичанами, и они не знают, кто такой Шоу или Диккенс. Почему так происходит?

-В Англии главный писатель – Шекспир, его преподают всем. Считается, что остальные классики – для одаренных студентов. Англичане действуют прагматично, полагая, что запихивать литературу в невосприимчивых к материалу людей все равно, что убеждать завзятого мясоеда в пользе овощей. И вообще, в рамках демократических традиций принято давать выбор и ученикам, и преподавателям. Как правило, выбор падает на книги, которые более понятны нынешнему поколению, а не на литературу 18 века. Если классу мальчиков дать книгу Джейн Остин, вы думаете, им понравится? Да, они будут знать, кто такая Джейн Остин, но насильное запихивание в их головы «Гордости и предубеждения» может надолго отвратить учеников от классической литературы.

В России до сих пор делают акцент на изучение поэзии – в Англии тоже заставляют учить целые куски поэм наизусть?

-Я не заставляю своих студентов учить наизусть поэзию – не вижу смысла. Мой отец признался както в нелюбви к поэзии и на мой вопрос «Почему?» ответил, что повинна в этом была как раз школа – он ненавидел тот факт, что его заставляли учить стихотворения наизусть. Вы можете вызубрить стихотворение, но не обязательно его поймете. Возможно, это хорошее упражнение для памяти, но не для ума. В силу такого хронического неприятия поэзии, отец не мог понять моего желания заниматься литературой – в его представлении достойной была профессия врача или юриста.

Вы работаете в системе частного образования уже 17 лет. В чем особенности английской системы образования и как к ней приспосабливаются русские ученики?

-Если сравнивать с Францией, то там в основном говорит учитель, а ученики слушают. В Англии такая система считается устаревшей. Учитель открывает и закрывает урок, организует процесс, но всю работу во время урока проделывают ученики. Исследования говорят о том, что школьники запоминают только 10 процентов того, что им говорят, и 90 процентов того, что они делают. Во взрослой жизни моим ученикам придется работать в команде, сдавать проекты к определенному сроку, быть креативными и независимыми в своих суждениях, и мы пытаемся их к этому подготовить. Отношения «учитель – ученик» изменились, и это к лучшему. Я знаю, что система в России напоминает французскую – это видно по ученикам. Многие русские студенты, несмотря на хорошие знания, не могут выражать свои мысли во время урока. Они ждут, когда я дам им наводку, в каком направлении надо думать, когда я выскажу свое мнение. Они не привыкли сами искать ответы. Но они быстро осваивают новый для них метод.