Мельников искал красоту. Это было его самым главным желанием в жизни. В 1927 году он построил дом-мечту. Свою мечту. Написал на нем: "Константин Мельников. Архитектор". "Сплетенный" из двух цилиндров дом с сотообразными окнами-бойницами стоит в одном из арбатских переулков. Он перенес многое: славу, зависть, одиночество, мировой триумф, варварство, безразличие и любовь.
Мельников был из крестьянской семьи. Взглянув на его юношеские фотографии, удивляешься его внешности. Утонченные черты, светлые задумчивые глаза, осанка белого офицера, модный сюртук - щеголеватый молодой человек из высшего петербургского общества. Его природный аристократизм и гений родились одновременно. Маленький Мельников жадно рисовал, лепил из глины. Он наслаждался природой, ее диагоналями, вертикалями, совершенными линиями и формами.
Мельников любил и почитал своих родителей и совсем не рвался к столичной жизни. Деревня была для него небесным раем.
Однажды, "в одно лучезарное утро", "я, 13-ти лет, чисто одетый, оказался в богатом вестибюле дома известной в России технической конторы "В. Залесский и В. Чаплин". Меня привели в контору работать в должности мальчика". Знаменитый ученый-теплотехник, "творец многих отопительных систем" Владимир Михайлович Чаплин, очарованный рисунками деревенского мальчика, нанял для него учителя рисования. Константин Мельников блестяще выдержал конкурс в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. "Мое имя стояло в числе одиннадцати счастливчиков, среди 270 претендентов".
"Рисовать - скромный лист бумаги, в руках уголь и - какая беспредельность в выразительности! В музыке другое -слух, нужно иметь уши, а здесь нужно иметь глаза. ГЛАЗА! Что может быть красивее зрительной Красоты?" Мельников беспрестанно пишет. Обнаженные натурщицы, фигурные классные. Ученический восторг - его учитель Константин Коровин. "С ним мы возносились в высшую сферу творчества". Мельников, рожденный с абсолютным вкусом и наделенный природным аристократизмом, легко определял "своих". Коровин - его идеал. "Щеголь, цветущая пора возраста, без прически, парижские жилеты, опьяненные глаза, золотой портсигар в наше распоряжение. Вошел - в классе праздник: работу бросаем, натурщица сходит с подмостков, веером окружаем его. Задымили и слушаем про Париж, Шаляпина".
Заботливый Чаплин, желая своему воспитаннику "комфорта в жизни", настоял на том, чтобы Мельников закончил и архитектурное отделение. 1917 год: Мельников - выпускник.
"Я закончил образование, и в тот же год закончилась и та жизнь, в которой я 27 лет жил. Получив звание Архитектора, я вступил в Архитектуру, стоявшую на краю пропасти".
Но его не пугает новое время - Мельников амбициозен и верит в себя. Наступает время его экспериментов. "Почему же мои работы возбуждают столь сильное любопытство, граничащее с тревогой? Какая причина заставляет их резко выделяться среди других? Почему возникает неприязнь, а вместе с тем и страх перед явной необычностью этих работ, и почему, наконец, в момент ознакомления с ними забывается все перечисленное и сердце наполняется чувством, освеженным тем воздухом, что после грозы?
Я знаю: я призван в текущем веке восстановить выродившееся чутье и вновь говорить полной речью архитектурного языка".
Если бы Мельников не построил собственный дом, его жизнь была бы, наверное, другой.
Его единственный частный дом в новой советской России - признание власти, временное. Дом очаровывал завистников. Он восхищал друзей. Художник Грабарь, посетивший в начале 30-х годов семью Мельниковых, написал в книге посетителей: "Никогда не ловил себя на чувстве зависти. Хотелось бы так пожить!!!"
Дом казался видением. Он парил над Москвой. Это был миг роскошной жизни Архитектора. Дети бегали по вертикали, спали в полукруглых комнатах, пили чай на веранде, здесь же играли в пинг-понг, внизу во дворе - в теннис и волейбол, дожидались папу с работы. Грозные тополя и липы прятали их от летнего московского зноя. Их детский мир был наполнен пением птиц и звоном колоколов соседней церкви. Дом жил жизнью московских дореволюционных усадеб. То есть жило его перетекающее по цилиндрам пространство свободы, света и красоты. За его стенами было другое время. Время социалистического равенства. Все вокруг сравнивалось и равнялось.
Парадокс. Подлинная роскошь - недоступна. Но гениальность Мельникова в том, что своим домом он опроверг жизненную аксиому. Его роскошь порождена бедностью и новым чувствованием красоты.
Дом - сбывшаяся мечта о семейном счастье - разрушил счастье творчества. Мельникова невзлюбили. Запад считал его гениальным советским архитектором, ревнивое родное Отечество - западником и формалистом. Мельников остался один. И его дом стал его крепостью: "Я один, но не одинок: укрытому от шума миллионного города открываются внутренние просторы человека. Сейчас мне семьдесят семь лет, нахожусь в своем доме, завоеванная им тишина сохраняет мне прозрачность до глубин далекого прошлого". Так писал в 1967 году Архитектор, познавший только десять лет прижизненной славы и своей причастности к живому архитектурному процессу.
Дом - его собственный ребенок - стал его мудрым и заботливым родителем, оберегающим от жестокости окружающего мира. Дом стал его вечным и внимательным собеседником.
"Искусство там, где проявлено творчество, и истинно красивое только то, что создано талантом".
"Делать невозможное возможным - дерзость архитектора".
"Красота есть высшая практическая польза".
"Чтобы быть архитектором, и чтобы им быть по-настоящему, нужно не только красиво рисовать, но и красиво чувствовать, красиво думать и красиво жить и работать".
"Способные любить не могут быть глупыми".
"Бесценно то, что создано духом человека, не руками и даже не мозгом".
Источник информации: Марина Левашова, журнал "Культ Личностей", ноябрь/декабрь 1999.