Константин Корнаков

Кино было яркой страницей. Но, к счастью, не единственной

Я действительно плавно менял одно на другое, так что «запить с горя» в пятом классе просто не мог. Ну, не было бы телевидения и «Планеты» - что-то всё равно придумал бы. Я кораблики строил, самолетики клеил, любил мастерить. Занимался спортом, в том числе спортивным ориентированием, тогда оно только завоевывало популярность, был в одной команде с Володей Алексеевым, впоследствии трижды чемпионом мира, выступал за сборную Ленинграда.

…Когда эту ленту показали на шестом Московском международном кинофестивале в 1969 году, входивший в жюри известный детский писатель Джанни Родари признался, что не видел более сурового и одновременно более доброго фильма. Простой и, на первый взгляд, совершенно негероический сюжет без всякого пафоса показывал ужасы ленинградской блокады и стойкость ленинградцев на примере двух детей. У 13-летней Кати после очередной бомбежки оказывается на руках чужой малыш, который едва умеет говорить и даже не помнит, как его зовут. Девочка-сирота берет всю заботу о карапузе на себя, назвав его своим братом Сережей. Дети вдвоем переживают самую трудную блокадную зиму. Весна приносит городу глоток облегчения… и в это время офицер-фронтовик, с которым девочка подружилась, работая в госпитале, вдруг узнает в мальчишке своего сына, которого считал погибшим под бомбежкой... Фильм «Зимнее утро» классика советского детского кино Николая Ивановича Лебедева («Найди меня, Леня!», «Ждите меня, острова!», «В моей смерти прошу винить Клаву К.» и др.) получил на том фестивале золотой приз.

Увы, это мало кто сегодня помнит, да и сама картина подзабыта. Правда, чуть более знакома сегодняшнему зрителю другая лента тоже из ленфильмовской классики - «Мой добрый папа», поставленная еще одним известным ленинградским режиссером Игорем Усовым. Она тоже о войне, и хотя фронт там территориально дальше от героев - сюжет разворачивается в Баку, - может быть, именно в этом и состоит трагический подтекст. Дыхание войны, ее беды дотягиваются в самые дальние города и веси.

«Сережу», на самом деле оказавшегося Димой-Митей, Петю, чьим «добрым папой», так и не вернувшимся с фронта и не осуществившим свою мечту стать великим музыкантом, был Александр Демьяненко, и еще несколько детских ролей в конце 60 - начале 70-х годов сыграл юный ленинградец Костя Корнаков. Кино стало яркой страницей в его жизни, но почему оно не стало его профессией и что помогло Константину в юные годы пережить расставание со славой - он рассказал специально для сайта.

Запах кино

Удивительное совпадение, Константин. Сегодня, незадолго до встречи с вами в одном дворике на Петроградской вижу: работает группа киношников, проложены рельсы, по ним катают тележку с камерой…

- Она очень смешно называется: «долли». Меня с детства веселит это название. А ребята, которые эту тележку катают, соответственно, «дольщики». Но не те, которые обмануты строителями (смеется).

А я всё думал: что это за «дольщики» в титрах современных фильмов? Так вот о съемках. Для постороннего, не бывавшего на съемочной площадке, увидеть этот процесс - значит прикоснуться к какому-то магическому, потустороннему миру. А вы сквозь годы какое впечатление от киносъемок пронесли?

- Если я снова попаду на студию, то моментально вспомню запах. Запах, который ни с чем не спутаешь, - декораций, пленки, курева… И второе - сумасшедший, рваный темп жизни. Есть нужная натура - или нет нужной натуры, все на месте - или кто-то не приехал, заболел, снимаем - или на сегодня всё отменяется… Вот так с пяти лет. Сегодня это легко понять, если попасть в Москву. Съемки - они как ритм мегаполиса, причем со своими удачами и неудачами, от слез до полного счастья.

Магическое… В общем, это, конечно, волшебство, когда ты оказываешься в костюмерной или гримерной. И видишь наряды, которые можно встретить только в музее, или на глазах у тебя, ребенка, молодой человек превращается в старика. Наконец, важен и сам факт, что ты попадаешь на «Ленфильм». Любая студия - достаточно закрытое учреждение, с пропускным режимом, а тут ты имеешь возможность посмотреть, что снимается рядом. А рядом может сниматься все что угодно - вплоть до «Гамлета». И, сунув нос в щель в соседнем павильоне, ты можешь набраться много чего интересного.

Когда находишься «по ту сторону экрана», вполне может возникнуть ощущение, что ты из «касты избранных».

- Тогда до «Дома-2», слава Богу, не доходило. Сейчас «звездной болезни» люди подвержены, вероятно, в значительно большей степени, чем раньше. У меня не было такого ощущения никогда. Тем более что в школе, несмотря на лояльное отношение к моим отлучкам, всё же не устраивали мне режима наибольшего благоприятствования, да и одноклассники, к счастью, были независтливые. Я играл в футбол и хоккей наравне со всеми. И драк не избегал.

Пятилетний пацифист и «оппонент» Озерова

Итак, давайте начнем писать вашу кинематографическую биографию. Как вы попали в кино?

- Теперь это называется «кастинг», раньше называлось конкурсом. На студию привел меня папа - он жив, и дай Бог ему здоровья. Мы приехали с юга, и то ли по радио, то ли в газете он прочитал объявление, что набирают детей на фильм про блокаду. А поскольку отец у меня ветеран, защитник города, блокадник, ему стало интересно, и он потащил меня на «Ленфильм». Там был конкурс из трех туров. В третий отобрали всего двоих детей. И тут возникла проблема. Против меня работало то, что я был достаточно пухлым товарищем, вернее, голова у меня была здоровая - я и сейчас шапки 60-го размера ношу, а поскольку в кино задействован в основном крупный план, лицо, то для блокадного мальчика мой вид не очень «прокатывал». Мальчик должен был быть изможденнее.

Кончилось тем, что режиссер Николай Иванович Лебедев - светлая ему память - по-видимому, убедил себя и всех вокруг, что всё правдоподобно, просто у ребенка могла быть водянка или его еще недавно хорошо кормили, поскольку он жил в обеспеченной семье. В результате на роль утвердили меня. Это был 1965 год, мне было тогда почти пять лет. Утвердить-то утвердили, но в результате потом помучались. Я ведь в середине съемочного процесса сниматься отказался.

?!!

- А у меня в пять лет была антивоенная позиция. Когда я прознал, что фильм военный, что там стреляют, то, вернувшись вечером со съемок домой, заявил: «Завтра никуда не поеду! Мне это не нравится!». Никакие уговоры не помогли. На следующий день за мной, как всегда, приехал счастливый дядя Толя - помреж по актерам, добрый мужик, который возил меня на студию и вообще баловал всё время какими-то подарками, а ему с порога заявляют: «Он не поедет, ему всё надоело, извините, ничего с ним сделать не можем…».Бедный дядя Толя не знает, как поступить, ведь съемочный день, вся группа уже ждет. Поуговаривав меня, он, в конце концов, говорит: «Ладно, не поедем на студию, поедем просто кататься». Мы сели в «москвичок» и поехали… и когда я понял, что, покружив по Ленинграду, меня привезли опять на «Ленфильм», я закатил режиссеру истерику. Лебедев со мной очень долго говорил. Сейчас уже трудно вспомнить, как именно он меня убеждал, говорил что-то про «понарошку», про необходимость… Был бы диктофон - я б всё записал. Потому что умение убеждать ребенка - это высокое качество.

Честно говоря, Константин, когда вы сказали про отказ сниматься, я подумал, что вы назовете другую причину. То, что, по сюжету, ваш герой Митя-Сережа должен в кадре, извините, на горшок при девочке садиться…

- О, это была отдельная история, когда я отказывался это делать. Для меня это действительно была катастрофа. Съемочная группа долго подходила к этому вопросу, уже зная, что я имею свои принципы и опять что-нибудь выкину. Но, в общем, как-то в результате они меня уговорили. Хотя сейчас-то я понимаю, как жестоко у них голова болела!

Еще был сложный момент, когда в финальной сцене фильма актер Николай Тимофеев, узнав благодаря семейной скороговорке «Митя-Митрий-Дмитрий хитрый» во мне своего сына, кричит мне: «Откуда ты это знаешь?!». Драматизм сцены понятен. Но что я-то глазами ребенка вижу: чужой дядька, с которым у нас за время съемок, правда, сложились отличные отношения, вдруг начинает на меня орать… Помню, я разревелся, и дубль этот переснимали раз десять. Тимофеев уже не знал, что и как ему сделать, чтобы зритель понял, что отец потрясен, а сын не испугался.

Чем вам запомнилась работа режиссера Николая Лебедева со столь маленьким актером - пять лет?

- Я его почитал за деда. Он умел меня увлекать. Помню, у нас с ним была такая игра: он спрашивал, какая столица в таком-то государстве, я должен был ответить правильно, а если не знал, он подсказывал. В результате я в пять лет знал кучу стран и их столиц. В фильме же реплик у моего героя очень мало. В основном он молчит, и вот в этом молчании и крупном плане режиссер как раз и ловил то настроение, которое требовалось. Скажет: «Лежи и соси сахар». Лежишь и сосешь. «Подумай о чем-нибудь». Лежишь, думаешь. А тебя в это время снимают. Крупный план получается просто потрясающий. Или разговариваешь с режиссером о чем-то, он: «Вот так и скажи, как сказал сейчас!». Ну ладно, так и скажу. Для ребенка все просто, а в результате талантливой режиссуры получился напряженный фильм, где зал с первой реплики начинает любить этого малыша.

На мой взгляд, ваша роль без слов сделана даже лучше, чем у вашей юной партнерши Тани Солдатенковой.

- Это не ко мне, это всё к Лебедеву. А роль у Тани потяжелей моей была. Это мне, малолетнему бездельнику, лежать в шубе, париться под прожекторами в кадре, а ей-то, хрупкой девчушке, меня таскать, да по лестнице, да не уронить, учить текст, учиться в школе, зимой ездить на съемки на электричке из Тосно, где она жила… Мало не покажется. С ней Лебедев возился, ставил речь и диалоги, проходил сцены. Со мной, за исключением моментов, когда я категорически шел в отказ, особенных проблем не было. Даже озвучивал я сам.

В «Зимнем утре» много видов блокадного Ленинграда, причем не хроникальных. Набережные в сугробах со вставшими троллейбусами, разрушенные дома… Где все эти декорации строили в 65-м году, когда такие вещи еще не могли просто взять и нарисовать на компьютере?

- Да, теперь нарисуют. И будет видно, что нарисовано, и у тебя не возникнет дрожи, когда ты смотришь на эту картину и думаешь: ой, я же здесь вчера на машине проезжал… А когда смотришь фильм 60-х годов с такими декорациями, то пребываешь в ужасе: где это снимали?! Там, по-моему, на месяц перекрывался целый район города, где всё было засыпано-завалено и ездила старая техника. Ощущение во время съемок фантастическое: только что ты был в современном городе, тебя куда-то привезли - и ты словно попал в другое измерение. Только вот сейчас, к сожалению, уже не могу найти то место, где стоял разрушенный дом, в котором жил мой герой и в котором растерянно бродил по заснеженной квартире без крыши его приехавший с фронта отец…

Кстати, нынешняя, 2010 года, снежная зима и то, как с ней справлялись городские власти, некоторым блокадникам напомнила военные годы. Мой отец, когда увидел по телевизору загорелого губернатора, высказался: «Ну, Матвиенко, устроила нам воспоминания о блокаде!». В эту зиму можно было снова снимать кино про те годы (смеется).

Правда, что «Зимнее утро» в свое время имело большой успех?

- Да, насколько я помню, не маленький. Не знаю уж, сколько раз мы выезжали на встречи со зрителями. Потом картина поехала в Германию (восточную естественно), где ее показывали в том числе и тамошней армии (наверное, в качестве учебного пособия: дескать, что ваши отцы в России творили). Фильм получил и какой-то приз.

«Зимнее утро» помнят до сих пор. Когда я несколько лет назад стал искать его - мне стали звонить люди, говорившие, что этот фильм им запомнился с детства. В результате мне помогли его найти. А в прошлом году меня, моего отца и одного из авторов фильма, известного ленинградского писателя Михаила Кураева позвали на показ «блокадных» лент для ветеранов.

«Зимнее утро» всегда показывали зимой по телевизору - до тех пор, пока в 70-х годах не сняли «Блокаду» по Чаковскому. Эта многосерийное и масштабное полотно наш «неполитизированный» фильм для широкой аудитории как-то «забило». Зато для меня «Зимнее утро» наложило отпечаток почти на все следующие фильмы.

В каком смысле?

- Снявшись в «блокадном» фильме, я попал в студийную картотеку. Следующей картиной была «Удар, еще удар!». Его сейчас вообще почему-то не показывают, а жаль. Отличный, с эмоциональным зарядом фильм с известными артистами: Алексей Смирнов, Виктор Коршунов, Толубеев, молодой еще Валентин Смирнитский (одна из первых ролей всероссийского «Портоса»). Фильм о футболе, и в нем есть ретроспективный кусок: опять блокада, знаменитый блокадный футбольный матч, главный тренер вспоминает, как нашел в развалинах мальчика, и опять блокадная потеряшка - это я. Мой герой - это герой Смирнитского (по фильму - Таманцев, суперфорвард ленинградской команды «Заря») в детстве.

Потом - «Хроника пикирующего бомбардировщика», где есть и моя эпизодическая роль. И это снова война. Потом были микроскопические кусочки в «Виринее», в «Короле Лире», «Браслете-2»… Все это можно было и не вспоминать, потому что похоже на тот анекдот: «Видели коляску в «Броненосце «Потемкин»? Так вот в ней был я!». Мое попадание туда объяснимо: нужен ребенок на крошечную роль, смотрят картотеку, «есть вот такой-то, снимался, знает, что делать на площадке, не боится света - берем».

Что за роль в «Короле Лире»?

- Я был сыном какого-то дворянина в массовке. Но это для них, взрослых, массовка. А для меня, мальчишки, это удивительный, волнующий мир рыцарей, пахнущий кожей сапог, звон мечей и кольчуг. Я еще не знал, что за режиссер передо мной. Моя бабушка, которая всегда возила меня на съемки, сказала: «Это же великий Козинцев, попробуй у него взять автограф». Он расписался. Этот автограф на маленьком календарике до сих пор у меня хранится.

…Были еще какие-то эпизоды в разных картинах. А потом Виктор Садовский - тот, что ставил «Удар, еще удар!» и «Одиннадцать надежд», - затеял еще один спортивный фильм «Ход белой королевы» и снова взял меня. Там тоже есть кусок, соотнесенный с блокадой, но уже не мой, а Кирилла Лаврова. А у меня, по сути, главная детская роль. Между прочим, моим приемным дедом по фильму был Анатолий Папанов. Вообще, в «Королеве» был потрясающий, «звездный» набор актеров - Смирнов, Евстигнеев, Куравлев, Виктория Федорова, Кожевников. Снимался там и знаменитый Николай Озеров, с которым я в перерывах съемок до хрипоты спорил, потому что я обожал хоккей, а он убеждал меня пойти в теннис, который в СССР тогда не был широко популярен. «Хоккей - это же игра для мужчин, вы ведь сами хоккейный комментатор!» - доказывал я ему. «Мало ли что комментатор, я еще и теннисист», - отвечал он.

Маленькие тайны «Доброго папы»

Константин, вспомним ваш главный фильм - «Мой добрый папа». Как, например, вам работалось с Шуриком - Александром Демьяненко?

- Легко работалось. Причем я уже знал, что это «Шурик», ведь к тому времени ходил во второй класс. Правда, помимо съемочной площадки мы не сталкивались; у взрослых была своя жизнь, а у меня - учеба. Но на съемках с Демьяненко было спокойно и легко. Ну, папа и папа. Ночная сцена на арбе вообще снялась с одного дубля.

А Гурченко… У меня не было ощущения, что она моя мама. Ее я стеснялся - красивая женщина с великолепной фигурой, хорошо пела, но, в общем, какая-то отстраненная. И в сценах с ней - это я теперь вижу - есть у меня некоторая зажатость. Как мне рассказывали потом, ее режиссер фильма Игорь Усов как раз тогда «вытащил» на экран после периода забвения.

Тот знаменитый период забвения, последовавший за «Карнавальной ночью»?

- Да-да. И Гурченко в Баку вела себя достаточно обособленно, во всяком случае с нами, детьми, даже жила в другой гостинице: мы все в «Азербайджане», она - в «Интуристе».

Вообще, Баку, где три месяца шли съемки, - это что-то… Как нас встречали бакинцы, развозили-возили, селили-переселяли, показывали-рассказывали, какой там шашлык-машлык, фрукты, зелень, - любили, одним словом! У меня 30 сентября день рождения, и мое девятилетие стало для всей группы «хорошим поводом»… Там и я первый раз попробовал шампанского. Конечно, «шарики» у меня куда-то все сразу «уехали», и бабушка утащила меня в номер. Ну а группа продолжала.

Как работал с детьми режиссер «Доброго папы» Игорь Усов?

- Потрясающе! Мне вообще везло на людей, которые умели находить общий язык с детьми. Помню, он хохмил: «Ты пойдешь учиться (копирует кавказский акцент) в лючший бакинский школа номер раз». Я так и запомнил: я учился в Баку «в школе номер раз».

Правда, не скрою, я иногда ревновал режиссера к исполнителю роли моего младшего брата Бобы - Саше Арутюнову. Это сейчас я понимаю, что четырехлетнему шустрому бакинскому мальчишке нужно было уделять много внимания, что режиссер и делал, а тогда… Игорь Владимирович меня убеждал: «Ну что ты дуешься, он же младше, ты и так всё можешь, а с ним мне надо работать». Режиссер же нас и мирил. Правда, с «Бобой» мы все-таки не дрались. Знаю, что потом у этого мальчика были лихие моменты в судьбе: он из бакинских армян, а им в Баку в 90-х было очень непросто - межнациональный конфликт, погромы.

Вы до сих пор поддерживаете отношения с вдовой Усова, как и ряд других ребят, снимавшихся у Игоря Владимировича?

- С Лидией Борисовной Духницкой - да! Созваниваемся периодически, не так давно был у нее, смотрели фотографии, у нее большой интересный архив. Она замечательная, интеллигентная, очень добрая, всегда относилась ко мне как к родному. За три месяца, пока мы жили в Баку, она накупила мне такое количество детских книг, я там читал запоем! Она же меня там устроила на уроки французского. Ведь, на беду киногруппы, в Питере я учился во «французской» школе. Это значит - особая программа, а съемочная группа ведь отвечает за то, чтобы со съемок я не вернулся полным оболтусом. Впрочем, забегая вперед, скажу, что двоек по французскому я все равно нахватал… А в Баку с французскими преподавателями целая проблема, но мне нашли-таки учительницу, аж из университета.

Еще были уроки музыки - надо было осваивать пианино. Герой-то растет в музыкальной семье, а в финале играет на пианино. Стали снимать эту сцену, и Усов говорит: «Ну, давай играй чему тебя научили!». В готовой ленте там звучит патетическая музыка. А на самом деле я от волнения сбацал… Бог знает что! (смеется). Но это тайна!

Прощай, кино!

Можете бегло сравнить методики работы с детьми разных режиссеров, в чьих «руках» вы побывали?

- Каждый по-своему, все они имели подход к ребенку. Наверное, это была иная, чем сегодня, режиссерская школа. Это были люди, которым веришь. Они рассказывали, объясняли, не боялись потратить на тебя время, все делали «глаза в глаза», готовы были снять сколько надо дублей. А когда звучало «стоп, снято!» и ты слышал от них: «молодец, все отлично сделал!», не скрою, очень радовался.

Константин, что такое была в вашем случае жизнь ребенка-актера?

- 7 рублей 50 копеек в день. Это приятная ее составляющая. Причем это - если не договор, а тебя просто вызывают на съемочный день. Если заключался договор, то уже шли сто или сто двадцать рублей в месяц, независимо от того, снимался ты или нет. Массовка стоила «треху». Заслуженный артист - 25 рублей в день, а народный, такой, как Лавров, - 50. Деньги за меня, конечно, получал отец.

Что касается школы, то это был кошмар. Если съемки - значит, прогуливаешь занятия и, хоть не знаешь, пойдешь завтра на уроки или нет, все равно надо делать «домашку». Но школу я все-таки окончил с золотой медалью.

Как происходило ваше расставание с кинематографом?

- Спокойно, без истерик. «Ход белой королевы» был последним фильмом, я учился тогда в пятом классе. Потом перестали звать. А я и не рвался, не бегал в актерский отдел - «нет ли там чего?», как героиня фильма «Начало» (смеется). Не нужен - ну и не надо. Я уже тогда занимался в городском Дворце пионеров в кружке художественного чтения, был одним из ведущих многочисленных концертов ансамбля песни и пляски в Ленинграде и на гастролях по Волге. В старших классах я был вице-президентом юношеского клуба «Планета» при Географическом обществе Союза ССР, причем попал туда, тоже победив на олимпиаде, - написал здоровенную работу о БАМе. В девятом классе от этого клуба я впервые поехал за границу, в Германию, фактически в командировку, делал фото, слайды, потом делился впечатлениями. Где тут вспоминать о кино?

Впрочем, о кино немного напоминало еще одно занятие, которое у меня появилось в шестом-седьмом классах, - телевидение. Точнее, детская драматическая студия при Ленинградском ТВ, которую вела режиссер Клара Фатова. Там, кстати, тоже был конкурс, который я прошел честно.

Не как «мальчик, который снимался в кино»?

- Нет-нет! Руководитель-то это знала, но остальным объявила, только когда группа уже была сформирована. «Смотрите, он играл в кино, но это ничего не значит. Там совсем не то, что у нас».

Это были роли в детских телеспектаклях?

- Да. Детская редакция готовила постановки, которые показывали по Ленинградскому телевидению. Вплоть до самодеятельного балета…

Вы участвовали в балете?!

- Уж не знаю, как это у меня получалось, но было и такое. Это была «Сказка о красках», положенная на музыку и танец, скорее такой мюзикл без слов. Еще играл Малыша в спектакле о Малыше и Карлсоне, Томми в сказке о Пеппидлинныйчулок. Был помощником ведущих и во «взрослой» литературной передаче «Парус». Несколько раз выходил на сцену Театра комедии (маленькая детская роль в «Селе Степанчикове и его обитателях»), была еще серия детских передач на ленинградском радио. В общем, везде успел побывать.

Выходит, вам в детстве везло - в том плане, что на место одного яркого «блока» под названием «кино» быстро пришел другой под названием «телевидение», а потом еще и еще что-то?

- Я действительно плавно менял одно на другое, так что «запить с горя» в пятом классе просто не мог. Ну, не было бы телевидения и «Планеты» - что-то всё равно придумал бы. Я кораблики строил, самолетики клеил, любил мастерить. Занимался спортом, в том числе спортивным ориентированием, тогда оно только завоевывало популярность, был в одной команде с Володей Алексеевым, впоследствии трижды чемпионом мира, выступал за сборную Ленинграда.

«Волны» и «мели» взрослой жизни

Как складывалась ваша взрослая жизнь?

- Когда оканчивал школу, то хотел пойти в Универ на географический. Мечтал стать океанологом, хоть и были проблемы со зрением. Но отец настоял: надо что-то более современное. И я поступил в Политех, на факультет автоматизации управления. Тогда это было престижно и перспективно. Всегда вспоминаю эти годы с теплотой и благодарностью. Правда, учили нас на совершенно иной, чем сейчас, компьютерной базе и технике, так что всё, чему научили, по сути, мне пригодилось отчасти, кроме, пожалуй, системного, инженерного подхода к вопросам. Писал программы, но профессиональным программистом не стал. Для общего развития осваивал интегралы и убивал время еще черт-те на что, вроде истории КПСС и марксизма-ленинизма, которыми в жизни бы не занялся по собственной воле! Я ведь по натуре, скорее, технарь гуманитарный или технический гуманитарий. То есть, с одной стороны, всё могу сделать руками, начертить и понять чертеж, продумать, качественно спаять, освоить технику, - а с другой, могу часами общаться, размышлять и придумывать, люблю чтение, музыку, рок, хорошее, умное кино, анекдоты, могу стихи писать…

Пишете?

- Ну, это громко сказано, так, пописываю поздравления, панегирики или эпиграммы, если кто «на зуб» попадет (смеется)… Окончил Политех, причем перейдя на вечернее (свободное распределение, да и на рабочей сетке платили больше, чем была стипендия). Поработал в закрытом «ящике». Потом полтора года имел возможность наблюдать изнутри и участвовать в жизни комсомола. Бесценный опыт взаимоотношений и организационной работы. С тех пор остались хорошие друзья.

Надеюсь, плохо обо мне не вспоминают, хотя «идейным» я никогда не был. Меня «толкали» в партию, но в результате, просидев, размышляючи, в кандидатах вдвое больше положенного, коммунистом я так и не стал. К тому времени я уже прочитал в четвертой копии «Собачье сердце», «Сказку о тройке», ну и вообще - почитывал. Да еще имел несчастье (или счастье) прийти на заседание парткомиссии в джинсах и кожаном югославском пиджаке (мамин подарок) - я из него не вылезал, да и другого у меня просто не было, и старая большевичка, заправлявшая партийным «кастингом», меня резко отчитала: «Молодой человек, вы слишком вызывающе одеты». Я опешил, попытался отшутиться, мол, извиняйте, работа у меня чистая, ватника нету. Но шуток в партии не понимали. Впрочем, шел 85-й год, и вскоре эта партия сама как-то рассосалась…

В новые времена работал в кооперативах, потом в нескольких совместных предприятиях, потом на станкостроительном заводе с великой историей «Свердлов». Хлебнуть пришлось всякого. После краха последнего СП приходилось халтурить по ночам на машине, купленной на отступные, - надо было кормить семью, в которой росли уже двое детей. Пережил разорение «Свердлова». Да много чего было, обо всем не расскажешь. Сейчас работаю на крупном современном предприятии, занимаюсь рекламой, выставками, связями с общественностью, чем, собственно, и занимался со времен первых кооперативов.

У вас на мобильнике стоит такой бэк-тон, от которого можно и в обморок упасть. «Вы попали в администрацию президента, сейчас с вами будет говорить заместитель президента…» Это, что, остаток детства?

- Маленькая собака до старости щенок (смеется). Кто-то на это «покупается», воспринимает всерьез, быстро бросает трубку, потом через некоторое время, видимо что-то сопоставив, перезванивает. Мне смешно. Пройдет время - какой-нибудь другой сигнал в этом духе поставлю. У меня долгое время для директора в телефоне «Масяня» стояла…

Сейчас по телевизору иногда показывают передачи о судьбах бывших юных артистов, смакуя, как один спился, другой сидел в тюрьме, третий погиб. Когда вы смотрите такие сюжеты, вас не посещает мысль: слава Богу, что меня это миновало?

- Наверное, меня миновала чаша сия. Хотя у нас ни от чего зарекаться нельзя. Меня, видимо, Бог по жизни вел и ведет так, что всё время предлагает что-то взамен утраченного. У меня ведь бывали и личные драмы - я оставил первую семью, чего очень не хотел, после чего некоторое время… в общем, хорошо, что не спился. Вдобавок, все эти проблемы с работой, разорением фирмы. Мои «полеты во сне и наяву» были как раз в районе 40 лет, классически. Я это называл «ревущие сороковые». Короче говоря, было движение «по наклонной», к счастью непродолжительное, а потом я познакомился с новой женой, появились новая работа, новый круг общения, ну и новые проблемы, куда ж без них.

Правда, в результате у меня совсем не много друзей. Приятелей - много. А друзей, которые могут всё бросить и рвануть на помощь, мало. Я к понятию «друг» отношусь серьезно.

Среди друзей и приятелей есть те, с кем вместе вы снимались?

- Нет. Разве что можно назвать Вадима Карева, Сергея Пилатова, с которыми мы занимались в драмстудии при телевидении. Со многими артистами, известными петербургскими и российскими исполнителями, я познакомился, уже работая на станкостроительном заводе помощником генерального по связям с общественностью, мы принимали участие в поддержке нескольких известных культурных проектов в городе. Но с юными актерами из детства судьба нас развела.

Нынче мне «полтинник», и в этой связи есть что вспомнить, хотя мемуары - не моя стихия. Детям (а у меня уже и внучки) я могу сказать: «Что бы со мной ни случилось, вы всегда сможете вспомнить папу, просто посмотрев кино».