Православный священнослужитель (в юрисдикции Русской православной церкви за рубежом, затем Константинопольского патриархата), богослов, церковный историк.
Родился в дворянской семье. Отец был профессором и директором Лесного института в Санкт-Петербурге. Мать — из старообрядческой семьи.
Учился в Александровском лицее и на юридическом факультете Московского университета. Участвовал в гражданской войне в рядах Добровольческой армии, в 1920 эмигрировал в Константинополь, затем в Сербию. Окончил юридический (1922) и богословский (1925) факультеты Белградского университета. Доктор церковных наук (1945; тема диссертации: «Антропология святого Григория Паламы»).
Участвовал в деятельности Белградского кружка преподобного Серафима, в работе первых съездов Русского студенческого христианского движения (РСХД) в Пшерове и Хопове, находился в юрисдикции Русской православной церкви за рубежом (РПЦЗ).
Большое влияние на него оказал митрополит Антоний (Храповицкий). Однако затем архимандрит Киприан покинул РПЦЗ — он так вспоминал об этом своём решении и о своей жизни в Сербии в 1930-е годы:
С юрисдикцией митрополита Антония я решительно порвал. Его я не переставал любить и чтить, но всю «антониевщину», все «карловацкое» окружение не принимало мое сердце. С русскими архиереями и в русских церквах я не служил. Меня больно коробило все более крайнее политиканство карловчан, их невероятно провинциальное отношение к делам Русской Церкви.
* С 1925 — преподаватель литургики, апологетики и греческого языка духовной семинарии Сербской православной церкви в Битоле, помощник инспектора семинарии.
* 2 апреля 1927 был пострижен в монашество.
* С 3 апреля 1927 — иеродиакон.
* С 7 апреля 1927 — иеромонах.
* С 1928 — архимандрит, начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме (до 1930). Не сойдясь характерами с архиепископом Анастасием (Грибановским) (Наблюдающий за делами Русской Духовной Миссии в Иерусалиме с 1924 года), возвратился в Сербию, где издал монографию о бывшем начальнике миссии, видном учёном архимандрите Антонине (Капустине).
* В 1931—1936 — вновь преподаватель духовной семинарии Сербской православной церкви в Битоле.
* С 1936 жил в Париже, находился в юрисдикции митрополита Евлогия (Георгиевского), доцент Свято-Сергиевского богословского института в Париже по кафедре литургики.
* В 1936—1939 — настоятель Покровской церкви в Париже.
* В 1940—1960 — настоятель церкви святых Константина и Елены в Кламаре.
* С 1941 — доцент Свято-Сергиевского богословского института в Париже по кафедре патрологии.
* В 1944, 1946—1948 — инспектор Свято-Сергиевского богословского института в Париже.
* В 1945—1960 — профессор Свято-Сергиевского богословского института в Париже по кафедрам патрологии, литургики и пастырского богословия.
Автор научных трудов по пастырскому богословию, литургике и патрологии. Основная работа — «Антропология св. Григория Паламы» — первая в русской богословской науке монография, посвящённая великому византийскому мистику XIV века. В 1953 по его инициативе и под руководством в Свято-Сергиевском богословском институте прошёл «литургический съезд»; с этого времени подобные мероприятия с участием специалистов по литургике, принадлежащих к различным христианским конфессиям, проводились в институте ежегодно.
Архимандрит Киприан был духовником писателя Бориса Зайцева, который дал ему такую характеристику: «Мистик, одиночка, облик аристократический, некое безошибочное благородство вкусов». Он же говорил об о. Киприане: «Если бы его лишили служения Литургии, он сразу зачах бы. Литургия всегда поддерживала его, воодушевляла: главный для него проводник в высший мир». Ещё одна характеристика архимандрита Киприана, данная Борисом Зайцевым:
Как исповедник он был очень милостив. Грешнику всегда сочувствовал, всегда был на его стороне. На исповеди говорил сам довольно много, всегда глубоко и с добротой. Иногда глаза его вдруг как бы расширялись, светились. Огромное очарование сияло в них: знак сильного душевного переживания.
По словам протопресвитера Александра Шмемана,
в о. Киприане были огромный нерастраченный запас личной любви, нежности, привязанности и, вместе с тем, неспособность, неумение раскрыть их. Он свободно выбрал одиночество, но им же и мучился. Он был замечательным другом, интересным собеседником, желанным гостем везде и всюду; но как скоро, помнится, — в беседе, в гостях, за столом — начинало чувствоваться нарастание в нем тревоги, стремления уйти, какого-то беспредметного беспокойства. Он точно вдруг осознавал, что все это все же «не то», что он только гость, а гость не должен засиживаться, гость не «принадлежит» дому, должен уйти… И вот, он уходил опять в свое одиночество, с той же неутолённой любовью, нераскрытой, неосуществившейся…
Также протопресвитер Александр Шмеман был убеждён, что
единственной подлинной радостью было в его жизни богослужение, совершение Евхаристии, мистические глубины Страстной Недели, Пасхи, праздников. Тут жила вся его — никогда не дрогнувшая — любовь к Церкви, совершенная отданность ей.
По словам епископа Илариона (Алфеева), архимандрит Киприан
был человеком высокой культуры. Блестяще знал русскую литературу и поэзию: среди его любимых авторов — Константин Леонтьев и Александр Блок. В круг интересов отца Киприана входили и французские авторы, среди которых… он особенно выделял Леона Блуа. В последние годы жизни отец Киприан редко обращался к художественной литературе, предпочитая исторические хроники, воспоминания.