Игорь Шелковский

Алфавит Шелковского

В Москве побывал художник и скульптор Игорь Шелковский. С парижским издателем знаменитого журнала "А - Я", открывшим Западу искусство, литературу и философию советского андеграунда, встретилась обозреватель "Известий".

известия: Игорь Сергеевич, вы с 1976 года живете в Париже и более известны мировому обывателю в качестве создателя скандально знаменитого журнала "А - Я". Как вы превратились из художника в издателя?

-Игорь Шелковский: До конца 80-х из СССР можно было уехать только навсегда. Я так и уехал. Это сейчас мы свободны в передвижениях, зимой на Монмартре, летом в Подмосковье... Жизнь на чужбине не сахар, я и тогда, и до сих пор могу заранее сказать, сколько моих работ будет продано с любой выставки. Но это мне не мешает заниматься творчеством, потому что никак не противоречит моему твердому убеждению: художник должен быть свободен - и от влияния вкуса публики тоже. Он не должен рассматривать свое творчество как основной источник дохода. Вот Эдик Штейнберг, очень успешный художник, жалуется, что после эмиграции стал куда менее свободным, чем был в СССР, - галереи диктуют! Нет, зарабатывать надо как-то еще и эти деньги тратить на свое искусство. Я так и делал первое время в Париже... Разносил рекламные листовки, красил стены квартир. Вполне достойное, кстати, для художника дело, раз сам Моне этого не стеснялся...

и: Поэтому вы придумали свой журнал?

-Шелковский: Не я, некий Жак Мелконян, швейцарский бизнесмен египетского происхождения. Дал денег на первый номер и внезапно исчез. Позвонил мне через 20 лет... Что, кстати, опровергает ходячий анекдотец, будто бы проект сей был рожден на Лубянке, чтобы просто переписать всех подпольных советских художников. Да нет, идея сделать журнал на трех языках - русском, английском, французском - только об искусстве, литературе и философии советского андеграунда витала в воздухе. Тогда же никто в целом мире не знал об огромном пласте нашей культуры, которая не вписывалась в соцреалистическую схему. А интерес к нам был колоссальный. Поэтому выход первого номера произвел в мире небывалый фурор. Трехтысячный тираж улетел в считанные дни, удостоился восторженных откликов в "Либерасьон", "Нью-Йорк таймс", "Берлинер цайтунг"...

и: А дальше как? Спонсор-то сбежал?

-Шелковский: Нам помогли известная модель и меценат Дина Верни, другие люди - кто как мог. Всю техническую работу вплоть до макета я делал сам, потом обзванивал типографии, выбирал самый дешевый вариант. Материалы из Союза присылал Александр Сидоров - под псевдонимом Алексей Алексеев. Трудности были невероятные: за письмами художников, репродукциями их работ и рецензиями неусыпно охотился КГБ. Более секретно, может, издавалась только ленинская "Искра". Зато сегодня можно гордиться. Пусть с 1979 по 1986 год вышло всего восемь номеров журнала, они сделали свое дело - открыли миру глаза на советское актуальное искусство. Именно в "А - Я" впервые написали об Эрике Булатове, Олеге Васильеве, Иване Чуйкове, Игоре Макаревиче, Римме и Валерии Герловиных, Франциско Инфантэ, Илье Кабакове, Комаре & Меламиде, Копыстянских, Дмитрии Пригове, Константине Звездочетове, Александре Косолапове, Леониде Сокове, Вагриче Бахчаняне... Мы первыми опубликовали тексты Б. Гройса и В. Сорокина, Вс. Некрасова и В. Шаламова, отрывки из книги В. Паперного "Культура-2"... Между прочим, работа Ильи Кабакова "Жук", репродукция которой вышла у нас, сегодня стоит дороже шести миллионов долларов.

и: И, что интересно, ни строчки о самом Игоре Шелковском. Хотя журнал отнимал все ваше время.

-Шелковский: Я воспринимал себя этакой сторожевой коровой. Знаете, когда коровы в стаде наедятся травы, они ложатся на лугу и спят. Все, кроме одной - должен же кто-то следить, не идут ли волки. Когда наступила перестройка, нужда в сторожевой корове отпала сама собой, и я вернулся к искусству. Начал экспериментировать с материалом, пробовать себя в различных стилях. Но не слушайте экспертов: они расскажут вам, будто в моих работах воплощено множество стилей - от кубизма до конструктивизма. На самом деле я совершенно чужд традиций, моя родина и мой дом и все-все - в моей мастерской. Где бы она ни была - в Москве или под Парижем. Если хотите, я просто еще один маргинальный оригинал.

и: А почему вы вообще уехали тогда, в 76-м? Как сегодня объясняете свой порыв?

-Шелковский: Мною двигало любопытство. Мне было 40, а я, сын репрессированных родителей - мой отец был главредом оренбургской областной газеты, все эти годы жил под спудом. Ну ничего было нельзя, абсолютно ничего. Хотелось смотреть, дышать другим воздухом. Я не ждал многого для себя, как для художника, - что все меня бросятся приглашать и выставлять. На тот момент я получил что хотел: свободу. Могу сказать, что жизнь в Москве теперешней во много раз интереснее, чем в том же Париже. Потому что тут - жизнь. Столько интересных выставок! Хотя и там сейчас вот идет грандиозная выставка Моне в Лувре. Дикая очередь: стоишь час и... доходишь до отметки с указателем: отсюда стоять еще полтора часа!