Игорь Колыванов

Игорь КОЛЫВАНОВ

Один из самых интереснейших российских форвардов 90-х годов. Он ворвался на футбольный небосвод став в 23 года лучшим бомбардиром сезона, лучшим футболистом страны и уехал играть в сильнейший тогда клубный чемпионат - Италии. Сейчас он тренер юношеской сборной России.

Страна: Россия.

Амплуа: Нападающий.

Родился 6 марта 1968 года.

Провел: (подробнее)

В чемпионате СССР: «Динамо» Москва: (1986-91) 140 игр - 42 мяча

В чемпионате Италии: «Фоджа» (1991-96), «Болонья» (1996-01): 193 игры - 48 мячей

Забил в еврокубках: 6 мячей, кубке СССР 3 мяча, кубке Италии 7 мячей.

Сборная России: 59 игр - 15 мячей.

Первый матч: 23 августа 1989 году с Польшей (1:1) в Люблине.

Последний матч: 5 сентября 1998 г с Украиной (2:3) в Киеве.

Достижения

Командные:

Второй призер чемпионата СССР 1986 года, третий — 1990.

Чемпион Европы среди молодежный сборных 1991 года.

Личные:

Лучший футболист СССР 1991 года.

Лучший бомбардир молодежного чемпионата Европы 1990 года - 9 мячей в 7 играх.

Лучший бомбардир чемпионата СССР 1991 года — 18 мячей.

Лучший бомбардир «Болоньи» сезона 1996/97 - 11 мячей.

Член клуба Григория Федотова: 117 мячей.

Совладелец рекорда чемпионатов СССР по числу голов в одном матче — 5 (днепропетровскому «Днепру» — 1991)

Игорь Колыванов один из самых интереснейших российских форвардов 90-х годов. Он ворвался на футбольный небосвод став в 23 года лучшим бомбардиром сезона, лучшим футболистом страны и уехал играть в сильнейший тогда клубный чемпионат - Италии. Сейчас он тренер юношеской сборной России.

О Колыванове лучше всего рассказал он сам в интервью Андрею Баташеву (еженедельник «Футбол»)

Ему не раз подыгрывал случай. Однако, как сказал кто-то из великих, от случая нельзя ожидать справедливости. Игорю Колыванову не раз приходилось убеждаться в справедливости этого высказывания: именно тогда, когда успех был ему особенно необходим, удача отворачивалась от него.

Его отец был музыкантом — играл на домбре в оркестре имени Осипова и выступал вместе с Зыкиной, мать тоже была причастна к музыке — она окончила музыкальную школу по классу фортепиано.

— Отец часто уезжал на гастроли, поэтому я редко видел его дома, — вспоминает Игорь. — Мы с моим братом-близнецом Мишей считали дни, дожидаясь, когда он приедет; но вот он возвращался, и для нас наступал праздник, в программе которого был и футбол: отец выходил с нами во двор и играл, забывая о времени...

Мама же не только с пониманием относилась к моим спортивным увлечениям, но и очень много сделала для того, чтобы я остался в футболе. Когда я играл в юношеской команде, она в воскресенье вставала в шесть утра (матчи на первенство Москвы начинались в 8.30), поднимала меня и везла на другой конец города. Думаю, что далеко не все родители способны на такое...

…Тем не менее, когда Игорь был совсем маленьким, его родители хотели, чтобы он пошел по их стопам, и даже начали учить сына играть на рояле, однако это продолжалось недолго: вскоре всем стало ясно, что его призвание — спорт.

— Мне всегда нравилась музыка, — рассказывает Игорь. — Я и дома с удовольствием ее слушаю, и на концерты хожу вместе с женой и дочкой. Но спорт всегда притягивал меня гораздо сильнее. Познакомился я с ним рано — в пять лет родители отвели меня в бассейн, и года полтора я — для здоровья — занимался плаванием. И, конечно же, играл во дворе и в футбол, и в хоккей, и в пинг-понг. Я везде уверенно себя чувствовал, хотя никогда не думал о том, что футбол станет моей профессией. Но в один прекрасный день об этом позаботился случай….

— И как же это произошло?

— Однажды летом, когда мы во дворе играли в футбол, мимо проходил Виктор Борисович Абаев, тренер по футболу детской спортивной школы Советского района. Он сказал, что набирает ребят 1967 года рождения, и спросил, не хочет ли кто-нибудь из нас к нему записаться. Такое желание высказали шесть человек, и я в том числе, хотя мой год рождения — 1968. Мы начали заниматься, но через неделю моим друзьям это надоело, и я остался один. Мне было 9 лет, никаких особых задач я перед собой не ставил и играл в футбол ради собственного удовольствия….

Меня все время тянуло вперед, я хотел забивать и побеждать и потому в нашей команде «Советский район» играл в нападении и в полузащите. А потом начались юношеские турниры, соревнования на первенство школы, на первенство Москвы. Постепенно я втянулся в эту жизнь. И когда меня в 14 лет в первый раз пригласили выступить за юношеские сборные Москвы и Советского Союза, почувствовал, что могу чего-то достичь в футболе…

— Перед тем как поступить в футбольную школу, вы занимались музыкой. Видимо, у вас были для этого соответствующие способности…

— Да, у меня есть и слух, и чувство ритма.

— Но чувство ритма, наверное, необходимо и в футболе…

— Футбол — это коллективная игра, поэтому далеко не все здесь зависит от усилий отдельного игрока. Матч состоит из эпизодов: команда может на протяжении десяти минут атаковать и забить гол, а потом сделать паузу и уйти в оборону. Характер каждого эпизода определяется командными действиями, и это зачастую компенсирует недостатки отдельных футболистов, в том числе и отсутствие у кого-либо из них чувства ритма.

— В той команде, которую набрал Виктор Абаев, вы были на год младше других ребят. Не мешало ли это вам? Не чувствовали ли себя слабее, чем они?

— Нет. Я все время хотел доказать и себе, и другим, что смогу и сумею сделать все необходимое для победы. Я, естественно, очень хотел помочь партнерам, но в то же время мог и закричать на кого-то, если он, как мы говорим, недорабатывал.

— В это трудно поверить…

— Конфликтов было много. В детстве мы постоянно, как и все мальчишки, наверное, выясняли отношения. Ну а я к тому же еще и за своего брата заступался...

— Он тоже занимался футболом?

— Да, Миша играл в динамовском дубле, а затем окончил институт физкультуры. Сейчас он учится в юридическом и работает в одной из кампаний, связанных со спортом.

— Долго ли вы занимались у Абаева?

— Один сезон. А затем мне снова повезло: я перешел в команду, где играли мои сверстники, к великолепному тренеру Игорю Александровичу Швыкову. Я очень многим обязан ему. С теми ребятами, которых он считал перспективными, Игорь Александрович занимался индивидуально. В те дни, когда у нас не было тренировок, мы — человек десять — после школы приходили к нему, и он вместе со своим помощником Евгением Владимировичем Лапковым работал с нами над техникой, над ударом, над обводкой… Все ребята, которые были под его началом, испытывали к Игорю Александровичу чувство благодарности: мы ведь прекрасно понимали, что он старается не только обучить нас азам футбола, но и помочь нам стать нормальными, порядочными людьми...

Как-то раз Швыков сказал нам: «Ребята, запомните: футбольный век очень короток, поэтому не упускайте свой шанс». Мне тогда было лет 14, я был уверен, что моя футбольная жизнь бесконечна; и все же его слова заставили меня задуматься.… А вот сейчас, в мои 34, я понимаю, как он был прав: мне кажется, что все пролетело, словно единый миг...

— Из ваших слов следует, что в спорте вам очень везло на тренеров…

— Мне вообще везло. И в обычной жизни тоже. Вот всего лишь один пример. Это было в восьмом классе; мы тогда впервые сдавали экзамены, и в субботу у нас должен был состояться экзамен по геометрии. Кое-что я знал, но, конечно, не все 30 билетов. И вот ночью, с четверга на пятницу, мне приснился четвертый билет с теоремой Пифагора. Утром я рассказал маме этот сон, и она сказала: «Выучи его на «отлично». Ну, я и вызубрил этот билет наизусть. Прихожу в субботу на экзамен, и меня вызывают в первой четверке, да еще четвертым! Боясь, что мне попадется совсем не то, что мне нужно, я, чтобы обмануть судьбу, тащу билет не правой, а левой рукой, смотрю — и глазам своим не верю: четвертый! Я чуть до потолка не подпрыгнул. Ну и написал все за три минуты…

— А сны о футболе вам снились?

— Постоянно. Кто-то за мной бежит, догоняет, бьет по ногам… Ну и, конечно же, я все время забивал во сне. А сейчас мне почему-то часто снится, будто я приезжаю в какой-то город, который уже видел во сне, и иду по тем же улицам, по которым проходил раньше…

— А что наяву происходило в вашей футбольной жизни?

— До восьмого класса я играл в команде «Советский район», а затем перешел в футбольную школу молодежи, где тренером был замечательный специалист Алексей Блинков, сын знаменитого динамовца Всеволода Блинкова.

Я участвовал в различных турнирах, мы выступали удачно, и на меня обратили внимание специалисты. В 16 лет я, продолжая учиться в ФШМ, попал в московский «Спартак» и год отыграл в дубле. Когда же команда ФШМ, в составе которой я выступал (мне тогда было 17 лет) стала победителем первенства спортивных интернатов, мне позвонил Михаил Данилович Гершкович (он тогда работал в «Динамо») и предложил встретиться. Михаил Данилович приехал ко мне домой и сказал, что динамовские тренеры собирают сейчас молодых игроков, чтобы превратить «Динамо» в такой клуб, который сможет бороться за чемпионское звание, и что я тоже могу принять в этом участие. Мне такое предложение было по душе, так как в «Динамо» тогда пришли мои друзья — Игорь Добровольский, Сергей Кирьяков, Андрей Кобелев, с которыми я играл в юношеских сборных. Михаил Данилович поговорил с моей мамой (мой отец погиб, когда мне было 14 лет), и она согласилась с тем, что мне нужно перейти в «Динамо».

— Но вы тогда числились в «Спартаке»…

— Не знаю даже, как это объяснить. Я ведь, естественно, хотел играть в основном составе, однако не мог даже мечтать об этом: нападающих в «Спартаке» было больше чем достаточно, и мне, семнадцатилетнему, было трудно с ними конкурировать. В «Динамо» же Эдуард Васильевич Малофеев сделал ставку на молодых ребят, и я очень быстро получил возможность заиграть в «основе».

— Однако в первом же матче, выступая за дубль, вы получили травму. И в этом, наверное, можно было увидеть некое предостережение: вас как будто бы предупредили, что случай далеко не всегда будет подыгрывать вам…

— Если обращать внимание на такие предостережения, то нечего и выходить на поле… Но случай тогда действительно был против меня. Матч проходил в манеже; я вышел на 20-й минуте, пошел в обводку — убрал мяч под себя, а опорная нога осталась на месте — там было очень неприятное покрытие. Я услышал щелчок и почувствовал боль. Оказалось, что я сломал лодыжку на левой ноге. Примерно месяц нога у меня была в гипсе, а через два месяца я уже начал играть и почти сразу — в основном составе.

— В том сезоне московское «Динамо» едва не стало чемпионом страны…

— Судьба золотых медалей решалась в двух матчах с киевскими динамовцами. Мы должны были дважды подряд сыграть с ними — дома и на выезде, так как из-за чемпионата мира-86 они пропустили одну игру с нами. В первом матче, который проходил в Москве, в манеже, мне здорово не повезло: я не смог забить гол, который обязан был забить.

Я до сих пор помню тот момент, как будто бы это было вчера. Игорь Добровольский, блестяще сыграв, прокинул мне мяч между двух защитников, и я вышел один на один с вратарем. До ворот было, наверное, девять-десять метров. Я пробил, но неудачно — Чанов парировал этот мяч. Мы вели 1:0, но за десять минут до конца Рац головой забил ответный гол.

Когда же мы приехали в Киев, то проиграли там со счетом 1:2. Судил обе встречи Хохряков. В Москве он сделал подарок нашим соперникам, не назначив за явное нарушение пенальти в их ворота, а в Киеве на первых же минутах поставил мяч на точку, и киевляне забили нам с одиннадцати метров.

В начале второго тайма мы проигрывали 0:2, но на 48-й минуте я провел ответный мяч. Нас устраивала ничья — тогда бы мы заняли первое место. Однако дожать противника нам не удалось. А вот если бы я в Москве реализовал голевой

момент, то мы досрочно заняли бы первое место.

— Видимо, в тот раз случай снова подвел вас…

— Наверное. У меня тогда был шанс стать в 18 лет чемпионом страны, но я его не использовал…

— Однако через четыре года вы завоевали другое чемпионское звание, победив в составе молодежной сборной Советского Союза на чемпионате Европы среди молодежных команд…

— Нашим тренером был Владимир Вениаминович Радионов, создатель команды, в которую мечтали попасть очень многие молодые футболисты. Мы тогда очень ровно прошли весь турнир, а в финале обыграли сборную Югославии, за которую выступали Просинечки, Бобан, Ярни, Шукер и другие будущие суперзвезды, и дома (3:0), и на выезде (4:2).

У нас был очень сплоченный коллектив, все мы давно знали друг друга. Мне кажется, что любой игрок той команды, приезжая на сбор, сразу же становился в десять раз счастливее. Отношения между ребятами были настолько дружескими, что мы понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Нам ничего не нужно было повторять дважды, выходя на поле, мы с воодушевлением делали то, что должны были делать… Известные специалисты приезжали просто посмотреть на нас и порадоваться тому, как мы играем. За «молодежку» выступали Мостовой, Канчельскис, Чернышов, Шалимов, Добровольский, Кирьяков, Шматоваленко… Я тогда забил, если память мне не изменяет, 9 мячей в семи играх и стал лучшим бомбардиром турнира…. У нас была потрясающая команда, ребята, которые выступали за нее, через год заиграли в национальной сборной…

— А когда вас впервые пригласили в главную команду страны?

— В 1989 году, еще при Лобановском. Тогда сборная СССР встречалась в товарищеском матче со сборной Польши (он закончился со счетом 1:1), и Валерий Васильевич выпустил меня во втором тайме. А в начале следующего года вызвал на сборы, которые перед чемпионатом мира-90 проводились в Италии и в Америке. Но когда мы вернулись в Россию, я на тренировке в манеже получил травму — у меня был надрыв поверхности икроножной мышцы левой ноги. Полтора месяца я лечился; гипс мне сняли только в мае — как раз в те дни, когда игроки национальной команды собрались на очередной сбор, поэтому о моей поездке на чемпионат мира в Италию не могло быть и речи.

Мое расставание со сборной было недолгим — с конца 1990 года я вновь занял свое место в команде (сборной СНГ), которую возглавил Анатолий Федорович Бышовец.

Начался цикл отборочных соревнований чемпионата Европы 1992 года, который должен был пройти в Швеции. Нам противостояли сильные соперники, в числе которых были сборные Италии и Норвегии, однако мы заняли первое место в своей группе и вышли в финал. Первые игры провели очень удачно. В матче с чемпионом мира 1990 года сборной Германии до последней минуты вели со счетом 1:0, однако Хеслер все же успел забить нам ответный гол. Потом мы вничью сыграли с голландцами, чемпионами Европы 1988 года (0:0), после чего могли выйти в следующий круг, если бы выиграли у шотландцев. Но мы проиграли…

Эту встречу мне пришлось смотреть со стороны — в предыдущих играх я получил ушиб левого колена, и оно здорово распухло… У нас тогда была хорошая команда, которая по всем прогнозам должна была победить, однако в нашем виде спорта есть нечто загадочное и необъяснимое… Хотя для шотландцев та встреча ничего не значила — две предыдущие они проиграли, — тем не менее на матч с нами они вышли, готовые сражаться, как львы. И случай, от которого так много зависит в футболе, уже в первые 15 — 20 минут дважды продемонстрировал, что он на их стороне. Удар по нашим воротам — рикошет — и гол. Еще один удар — мяч попадает в штангу, затем — в спину вратарю Дмитрию Харину и отлетает в ворота. В итоге проиграли 0:3, хотя и владели инициативой, хорошо комбинировали и чаще, чем соперники, били по воротам. Вот только мяч почему-то туда не шел…

— Наверное, для вас было пыткой наблюдать, как проигрывает ваша команда…

— Поэтому-то мне и не хочется об этом говорить. К сожалению, травмы часто подводили меня в самый неподходящий момент.

— Но перед чемпионатом Европы 1996 года вы, забыв обо всех своих бедах, блестяще выступили в предварительных играх, забив 5 мячей — больше, чем кто-либо из ваших товарищей по сборной России. Однако в Англии, где проходили финальные игры, ваша команда (ею руководил Олег Иванович Романцев) сразу же попала в черную полосу…

— Первый матч — с итальянцами мы сыграли вполне прилично, хотя и потерпели поражение 1:2. Но вспоминать о проигранной встрече всегда неприятно. А за этим последовали проигрыш Германии 0:3 и памятная всем встреча с Чехией, которую мы после очень неважного начала ценою неимоверных усилий свели вничью. А вот забить победный гол мы не смогли. Почему это произошло? Не знаю. Может быть, мы чуть-чуть уступали своим соперникам в физической готовности, может быть, нам не хватало чего-то еще. Мне как участнику тех встреч (я отыграл с начала и до конца первые два матча и первый тайм третьего) трудно анализировать то, что происходило тогда в Англии. Это, наверное, гораздо легче сделать тому, кто наблюдал за ходом чемпионата со стороны…

Футбол, повторяю, — загадочный вид спорта, поэтому даже великая команда может уступить совершенно бездарным соперникам… Все наши ребята полностью отдавались игре, но чего-то нам недоставало. Но вот чего?

Меня и сегодня не покидает чувство, что мы упустили свой шанс, хотя у нас вроде бы было все для того, чтобы занять в тех соревнованиях достойное место. Сегодня же я с надеждой думаю о молодых российских футболистах, которые — я верю в это — сумеют добиться большего, чем удалось нам.

— А что вы испытываете сегодня, когда вспоминаете те встречи? Есть ли у вас претензии к самому себе?

— Конечно, есть. Даже хорошо проведя матч, все равно думаешь о том, что у тебя не получилось и что еще нужно было предпринять в той или иной ситуации. А уж если твоя команда проиграла, да еще из-за того, что ты не смог забить гол, хотя был обязан это сделать, тогда порой до утра не можешь заснуть, вновь и вновь вспоминая свои ошибки. Если же все это тебя ничуть не заботит, то ты вряд ли сможешь стать лучше и как футболист, и как человек.

— А как складывалась ваша карьера в «Динамо»?

— В 1986 году мы заняли второе место, у игроков было много амбиций, и все ждали, что в следующем сезоне мы станем чемпионами. Однако игра у нас не пошла, может быть, из-за того, что у молодых игроков было мало опыта. В итоге же, как это обычно бывает в таких случаях, решили заменить тренера, и в «Динамо» пришел Анатолий Федорович Бышовец.

— А кто лучше вас понимал — Малофеев или Бышовец?

— Когда ты прилично играешь, тебя все понимают. У меня были хорошие отношения и с тем, и с другим. С Бышовцем мы быстро нашли общий язык: он опытный тренер и хороший психолог — знает, как к кому подойти… Но к Малофееву, который открыл мне дорогу в большой футбол, у меня особое отношение. Эдуард Васильевич сразу же дал нам понять, что наша футбольная судьба будет зависеть от нас самих, и что если мы будем работать в соответствии с его требованиями, то он всегда нам поможет. И тренер сумел нас увлечь: каждый из молодых футболистов работал тогда, наверное, за троих, хотя первое время нам было трудно войти в этот ритм, поскольку между юношеским коллективом и командой мастеров — огромная разница.

А в 1991 году в начале сезона был назначен новый тренер — Валерий Георгиевич Газзаев, человек, у которого искры горели в глазах и чей энтузиазм заводил всю команду. Мы тогда неудачно начали сезон, но, после того как Газзаев возглавил команду, сумели пробиться в турнир на Кубок УЕФА.

Газзаев ни на секунду не дает никому успокоиться. Он жаждет передать тебе свою энергию, и у него всегда есть высокая цель, к которой он стремится. Новый тренер прекрасно знал, что необходимо нападающим. Он предоставил нам полную свободу действий в атаке. «Когда до ворот остается 25 — 30 метров, — говорил Валерий Георгиевич, — берите игру на себя: обыгрывайте, импровизируйте, творите…» При нем мне было очень легко играть…

В том сезоне я забил 18 мячей, был признан лучшим футболистом страны и стал лучшим бомбардиром. Я тогда выступал и за молодежную, и за национальную сборную и порой 300 дней в году проводил на сборах. Было, конечно, трудно, но это было счастливое время — приятно было ощущать себя человеком, ради которого на стадион приходят 50, 60, 70 тысяч зрителей… Ну а на следующий год я продолжил свою карьеру в итальянском чемпионате.

— А каким образом вас пригласили в Италию?

— В июне 91-го мы приняли участие в турнире трех национальных сборных (нашими соперниками были англичане и аргентинцы), который проходил в Англии. На этом турнире присутствовали и представители «Фоджи», которые еще раньше обратили на меня внимание. У меня были и другие предложения — из Англии и из Испании. Но в те годы ни один чемпионат не мог сравниться с итальянским, ведь тогда в итальянских клубах играли такие суперзвезды, как Маттеус, Ван Бастен, Рейкаард… И когда я попал в Италию, то был счастлив до безумия. Это было нечто невероятное, то, о чем трудно было даже мечтать…

После турнира трех сборных представители «Фоджи» приехали в Москву, провели переговоры с руководителями «Динамо», и в ноябре — после того, как мы вышли в третий тур турнира на Кубок УЕФА, — я получил разрешение уехать в Италию.

— А как Газзаев отнесся к вашему отъезду?

— Каждому тренеру не хочется терять ведущих футболистов. Однако Газзаев понимал, что я должен идти дальше. К тому же у нас были хорошие нападающие — Сережа Кирьяков и Игорь Симутенков. Кроме того, клубу необходимы были финансы, а за меня заплатили три с половиной миллиона долларов. Мы долго разговаривали с Валерием Георгиевичем, он пожелал мне удачи и сказал, что такое приглашение — честь и для меня, и для всего российского футбола. Я стал третьим футболистом московского «Динамо», который заключил зарубежный контракт (до этого Саша Бородюк стал игроком немецкого клуба «Шальке-04», а в июне 91-го Игорь Добровольский перешел в итальянскую «Геную»), и вторым, кто получил право выступать в итальянском чемпионате.

— И что же вы испытали, впервые оказавшись в Фодже?

— Я и до этого бывал в Италии и имел представление о том, что это за страна. Но после Москвы этот городок меня удивил. Фоджа находится километрах в ста от Неаполя и в двухстах — от Рима. Это даже не маленький, это миниатюрный городок с невысокими домами и узкими улочками. И там, конечно же, нет больших магазинов, где можно ходить полдня. Я тогда подумал, что мне не потребуется много времени, чтобы изучить этот городок. И, как вскоре выяснилось, не ошибся. Через неделю я уже назубок знал все эти улочки….

В первое время мне было очень трудно с кем-либо общаться, поскольку я не знал итальянского языка. Но мне дали преподавателя — итальянку, которая очень хорошо владела русским, и через полгода я уже смог давать свои первые интервью. А через год уже довольно свободно объяснялся на итальянском.

— А вы помните свой первый гол в Италии?

— Да, я забил его «Торино» в домашнем матче. Наши соперники вели 1:0, и минут за 15 до конца матча я в штрафной обыграл защитника и с разворота послал мяч в дальний угол. Это, как мне кажется, была моя третья игра за основной состав «Фоджи».

— В те годы «Фоджу» тренировал Зденек Земан, которого называли фанатом физической подготовки. Он действительно давал своим игрокам очень большие нагрузки?

— Да. И это меня сразу же поразило. В «Динамо» на сборах мы тренировались и два, и три раза в день. До завтрака проводили небольшой кросс и разминку. В десять или в пол-одиннадцатого начиналась первая тренировка, которая была посвящена скоростно-силовой подготовке, во второй половине дня мы играли и выполняли упражнения с мячами. А в «Фодже» на сборах устраивали две тренировки в день, но проходили они с очень высокой интенсивностью. Много было и тактических занятий, во время которых мы в течение полутора-двух часов находились на поле: бегали от флажка к флажку, перестраивались, проигрывали ситуации, где надо было страховать партнеров… Много было разных нюансов… После таких тренировок мы буквально приползали на обед и на ужин. И вечером не могли уже ни в теннис поиграть, ни в карты перекинуться.

— Это были чисто футбольные тренировки?

— Нет. На сборах — а они длились 25 дней — упор делался на отработку скоростно-силовой выносливости. В 8 утра у нас был завтрак, а в половине десятого мы уже были на стадионе. Первые четыре дня мы — утром — только бегали: в первый день 3 — 4 раза пробегали по два с половиной километра, затем с каждым днем дистанцию увеличивали, доводя ее в итоге до четырех

километров. Таким образом, если в первый день мы пробегали 10 километров, то в четвертый — 16. Пятый день был разгрузочным — легкие упражнения, гимнастика, массаж… Затем начинался следующий тренировочный цикл: теперь надо было, скажем, пробежать 10 раз дистанцию в один километр с паузами в полторы-две минуты… Через пять дней мы получали новое задание: пробежать шестьсот метров, четыреста, двести…. К этому добавлялись силовые упражнения и работа в тренажерном зале, причем через каждые пять дней нам предлагалась другая программа занятий.

Когда начинался чемпионат, характер занятий менялся. Во вторник и в среду нагрузки были очень большими, с четверга их начинали уменьшать. В этот день обычно устраивали тренировочный матч с какой-нибудь командой. В пятницу проводили разминку и выполняли ряд тактических упражнений, в субботу была легкая тренировка, во время которой — примерно в течение часа — отрабатывались завершения атак, угловые удары и тому подобное. В воскресенье у нас была встреча чемпионата страны, а в среду — иногда — игра на Кубок….

— Как начался ваш первый сезон в «Фодже»?

— Меня опять подвел случай. Незадолго до отъезда в Италию я в составе национальной сборной участвовал в матче против сборной Кипра. И в той игре получил нелепую травму. Никто меня не трогал, я сам пошел в подкат, неудачно прокатился на колене и немного его вывернул. В Фоджу я приехал в ноябре, до конца декабря лечился и только с января начал играть.

— Какой тактики придерживалась «Фоджа»? Трудно ли было вам ее освоить?

— В « Динамо» я привык к тому, что моя команда играет с одним или с двумя нападающими. В «Фодже» мне пришлось действовать совершенно иначе, поскольку здесь было три нападающих; у меня же было конкретное задание — сделать что-то на левом фланге, прострелить, ворваться в штрафную… Я должен был не только активно действовать впереди, но еще и отрабатывать сзади. Чтобы выполнить такую тактическую установку, нужно было всегда быть в отличной физической форме. Вначале мне было очень трудно. По сравнению с тем, как мы действовали в «Динамо», это была совсем другая игра — мы больше прессинговали, атаковали соперника на его половине поля, и поэтому футбол, который демонстрировали игроки «Фоджи», был зрелищным и нравился зрителям.

В первом моем итальянском сезоне у меня были небольшие конфликты с Земаном из-за того, что я не сразу смог вписаться в его схему. Но потом я провел с ним два великолепных сезона.

В чемпионате 1991/92 годов я выступил в 15 матчах и забил три гола. Пробиться в основной состав, да еще после травмы, было очень трудно, так как нападающие «Фоджи» — Рамбауди, Синьори и Байано — очень здорово начали сезон. Я же только втягивался в настоящую профессиональную работу, готовя, так сказать, задел для будущего.

Чтобы понять и прочувствовать, как играет команда, нужно было выучить хотя бы несколько итальянских слов и постичь тактические премудрости.

— А возникали ли у вас какие-то проблемы во взаимоотношениях с футболистами или с руководителями команды?

— Нет. Но поскольку в то время я был игроком национальной сборной, то мне, конечно же, очень хотелось и в моем новом клубе играть в основном составе. И Зденек Земан, словно догадавшись об этом, через полтора-два месяца пригласил меня к себе и сказал: «Игорь, мы купили тебя вовсе не для того, чтобы ты сидел в запасе. Мы делаем на тебя большую ставку, и как только это станет возможным, включим тебя в основной состав». И он сдержал свое слово. А еще через два-три месяца я уже стал хорошо понимать, каковы мои задачи на футбольном поле и как я должен играть. Земан стал чаще выпускать меня на замену, а затем доверил мне место и в основном составе.

В следующем сезоне я забил 5 мячей. Это вроде бы немного, но я ведь не был чистым нападающим. Я должен был не только забивать и делать голевые передачи, но еще и возвращаться назад и помогать защитникам — словом, я выполнял на поле огромную работу.

В сезоне-92/93 наша команда была практически сформирована заново, из старых игроков осталось всего человек шесть.

— А как это отразилось на вас? Долго ли вы привыкали к новым партнерам?

— На сборах на это уходит всего 3 — 4 дня. Когда по-настоящему работаешь, время летит с такой скоростью, что ты очень быстро ко всему приспосабливаешься и уже не думаешь, новый сейчас рядом с тобой партнер или старый.

Тот сезон мы начали неудачно, но затем набрали ход и закончили чемпионат то ли на 11-м, то ли на 12-м месте.

В 1993 — 1994 годах я забил опять-таки вроде бы немного — 6 голов, но болельщикам нравилась моя манера игры. Я делал много голевых передач и на совесть отрабатывал во всех линиях. Думаю, что я был нужен «Фодже», иначе меня давно бы продали...

В Фодже очень горячая публика, и болельщики очень любят своих футболистов. И я это постоянно чувствовал. Стоило мне, скажем, зайти в какое-нибудь кафе, как через пять минут там собиралась куча народу, все приветствовали меня, задавали вопросы, просили дать автограф… Северная и южная Италия — это совершенно разные миры. На Юге (а именно там находится Фоджа) люди невероятно темпераментны, они буквально атакуют тебя на каждом шагу…

— Ну а девушки-то в вас влюблялись?

— Не знаю. Возможно, я кому-то и нравился, но в газетах часто писали про меня и мою семью, поэтому все знали, что я женат и что у меня растет маленькая дочка… Сейчас она уже в седьмом классе, играет в теннис, любит плавать и танцевать, но занимается всем этим, что называется, для себя…

Без семьи мне за границей было бы очень трудно. И если бы не жена, не ее терпение и любовь, то не знаю, как бы я справился со всеми своими проблемами. Мне кажется, что женам спортсменов нужно давать награды за их самоотверженность и готовность переносить вместе со своими мужьями все их беды…. Что же касается меня, то в моей жизни таких бед хватало...

Сезон-94/95 я начал отлично, забил в первых четырех играх три мяча, а затем меня вызвали в национальную сборную — в октябре мы должны были сыграть с командой Сан-Марино матч на первенство Европы. Перед отъездом из Италии я разговаривал со своим менеджером, и тот сказал мне, что в ноябре я должен буду перейти в «Интер»…

Мне, конечно же, очень хотелось попробовать себя в команде экстра-класса, но, видимо, в моей судьбе такой взлет не был предусмотрен: в матче с Сан-Марино я на последней минуте порвал на правой ноге крестообразную связку… Шанс попасть в «Интер» улетучился, и с этим ничего нельзя было поделать… После операции я в течение шести месяцев был занят только одним — лечением колена и реабилитацией. Когда вернулся в команду, до конца чемпионата оставалось всего шесть туров. В первом круге мы набрали 25 очков и заняли шестое или седьмое место. А во втором с командой что-то произошло, она выступала крайне неудачно и вылетела в серию «В».

Мне, естественно, не хотелось играть в этой серии, поскольку я всегда выступал в лиге сильнейших, однако у меня был контракт, и я обязан был его выполнять.

Меня вызвал президент клуба. «Игорь, — сказал он, — отнесись ко всему спокойно. Команда в тяжелом положении, и нужно начать все сначала, чтобы через год снова выйти в серию «А».

Однако в следующем году нам не удалось этого добиться.

В серии «В» футбол гораздо жестче, чем в серии «А». Свою главную задачу футболисты здесь видят в том, чтобы не дать играть сопернику. Ко мне обычно прикрепляли двух опекунов, которые не отпускали меня ни на шаг. Думаю, что если бы я побежал в туалет, то они последовали бы за мной…. Тем не менее мне было полезно познакомиться и с этой стороной футбола.

В 96-м году я получил предложения от нескольких клубов, в том числе и испанских. Но выбрал итальянскую «Болонью». Дело в том, что в «Фодже» у меня сложились очень хорошие отношения со вторым тренером Бузо; когда же «Болонью» принял Уливьери, Бузо стал там вторым тренером, и это определило мой выбор.

— А как вам игралось в «Болонье»? Видимо, вам опять пришлось осваивать новые тактические схемы?

— В «Фодже» мне то и дело приходилось совершать рейды от одной штрафной площадки до другой. В «Болонье» же я не обязан был отходить на свою половину поля. Здесь игра строилась по схеме 4+4+2 или 3+5+2, а в этом случае в обороне достаточно полузащитников и защитников, которым ты будешь только мешать, возвращаясь на свою половину поля. Разумеется, если кто-то из полузащитников задерживался впереди, я с удовольствием отрабатывал в обороне, помогал отбирать мяч у соперников и никогда не чурался черной работы.

В «Болонье» было два нападающих — Кеннет Андерсон и я, а за нами занимали свои позиции полузащитники, которые снабжали нас мячами.

Кеннет Андерсон играл на месте переднего центрального нападающего. Я же — по своему усмотрению — мог играть и справа и слева. Кеннет был очень хорошим партнером. Высокий — рост у него был метр девяносто — он мог и обыграть противника, и сделать отличную передачу.

— В сезоне-96/97 вы с 11 забитыми мячами стали лучшим бомбардиром «Болоньи», опередив Кеннета Андерсона…

— Я вовсе не собирался его опережать. Этот исключительно полезный игрок очень часто помогал мне, создавая для меня голевые моменты… Я и сегодня с благодарностью вспоминаю и его, и других игроков «Болоньи»; они относились ко мне так, что я и на футбольном поле, и вне его ощущал, что я для них — свой человек и всегда могу рассчитывать на их участие и поддержку. Мы часто собирались вместе с женами и детьми, чтобы пообщаться, что-то обсудить, просто поговорить. Под Вероной есть развлекательный центр — Гарделанд, и мы со своими семьями ездили туда. И все это — а не один лишь футбол — было нашей жизнью…

У нас был один выходной — понедельник. В этот день многие развлекательные заведения закрыты, поэтому мы часто ходили в гости к Кеннету, а он заглядывал к нам. В Италии считают, что без такого общения просто нельзя жить.

— Но, наверное, дистанция между игроками и тренером ощущалась постоянно?

— Нет, только на тренировке. Когда же занятие заканчивается, тренер забывает, что он твой начальник. Ты можешь пойти с ним в ресторан и спокойно выпить бокал вина. Никто тебе этого не запрещает…

— А какое вино вам особенно понравилось?

— «Брунелло ди Монтальчино». Это очень приятное красное вино, которое делают в Тоскане, под Флоренцией.

— Я обожаю рыбалку. В России езжу на Оку — там и лещ попадается, и подлещик, и всякая другая рыба… А в Италии есть пруды, где — за соответствующую плату — можно очень даже неплохо порыбачить. В прудах мы ловили белого амура, а в горных речках — километрах в 30 от Болоньи — форель…

— У вас есть свой рыбацкий рекорд?

— Я добычу не взвешиваю. Но в Италии мне хорошие рыбки попадались. Одну я измерил, и оказалось, что ее длина 58 сантиметров. И так было не один раз. На озерах в Подмосковье такую большую рыбу трудно поймать.

— А кто ее готовит? Вы или жена?

— Да что там ее готовить? Почистил, на сеточку положил — и на огонь; с одной стороны обжарил, с другой, маслицем полил — и вперед...

— Когда начинался чемпионат, вам, видимо, было не до рыбалки… Как вы настраивались на игру? Был ли у вас какой-то свой способ приманить удачу?

— Если перед этим мы одерживали победу, то за несколько дней до очередного матча я должен был зайти туда, где бывал накануне прошлой встречи — например, в какой-то ресторанчик. Ну а перед игрой должен был побриться и внушить себе, что мы сильнее наших соперников, и поэтому надо спокойно выходить на поле и не нервничать.

— Какие достоинства и недостатки вы видите в себе как в футболисте?

— Моим козырем было то, что я одинаково играл обеими ногами, ну а не хватало мне, как и многим российским футболистам, умения играть головой.

— А что вам нравится и не нравится в себе как в человеке?

— Больше всего я ценю в себе честность. Стараюсь всегда говорить то, что думаю, и ни перед кем не заискивать. Ну а не нравится то, что утром меня трудно поднять с постели. Слишком уж поспать люблю…

В «Болонье» я с 1996 по 1999 год провел, наверное, три лучших своих сезона. В 1996/97, как вы уже сказали, на моем счету было 11 голов. В 1997/98 я забил 9 мячей. Тогда к нам пришел Роберто Баджо, и в связи с этим в игру команды пришлось вносить тактические изменения. Мы неважно начали чемпионат, но затем лучше всех прошли второй круг, проиграв лишь одну — последнюю — игру «Ювентусу» и завоевав право выступить в Кубке УЕФА. Баджо тогда забил 20 голов.

— А как он вел себя за пределами стадиона? Что он за человек?

— Баджо был большим шутником: однажды, например, когда мы жили на сборах, он подбил нас на то, чтобы набрать в пакеты холодной воды и «обстрелять» ими тренеров… Было очень жарко, и, насколько я могу судить, тренерам эта шутка понравилась….

У меня с Баджо и по сей день самые хорошие отношения. А последний раз мы с ним виделись в 1999 году, когда вместе с семьями отдыхали на одном из итальянских курортов.

… В 1997/98 команду возглавил Карло Маццоне, и снова мне сопутствовала удача, хотя я и забил меньше, чем в предыдущие сезоны, — 7 голов. Всего же в «Болонье» я отыграл 5 сезонов, с 1996 по 2001 год. И у меня там все хорошо складывалось, пока в августе 99-го я не получил тяжелую травму… Объяснить ее случайностью было нельзя: у этой травмы была довольно длинная предыстория. Еще в 1994 году, когда я играл в «Фодже», боли в спине заставили меня обратиться к врачу. Когда сделали снимки, выяснилось, что у меня грыжа позвоночника. Врачи с помощью различных лечебных методов избавили меня от боли, затем дали отдохнуть, назначили специальные упражнения, и примерно через месяц все более или менее прошло. Но в августе 99-го, на сборах, когда мы уже оттренировались две недели, я снова почувствовал боль в спине, правда, не особенно сильную. А спустя несколько дней, когда мы проводили товарищеский матч, я с разворота пробил левой ногой и в тот же момент ощутил словно бы легкий щелчок в низу позвоночника. В перерыве между таймами пришел в раздевалку, сел, и вдруг меня пронзила страшная боль. Как будто молния пробивала сквозь позвоночник… Описать это трудно, понять меня, наверное, смогут только те, кто сам испытал нечто подобное. Боли были ужасные, после этого я уже не тренировался. Доктор сказал мне: сейчас, мол, проведем курс лечения и, если будет какой-то результат, продолжим его. Если же все это окажется бесполезным — будем оперировать.

течение десяти дней мне кололи кортизон, но улучшений не было. Более того, через три дня я уже не мог сидеть и даже ел стоя… Сборы тогда проходили в горах, и, чтобы добраться до Болоньи, нужно было полтора часа ехать на машине…

Мне сделали снимок, после чего сказали, что первоначальный диагноз подтвердился; боли же объясняются тем, что корешок позвонка сильно задевает нерв. Тем временем мое состояние еще более ухудшилось: у меня начала неметь правая половина тела, и я уже почти не мог шевелить пальцами ног. Вечером, часов в 8, меня показали профессору. Он сказал мне: «Наклонись!» Пытаясь это сделать, я смог только повернуться влево. После этого профессор сказал, что завтра в семь утра меня прооперируют.

Операция, которую делал профессор Джанини, длилась около трех часов. Она прошла успешно, и боли прекратились. Так как вся правая сторона у меня была очень ослаблена, то восстанавливаться мне пришлось долго — более полугода, а играть я начал только в марте. Если бы мне было лет 25, то процесс восстановления, наверное, прошел бы быстрее, но в марте мне исполнилось уже 32… Вернувшись в команду, я почувствовал, что потерял скорость и что мяч уже не слушается меня так, как раньше. Конечно, я делал все возможное, чтобы как можно быстрее обрести прежнюю форму: тренировался по 5 — 6 часов, проводя при этом 2 — 3 часа в тренажерном зале, однако продвигался вперед гораздо медленнее, чем мне того хотелось. Сезон-99/2000 я практически пропустил, выступив в основном составе всего лишь в четырех матчах.

— Наверное, в те времена болельщики и журналисты были очень недовольны тем, что вы после травмы стали хуже играть?

— Я не помню случая, чтобы в Италии кто-то стал ругать игрока, который вышел на поле после серьезной травмы. Все понимают: необходимо время, чтобы футболист смог обрести прежнюю форму и втянуться в игру.

Начался следующий сезон. У меня все вроде бы шло неплохо, однако вскоре пришла очередная беда. После 30 лет нужно постоянно держать свой организм в работе. Если же ты пропускаешь месяц-два, то потом, когда приступаешь к тренировкам и даже набираешь форму, можешь получить какое-либо повреждение. Это и произошло со мной: в октябре я травмировал левую ногу — у меня был надрыв передней мышцы бедра, — и мне опять пришлось месяца два-три лечиться. Словом, последние полтора сезона у меня прошли кувырком. А когда в двухтысячном году мы начали готовиться к очередному сезону, случилась новая напасть: у меня начал болеть голеностоп. В течение года никто не мог определить, какова причина этого, и мне оставалось только одно: пить обезболивающие. В январе 2002-го я прооперировался в Германии — мне что-то удалили, что-то почистили, но никакого облегчения эта операция мне не принесла. В октябре я вновь приехал в Италию, и там профессор Меркури наконец-то выяснил, отчего у меня болит голеностоп: оказывается, в кости образовалась доброкачественная опухоль величиной с зернышко риса. Чтобы ее обнаружить, нужно было сделать снимок под строго определенным углом, потому-то и было так трудно ее найти. В октябре я прооперировался, и с тех пор нога меня не беспокоит. Но о футболе, понятное дело, не могло быть и речи, поэтому в течение полутора лет я не дотрагивался до мяча.

Сейчас же у меня все нормально; думаю, что вскоре вместе со своими друзьями смогу выйти на поле, чтобы, как в детстве, поиграть ради собственного удовольствия… Разумеется, если бы мне это было по силам, я и сейчас с удовольствием выступал бы в профессиональной команде. Когда я смотрю какую-нибудь хорошую игру, меня так и тянет на поле; я все время представляю, как бы я действовал в той или иной ситуации. Я ведь совсем недавно закончил играть и все еще чувствую себя форвардом. Порой мне кажется, что если бы я сейчас как следует потренировался, то мог бы снова занять свое место в линии атаки. Но это, конечно же, нереально: после тех операций, которые я перенес, вряд ли можно думать о продолжении карьеры. Надо уходить вовремя, не дожидаясь того момента, когда болельщики начнут тебя освистывать…

— А вам не хотелось бы по примеру многих бывших спортсменов заняться бизнесом?

— Нет. У меня нет к этому ни малейшего интереса.

— Есть ли у вас ощущение, что нами управляют какие-то высшие силы?

— Конечно, есть. Я верю в Бога и хотя и не часто, но хожу в церковь. В Италии, правда, в основном католические соборы, но в Болонье есть одна христианская церковь, и я там бывал. Если человек во что-то верит, значит, он стремится к лучшему…

Весь 2002 год у меня ушел на лечение — я был и в Германии, и в Италии, и в России. В РФС мне предлагали стать тренером сборной команды юношей 1988 года рождения, но я не мог взяться за эту работу, так как боялся, что, выйдя на поле, не смогу ничего показать ребятам — тогда я не мог даже нормально ходить. А сейчас, когда все мои проблемы со здоровьем вроде бы позади, я переговорил с Вячеславом Ивановичем Колосковым и с Александром Вячеславовичем Тукмановым и принял их предложение поработать в качестве помощника главного тренера Юрия Михайловича Смирнова с юношами 1984 года рождения. Ну а затем наберу 14-летних ребят и буду руководить этой командой.

— Испытываете ли вы волнение, приступая к новому для вас делу?

— Я с девяти лет играю в футбол. И сейчас я остался в футболе, но только перешел на новую для меня позицию. Я ведь не буду теперь играть в гольф или заниматься конным спортом, то есть тем делом, в котором ничего не понимаю. К тому же я не считаю зазорным для себя учиться. Мне нравится наблюдать за тем, как работают разные специалисты. Я стараюсь почерпнуть что-то у них, но в то же время не собираюсь отказываться от того, что знаю и чему научился у разных тренеров и у нас в стране, и в Италии. Ну а осенью буду поступать в Высшую школу тренеров.

Я с удовольствием начну работать с юношами и прежде всего буду стараться воспитать их порядочными людьми и дать им представление о том, что такое профессиональный футбол. Когда-то тренер Швыков объяснил нам, мальчишкам, что если нам представится шанс стать настоящим мастером, то надо за него цепляться. Ведь только один человек из миллионов попадает в национальную сборную... И мне сейчас придется подумать о том, как донести эту, казалось бы, простую мысль до моих подопечных. В карьере футболиста есть ступеньки — юношеская сборная, молодежная, национальная. И если ты оступишься на первых, то вряд ли потом выберешься наверх.

— А есть ли у них желание достичь совершенства в футболе, добиться того уровня мастерства, который отличает суперзвезд?

— За последние годы российский футбол хотя и не слишком высокими темпами, но все-таки двигается вперед, поэтому я считаю, что в ближайшее время и наши клубные команды, и сборная смогут составить хорошую конкуренцию лидерам европейского и мирового футбола. Я вижу, что есть прогресс и что много людей, которые обладают значительными финансовыми средствами, проявляют интерес к развитию российского спорта вообще и футбола в частности.

— Не кажется ли вам, что сегодня главный стимул для молодых футболистов — это деньги?

— Не думаю, что они только из-за денег стремятся попасть в команды мастеров. Молодыми, я уверен в этом, движет любовь к футболу: те, кто начал играть в футбол в десять лет, уже не могут без него жить. Однако я не вижу ничего плохого в том, что они не забывают и о материальной стороне дела. Пока ты играешь, ты можешь заработать и обеспечить на какое-то время будущее своей семьи. Но спортсмены заканчивают рано — в 30 — 35 лет, поэтому вполне естественно, что они стремятся заранее создать себе какую-то материальную базу.

— А если бы на вас свалились с неба сто тысяч долларов, что бы вы с ними сделали?

— Помог бы детям, которые сильно нуждаются. Когда я жил в Италии, то мы, футболисты, часто сбрасывались и участвовали в различных акциях, целью которых была помощь детям из стран третьего мира, а однажды мы с Игорем Шалимовым, который вместе со мной играл в «Фодже», ездили на встречу с детьми Чернобыля. В Италии такие акции — обычное дело. По телевизору каждый год идет программа, в которой бесплатно выступают артисты и спортсмены, и все они вносят деньги, которые идут на нужды благотворительности.

— Наверное, за те годы, что вы провели в Италии, она стала для вас почти родной страной...

— Это действительно так. У меня сохранились самые лучшие отношения со многими футболистами, вместе с которыми я там играл, — с Луиджи Ди Бьяджо, Роберто Баджо, Кеннетом Андерсоном, Карло Нерво и многими другими. И отдыхать я со своей семьей езжу обычно в Италию, на Сардинию. У меня там тоже много хороших знакомых. Но я не люблю от кого-то зависеть, поэтому мы всегда, кто бы ни приглашал нас к себе, останавливаемся в гостинице.

— А с кем вы дружили в Москве?

— Раньше, когда я играл в «Динамо», то очень часто ходил в театр Ленинского комсомола, у меня были очень хорошие отношения с Александром Абдуловым и Евгением Леоновым. Евгений Павлович и домой к нам приходил… Когда он умер, это было для нас огромным горем. Я тогда был в Италии, но мне удалось приехать в Москву, чтобы вместе с другими членами нашей футбольной сборной поддержать его жену… Евгений Павлович приходил на наши игры. Он любил спортсменов (в числе его друзей были Игорь Шалимов и Игорь Добровольский) и говорил, что с нами очень легко общаться, так как спортсмены и люди искусства во многом схожи.

— Вы 16 сезонов отыграли на высшем уровне, из них 10 — в итальянском чемпионате, и это, безусловно, выдающееся достижение. А что из вашей долгой футбольной жизни вам приятнее всего вспомнить сегодня?

— Таких моментов много, но, наверное, самым радостным для меня событием была победа нашей молодежной сборной на чемпионате Европы.

— А бывали ли случаи, когда вам казалась до слез обидной несправедливость судьбы?

— Конечно. Я, наверное, никогда не забуду того, что в 1986 году не смог в Москве забить гол киевлянам и что из-за меня московскому «Динамо» не удалось тогда стать чемпионом СССР.