Холодным ветреным вечером в декабре 1999-го в маленькой квартире на Измайловской собралась веселая студенческая компания. Вдоволь было и смеха, и вина, и куража - не хватало музыки: большинство присутствовавших могли лишь кое-как играть на трех аккордах. "Да сейчас же Белый придет! - сказал кто-то. - Надо его встретить". И я отправилась на станцию, даже не зная точно: Белый - это имя или прозвище? В метро меня поджидал худой очкарик в шапочке петушком. "Ну вот, - подумала я, - еще один каэспэшник, будет всех терроризировать своим ля-минором". Я готова была заранее похоронить неудачный вечер, но не тут-то было. Невзрачный гость с порога отвесил пару остроумнейших шуток, из-под смешной шапки хлынули неукротимые кудри, превращая "ботаника" в библейского красавца. А когда он взял гитару, все замерли, как и положено в театре. Так я познакомилась с Игорем Белым, московским бардом.
...Давным-давно, в предвоенном СССР, под страстный хрип танго и грохот маршей, взял да и выплыл невесть откуда взявшийся флибустьерский парусник, положив начало целой эпохе. Команда на той бригантине подобралась уникальная, имена основателей жанра нет смысла перечислять: они у всех на слуху. Песни, сложенные ими, поют везде и всюду: на кухне и на слете, в поездах и кубриках подводных лодок, в Норильске и Реховоте. Правда, нынче новые мелодии появляются реже, что породило слухи о смерти КСП. Однако жанр живет и развивается. Просто современный ритм смещает акценты: от костра - на сцену, от любительства - к профессионализму, от противостояния властям - в область искусства, где твоя свобода определяется только талантом и ничем иным.
Творческая ассоциация "Тридцать Второе Августа", созданная почти десять лет назад при участии Игоря и его друзей, включает в себя разных авторов с непохожими темами, стилем, манерой исполнения. Когда-то они вместе учились в МГПИ, издавна считавшимся кузницей КСПшных кадров. Странным названием ассоциация обязана Белому - надо было как-то представиться перед концертом, взяли строчку из его песни. Получилось удачно и свежо: фантастический промежуток между летом и осенью, когда может случиться что угодно, даже чудо... Творчество этих бардов - как электрическое поле высокого напряжения, от них загорается все кругом. Даже сроду не державшие карандаша люди вдруг начинают сочинять лимерики, изучать ирландский фольклор и рисовать картины а-ля митьки, попав в круговорот игры, свойственной "Тридцать Второму". В их музыке можно найти отголоски джаза, старых песенок на идише и английских баллад, и все это сдобрено изрядной долей рок-н-ролла. Никогда не знаешь, куда их еще занесет. Гастроли, концерты, призы - все, как положено артистам, плюс основная работа. Выкроить в таком нон-стопе время на интервью довольно сложно, тем не менее мы с Белым, улучив полчаса, встретились в бистро на Сретенке.
- Одна из самых ярких твоих песен-притч посвящена кантору Нафтулу. Расскажи о нем.
- Нафтул Заславский, мой прадед, жил в белорусском местечке, возглавлял артель инвалидов и считался мудрецом - к нему люди приходили за советом. У Нафтула был сильный красивый голос, и время от времени его приглашали петь вместо кантора в синагоге. А в 39-м осудили на 8 лет лагерей как японского шпиона и отправили в Усольлаг, под Соликамск, там он и погиб. В 56-м его реабилитировали, а много лет спустя, разбирая семейный архив, я нашел тетрадку с бабушкиными воспоминаниями, прочел, восхитился и придумал песню...
- Вплетая кусочек собственной судьбы! А вообще, автор и его творчество - одно целое или нет?
- У всех по-разному. Можно быть равным своему творчеству, хотя это и необязательно. Я, например, то совпадаю со своими песнями, то не дотягиваю до них.
- В КСП полно поющего народа, но мало настоящих исполнителей. Как вышло, что "Тридцать Второе" стало действующей творческой ассоциацией, а не завязло в кухонном трепе под гитару?
- Все началось со "Второго канала" на Грушинском фестивале. Ланцберг придумал его в противовес главному действу, где крутятся большие деньги и участвуют знаменитости. На "Втором канале" тихо, малолюдно, но очень интересно при всей его камерности. Однажды мы завоевали лауреатство и решили продолжать в том же духе. В "Тридцать Втором" у каждого есть свой проект: концерты, поездки, записи. Тот кусок творческой жизни, который автор сам продвигает под общим "фирменным знаком" - эмблемой ассоциации. Ее он помещает на обложку нового диска - если не забудет, конечно.
- А деловые моменты? Кто следит, чтобы вовремя вышла запись, был арендован зал, куплены билеты на поезд?
- Все очень просто. "У нас нет лидера" - гласит первый, он же последний пункт нашего неписаного устава. Если хочешь, чтобы что-то состоялось, приходится самому взбивать молоко лапками - всех обзванивать, искать деньги, договариваться с администрацией, в общем, брать на себя всю оргчасть. Зато потом можно расслабиться, участвуя в другом проекте, где руководителем будешь уже не ты, а тот, в чью голову взбрела идея.
- В начале 90-х ты уехал в Израиль; жил в Иерусалиме, сочинял песни на иврите, даже получил приз на конкурсе еврейских песен "Аллилуйя". Почему ты все-таки вернулся?
- Мне не хватало, наверное, острых ощущений. Русского языка и людей.
- Что для тебя еврейство - данность, полученная с рождения, или сознательный выбор?
- Данности может вообще не быть, несмотря на безупречное происхождение. Но если она есть, ее надо как-то развивать... Для меня еврейство - грань внутреннего мира.
- Как появляется песня?
- Сперва возникает образ - именно песенный, с особой поэтикой. А потом начинается фокусировка, я чувствую его все ближе и ближе, пока не смогу записать. Бывает, что образ совершенно меняется. Например, в песне "Пролетая на метле" герой вообще по ходу дела превратился в героиню.
- Авторская песня - это прежде всего целый ряд громких имен, известных еще с 60-х. Не мешают ли "киты" и "мамонты" новому поколению?
- Нисколько! Наоборот, без них бы и нас не было, ведь жанр, в котором мы так радостно плещемся, определен ими.
- "Тридцать Второе" часто упрекают в эпигонстве и плагиаторстве: мол, ничего своего вы не выдумали, а только подражаете - Высоцкому, Галичу, Щербакову...
- Упреки - очень хороший знак: значит, мы еще живые. У нас на сайте целая коллекция всяких обзывок: мы "несерьезные раздолбаи", "пьяницы и хулиганы", у нас "в каждом глазу блестит по монете".
- Кстати, о монетах: можно ли на песнях заработать?
- Конечно! Славу, внимание, реноме, проблемы - что угодно, кроме денег. В "Тридцать втором" у всех есть обычная работа - надо ведь и семью кормить. Саша Карпов - переводчик, Дмитрий Авилов - реставратор, Ира Анциферова - учитель.
- Что происходит с песней после того, как ты ее сложил и исполнил? Она уходит навсегда, к другим артистам, или остается с тобой?
- Я стараюсь следить за судьбами всех своих отпрысков, как положено хорошему еврейскому отцу. Иногда положишь песню в "дальний ящик", а она лет через семь-восемь неожиданно всплывает в памяти. Тогда я стряхиваю с нее пыль, привожу в порядок, и она вновь оживает и звучит.
- За что тебя так любят дети? У меня уже второй ребенок под твои колыбельные растет и ничего другого слушать не желает.
- Да ну? А мой Макс наоборот: стоит взять гитару - "Ой, папа, не пой!". Подозреваю, что у него абсолютный слух.
- В начале своей творческой эпопеи барды из "Тридцать Второго", помнится, отличались любовью к приключениям на свою голову и вообще вели нездоровый образ жизни: засыпали в одном городе, просыпались в другом... Теперь-то остепенились?
- Нет. Судьба наша по-прежнему туманна. Живем одним днем, мотаемся по белу свету, обещаний не даем. "Тридцать Второе" грубо попирает традиции жанра: романтики не чтит, лирики не жалует. Раз позвали нас спокойно попеть у костра, а мы вместо нормальной программы притащили "шляпную мастерскую"!
- Это еще что?
- В авторской песне есть такое понятие, как творческая мастерская. К прославленным мэтрам приходит молодняк со своими песнями, и те объясняют, как надо и как не надо. А мне неинтересно сидеть в качестве мэтра, я тоже петь хочу! И тогда мы придумали новый тип мастерской, участвовать в которой может любой исполнитель. Правила такие: берется шляпа, в нее опускаются свернутые бумажки с темами, а вокруг рассаживаются участники. Шляпный мастер, он же ведущий, протягивает одному из них шляпу, тот вытаскивает тему - ею может быть цитата из книжки, чья-то шутка, просто пара слов, - берет гитару и поет. Остальные слушают, и если кто-то хочет ответить на прозвучавшую песню, то говорит "вист" и получает право голоса - завязывается песенная цепочка. Если мастер чувствует, что поющего заносит, он передает шляпу другому. Получаются непредсказуемые и интересные сочетания песен. А на следующий вечер устраивается концерт-"вешалка", где слушатели могут познакомиться с самыми удачными творениями. В "шляпной мастерской" нашел воплощение давний принцип, придуманный "Тридцать Вторым": хорошая песня - это песня, спетая в нужное время в нужном месте.
- В ваших выступлениях всегда присутствует налет игры - некоего легкого безумия, как в кэрроловской "Алисе в Стране чудес". Это часть имиджа, тонкий коммерческий расчет или случайность?
- Это просто одна из черт живого существа по имени "Тридцать Второе Августа".
Звенит мобильник, Игорь что-то быстро говорит в трубку. Пора прощаться - дела, дела... Но в последний вечер лета мы обязательно встретимся - может быть, в театре "Перекресток" или в ДК МАИ на открытии сезона. Тридцать второе августа - время от лета до осени, время песен.