Хуан Диего Флорес, чья карьера начала стремительно развиваться после блестящего дебюта на Оперном фестивале Россини в 1996 году, за несколько лет приобрел славу лучшего в мире tenore di grazia (изящного тенора) и несравненного мастера бельканто.
Молодой перуанец непринужденно выводит колоратуры и фиоритуры сложнейших, недавно считавшихся неисполняемыми арий Россини, поет на бис девять верхних до в «Дочери полка» Доницетти и с немалой долей кокетства утверждает, что ему отчего-то легко дается все то, что невероятно трудно для других...
– Когда ты начал мечтать об опере?
– Признаться, я никогда о ней не мечтал. Все сложилось как-то само собой. Я с самого детства увлекался музыкой, должно быть, унаследовал это от отца. Он – профессиональный исполнитель перуанских народных песен. Сначала я выступал вместе с ним, потом стал играть на гитаре и петь в собственной группе, мне нравились «Битлз» и Led Zeppelin. В старшей школе я начал брать уроки музыки. Я считал, что это хорошо для голоса, и потом меня всегда интересовала музыка как таковая, ее структура, композиция. Я сам сочинял песни, и мне необходимы были уроки сольфеджио. Мой первый учитель ставил вместе со своими учениками сарсуэлы (испанские народные оперы. – А.Д.), и именно тогда состоялось мое первое знакомство с оперой, пусть и не классической. В консерватории меня увлекла классика, а кроме того, я почувствовал, что мой голос развивается, меняется, и тогда я впервые задумался – а не стоит ли променять карьеру рок-музыканта на профессию оперного певца? И через год или полтора решился окончательно.
– Ты говоришь обо всем этом очень спокойно. Кажется даже, что ты не питаешь большой страсти к опере?
– О нет, я люблю оперу! Это – дело моей жизни! Просто я не фанатик, не один из тех сумасшедших, которые, едва начав учиться и не спев еще связно и двух нот, утверждают, что ни есть, ни пить, ни дышать без оперы не могут. Я не понимаю этого. Для меня, моя профессия – закономерность. Мой голос требовал, чтобы я пел, – и я пел. Все пришло через голос, и мне кажется, так честнее.
– Ты принадлежишь к числу тех счастливчиков, о которых говорят, что они проснулись знаменитыми…
– Мне даже и засыпать не пришлось. (Смеется.) Да, это действительно был невероятный случай. Я оказался на Оперном фестивале Россини в Пезаро в качестве студента после того, как прошел специальное прослушивание в Институте Кертиса. Мне доверили маленькую роль в «Риччардо и Зораиде». Но так случилось, что тенор, который должен был исполнять главную партию в «Матильде ди Шабран», заболел. Оставалось две недели до открытия фестиваля, и не было никого, кто мог бы заменить его. Мне предложили эту роль, и успех был мгновенным. Предложения посыпались, как из рога изобилия. Уже месяцем позже я пел в «Армиде» в Ла Скала, и с тех пор не сбавляю темпа, уже сейчас мои выступления расписаны до 2010 года.
– Неожиданно нагрянувшая слава сильно переменила твою жизнь?
– Да нет… Просто появилось очень много работы. Я практически не бываю дома, потому что пою то в Нью-Йорке, то в Вене, то в Милане… Реже, чем хотелось бы, вижусь со своей семьей – мама и сестра живут в США, другая сестра на Тенерифе, отец в Перу. Трудно бывает собрать всех вместе.
– В одном интервью Пласидо Доминго сказал, что оперному певцу для поддержания формы нужно хорошо спать, хорошо питаться и в удовольствие заниматься спортом. Это и в самом деле такая счастливая профессия?
– Ну, неплохо бы еще время от времени петь. (Смеется.) Главное, конечно, быть уверенным в своей технике, особенно, когда поешь бельканто. Ведь эта манера подобна акробатическим упражнениям, и чтобы не сорвать голос нужно много заниматься. Я не соблюдаю никаких специальных диет, ем все, что мне нравится, пью хорошие вина.