Гермоген

Биография

Святой, патриарх, духовный писатель. Участвовал в избрании на царство Бориса Годунова. Обличал Лжедмитрия I, требуя крещения Марины Мнишек в православную веру, за что подвергся опале. В 1606 при царе Василии Ивановиче Шуйском был возведен на патриаршество и активно поддерживал деятельность царя. Рассылал грамоты против сторонников восстания И.И. Болотникова, в 1608 выступил против Лжедмитрия II.

О его молодых годах известно немного: польск. военачальник А. Гонсевский располагал письменным свидетельством о нём, взятым у одного моск. священника, по словам к-рого в молодости Г. был «в казаках донских». Впервые упом. как священнослужитель уже в 50-летнем возрасте в качестве попа одной из казан. церквей, затем постригся там же в монахи и стал архимандритом Спасо-Преображенского монастыря в Казани. По словам современников, Г. был «словесен и хитроречив, но не сладкогласен», «нравом груб», «прекрут в словесех и возрениях». С введением в России патриаршества (1589) в сане архиепископа послан руководить Казанский епархией. Активный проводник политики насильственной христианизации нерус. населения Поволжья, «Гермоген заявил себя ревностью к православию. В казанской земле были крещеные инородцы, только по имени считавшиеся христианами; чуждые русских, они водились с своими одноплеменниками татарами, чувашами, черемисами, жили по-язычески, не приглашали священников в случае рождения младенцев, не обращались к духовенству при погребениях, а их новобрачные, обвенчиваясь в церкви, совершали еще другой брачный обряд по-своему. Другие жили в незаконном супружестве с немецкими пленницами, которые для Гермогена казались ничем не отличавшимися от некрещеных. Гермоген собирал и призывал таких плохих православных к себе для поучения, но поучения его не действовали, и митрополит в 1593 г. обратился к правительству с просьбою принять с своей стороны понудительные меры. Вместе с тем его возмущало еще и то, что в Казани стали строить татарские мечети, тогда как в продолжение сорока лет после завоевания Казани там не было ни одной мечети. Последствием жалоб Гермогена было приказание собрать со всего Казанскаго уезда новокрещенных, населить ими слободу, устроить церковь, поставить над слободою начальником надежного боярского сына и смотреть накрепко, чтобы новокрещенные соблюдали православные обряды, держали посты, крестили своих пленниц немецких и слушали бы от митрополита поучения, а непокорных следовало сажать в тюрьму, держать в цепях и бить». С воцарением Лжедмитрия I (1605) был учреждён сенат, в котором должно было заседать и высшее духовенство. Г. стал членом этого сената и был приглашён в Москву. Он последовательно выражал интересы Рус. Православ. Церкви, понимая, что её могущество невозможно без поддержки цар. власти. Г. требовал вторичного крещения польск. «девки» - Марины Мнишек, чем вызвал недовольство Лжедмитрия I, и тот выслал святителя из Москвы в его епархию, приказав заключить его в один из местных монастырей. Взойдя на престол после убийства Лжедмитрия I (1606) царь Василий Шуйский, опасаясь находившегося в Москве Филарета (Ф. Н. Романова), к-рый, предположительно, уже готовился занять патриарший престол, отослал его на митрополичью кафедру в Ростов, а верным ему святителям приказал рукоположить в патриархи Г., вызванного из Казани. Но уже скоро отношения между ними совершенно испортились: «Гермоген был человек чрезвычайно упрямый, жесткий, грубый, неуживчивый, притом слушал наушников и доверял им. Подчиненные его не любили: он был человек чересчур строгий. Но при всем том это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам. Находясь постоянно в столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал руки его многочисленным врагам, но всегда защищал Василия. Строгий приверженец формы и обряда Гермоген уважал в нем лицо, которое, какими бы путями ни достигло престола, но уже было освящено царским венцом и помазанием ». В период гражданской войны (1606-1607) Г. мобилизовал силы церкви для борьбы с восставшими против центр. власти, которых объявил еретиками и отлучил от церкви. 17 февр. 1609, на Масляной неделе, ряз. дворянин Г. Сумбулов, кн. Р. Гагарин и Т. Грязной собрали ок. 300 чел. заговорщиков и потребовали от бояр свержения Шуйского. Однако бояре попрятались по своим дворам, и лишь кн. В. Голицын вышел на Красную площадь. Заговорщики силой выволокли Г. нa Лобное место, требуя, чтобы он поддержал низложение Шуйского, но патриарх, хотя и не любил царя, зная, как тот получ

ил престол, «тем не менее непоколебимо стоял за него, как за единственную власть, поддерживающую еще порядок в Государстве, и не поддался на застращивание заговорщиков, которые, отпустив его, двинулись затем во дворец». Не добившись от царя добровольного отречения и видя, что народ не поддерживает их, заговорщики бежали к Лжедмитрию II в Тушино. Г. послал им вслед в лагерь самозванца 2 грамоты к ним и др. рус. людям, находившемся там, чтобы они раскаялись и вернулись под власть царя Василия Шуйского, который-де их простит. 1-я грамота начиналась словами: «Бывшим Православным Христианам всякаго чина, возраста и сана, теперь же не ведаемь как вас и назвать. Недостает мне сил, болит душа и болит сердце, все внутренности мои расторгаются и все составы мои содрагаются, плачу и с рыданием вопию. Помилуйте, помилуйте свои души и души своих родителей, возстаньте, вразумитесь и возвратитесь»; 2-я грамота начиналась так: «Бывшим братиям нашим, а теперь не знаем, как и назвать вас, потому что дела ваши в наш ум не вмещаются, уши наши никогда прежде о таких делах не слыхали, и в летописях мы ничего такого не читывали: кто этому не удивится? Кто не восплачет? Слово это мы пишем не ко всем, но к тем только, которые, забыв смертный час и Страшный Суд Христов и преступив крестное целование, отъехали, изменив Государю Царю и всей Земле, своим родителям, женам и детям и всем своим ближним, особенно же Богу; а которые взяты в плен, как Филарет митрополит и прочие, не своею волею, не силою, и на Христианский закон не стоят, крови Православной братии своих не проливают, таких мы не порицаем, но молим о них Бога». Во время низложения Василия Шуйского (1610) Г. заступался за него, проклинал З. Ляпунова и его сторонников, фактически отстранивших царя от власти, и не признавал насильственнаго пострижения царя, т. к. оно не могло освящаться даже и в результате правильно совершенного над ним обряда. Когда Шуйский уже находился под стражей в Чудовом монастыре, не переставал настаивать на возвращении ему престола. Г. попросту игнорировал обстоятельства, делавшие тогда такой шаг совершенно невозможным; для него существовала лишь святость соблюдения религ. формы. Увидев, что его усилия тщетны, и на престол уже появились многочисл. претенденты, Г. противопоставил притязаниям на царск. корону кн. В. В. Голицына кандидатуру М. Ф. Романова. Однако в это время большинство склонялось на сторону польск. королевича Владислава, как это видно из слов летописца: «На Москве ж бояре и вси люди Московские не сослався з городами изобраша на Московское государство Литовского королевича Владислава... Патриарх же Ермоген им з запрещением глаголаше: “Аще будет креститься и будет в православной християнской вере и аз вас благословляю; аще не будет креститься, то нарушение будет всему Московскому государству и православной христианской вере, да не буди на вась наше благословение”. Бояре же послаша к етману [коронный гетман C. Жолкевский] о съезде. Етман же нача с ними съезжатись говорити о королевиче Владиславе. И на том уговоришась, что им королевича на царство Московское дать и ему креститься в православную христианскую веру. Етман же Желтовский говорил Московским людям, что “даст де король на царство сына своего Владислава, а о крещенье де пошлете бити челом королю послов”. Патриарх же Ермоген укрепляше их, чтобы отнюдь безо крещенья на царство его не сажали; и о том укрепишася и записи на том написаша, что дать им королевича на Московское государство, а Литве в Москву не входити: стоять етману Желковскому с Литовскими людьми в Новом Девичье монастыре, а иным полковником стоять в Можайску. И на том укрепишася и крест целовали им всею Москвой». Однако Жолкевский не стал дожидаться, когда моск. послы уговорят польск. кор. Сигизмунда III переменить веру его сына, поскольку точно знал, что этого не произойд ёт никогда, и начал движение к столице. Когда он стоял уже под Москвой, а «семибоярщина» всё ещё пыталась уговорить патриарха не настаивать на православ. крещении королевича, гетман, наконец, дал понять моск. боярам, что терпение его не беспредельно. Перепуганные моск.

власти составили договор, стараясь, всё-таки, по возможности, оградить православ. веру и пошли просить благословения у патриарха, но тот стоял на своём: «Если вы не помышляете нарушить православную веру, да пребудет над вами благословение, а иначе: пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения; и примете вы месть от Бога, наравне с еретиками и богоотступниками!» 17 августа на верность Владиславу присягнуло 10 тыс. чел. На следующий день присяга продолжилась в моск. Успенском соборе в присутствии Г. Сюда же прибыли из-под Смоленска и рус. тушинцы во главе с М. Салтыковым, кн. В. Мосальским-Рубцом и М. Молчановым, которые «почали служить преж всех королю… Патриарх же их не благословляше и нача им говорить: “Будет пришли вы в соборную апостольскую церковь правдою, а не с лестью, и будет в вашем умысле не будет нарушение православной християнской вере, то будет на вас благословение от всего вселенского собору и моe грешное благословение, а будет вы пришли с лестию и нарушение будет в вашем умысле православной християнской истинной вере, то не буди на вас милость Божия и Пречистые Богородицы и бутте прокляты ото всего вселенского собору”. Якоже тако и збысться слово его. Той же боярин Михайло Салтыков с лестью и со слезами глаголаше патриарху, что будет прямой истинный государь. Он же их благослови крестом». Однако когда к благословению подошёл Молчанов [убийца семьи Бориса Годунова], то Гермоген возмутился «и повеле его ис церкви выбити вон безчестне ». После этого посольство Филарета и Голицына отправилось «от всей земли русской» в стан Сигизмунда просить его дать в рус. цари своего сына Владислава на условиях договора, заключённого с Жолкевским. Патриарх, верный своему желанию признать Владислава моск. цар ём лишь после принятия им православ. веры, написал королю письмо следующего содержания: «Великий самодержавный король, даруй нам сына своего, которого возлюбил и избрал Бог в цари, в православную греческую веру, которую предрекли пророки, проповедали апостолы, утвердили св. отцы, соблюдали все православные христиане, которая красуется, светлеет и сияет, яко солнце. Даруй нам царя, с верою принявшаго Св. Крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа, в нашу православную греческую веру; ради любви Божьей, смилуйся, великий государь, не презри этого нашего пpoшения, чтобы и вам Богу не погрубить и нас, богомольцев, и неисчетный народ наш, не оскорбить». Послы обязаны были всеми средствами добиваться, чтобы будущий царь принял православ. веру. Когда же на переговорах встал вопрос о пропуске польск. войска в Москву, Г. резко воспротивился появлению в столице вооружённых иноземцев и так яростно начал призывать других к сопротивлению этому роковому решению, что один из бояр (кн. Ф. И. Мстиславский) даже бросил ему со злостью: «Твое дело, святейший отче, смотреть за церковными делами, а в мирские тебе не следует вмешиваться!» Польск. войско вошло в Москву, несмотря на ропот, возбуждаемый патриархом. Жолкевский, зная его крутой нрав, не поехал к нему сначала, ограничившись вежливыми и почтительными письмами, с уверениями в своём уважении к православию. Спустя короткое время он всё же прибыл к нему на подворье и так ловко вёл себя, что суровый святитель вынужден был обращаться с ним вежливо, но без тени дружелюбия: «не было на свете латинника, с которым бы мог сойтись строгий архипастырь». Вскоре Жолкевского сменил А. Гонсевский. Однако, пока всё население Моск. госва избирало себе в государи сына Сигизмунда, последний требовал сдачи Смоленска, а польск. войско постоянно обстреливало из пушек этот рус. город, где ежедневно гибли рус. люди. Когда моск. послы на требование короля сдать ему Смоленск отвечали, что у них нет на то полномочий, в Москве преданные Сигизмунду бояре, М. Салтыков и Ф. Андронов, «нахально объявляли патриарху и боярам, что следует во всем положиться на королевскую волю». Действия короля и его прислужников возмущали патриарха и П. П. Ляпунова, который к тому времени встал уже во главе стихийного народ. движения против поляков и литовцев. Он написал в Москву боярам укоризненное письмо и потребовал

, чтобы они объяснили, когда прибудет королевич и почему нарушается договор, подписанный Жолкевским. Это послание бояре переправили Сигизмунду, а Гонсевский, зная, что с Ляпуновым нельзя играть в прятки, обратился к патриарху, чтобы тот дал этому человеку выговор. Но Г. понимал, к каким последствиям это может привести, и отказался наотрез. 5 дек. 1610 к патриарху заявились бояре во главе с Ф. И. Мстиславским. Они принесли грамоту к своими послам под Смоленск, суть которой сводилась к тому, чтобы делать то, что скажет король. Попросив, чтобы Г. поставил под ней свою подпись, они потребовали, чтобы патриарх угомонил Ляпунова своею духовною властью. Святитель же ответил на это: «Пусть король даст своего сына на московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру. Если вы напишите такое письмо, то я к нему свою руку приложу. А чтобы так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю, и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, что после такого письма нам придется целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам - если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры, и людей королевских из города не выведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти». Бояре горячо возражали патриарху, и в пылу спора М. Салтыков-Кривой замахнулся на Г. ножом. «Я не боюсь твоего ножа,- твёрдо проговорил святитель.- Я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!» Уже наутро патриарх приказал моск. люду собраться в соборной церкви и слушать его слово. Когда Гонсевскому донесли об этом, он приказал окружить храм и пропускать туда никого. Однако многие из русских, видимо, предвидя такой оборот, заранее пришли в церковь и услышали проповедь своего архипастыря, в которой Г. уговаривал их стоять за православ. веру и разнести весть о своей решимости по рус. городам и весям. После такой проповеди к патриарху приставили стражу. Ляпунов, узнав об этом, немедленно написал боярам письмо, в котором укорял их и короля в том, что тот не соблюдает крестного целования, и пригрозил: «Так знайте же, я сослался уже с северскими и украинными городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами». А в нач. марта 1611 Ляпунов уже начал приводить в жизнь свою угрозу и стремительно продвигался к Москве, соединяясь в пути с ополчениями из др. городов. В Москве поляки и литовцы сразу же почувствовали перемену в настроениях горожан, которые уже не боялись открыто проявлять своё отношение к интервентам. Перед Страстной неделей поляки через своих лазутчиков узнали, что силы восставшего народа приближаются к Москве, и Салтыков, по приказу Гонсевского, вместе с проч. боярами явился к Г. и сказал: «Ты писал по городам; видишь, идут на Москву. Отпиши же им, чтобы не ходили», на что патриарх ответил: «Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу им, чтобы они совершили начатое непременно. Истинная вера попирается от еретиков и от вас изменников; Москве приходит paзopeниe, святым Божиим церквам запустение; костел латины устроили на дворе Бориса. Не могу слышать латинского пения!..» «Если ты,- перебил его М. Салтыков, - не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтобы они отошли прочь, то сам умрешь злою смертью». «Вы мне обещаете злую смерть, - отвечал Г.,- а я надеюсь чрез нее получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать - я вам уже сказал, и более от меня ни слова не услышите!». Тогда Г. посадили в Чудов монастырь, запретив ему покидать свою келью, плохо содержали и неуважительно относилисъ к его сану. После убийства П. Ляпунова (1611), организованного атаманом И. Заруцким, ополчение, хотя всё ещё и находилось под Москвой, но состояло в осно

вном из казаков, верных Заруцкому, и тот, ничтоже сумняшеся, провозгласил будущим царём сына Лжедмитрия I и Марины Мнишек. Однако Г., несмотря на своё строгое заключение, сумел тайком от поляков переслать грамоту в Ниж. Новгород, в которой призывал жителей рус. городов ни в коем случае не признавть царём сына самозванца и католички, «проклятого от Святого Собора и от нас». Эта грамота, по его приказанию, была размножена и разослана по разным городам и в значит. степени повлияла на подготовку Второго ополчения. В 1612, когда поляки узнали, что в Ниж. Новгороде по воззванию К. Минина собирается новая земская рать, они потребовали от патриарха, чтобы тот написал обращение к нижегородцам и указал им оставаться верными присяге Владиславу, на что святитель резко и твёрдо ответил: «Да будет над ними милость от Бога и благословение от нашего смирения. А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!» За это интервенты уморили его голодом, и 17 февраля патриарх скончался.