Гай Юлий Цезарь

Гай Юлий Цезарь. Происхождение, начало политической карьеры

Его власть выражалась в традиционных республиканских формах: он обладал полномочиями диктатора (в 49, 48—46, 45, с 44 — пожизненно), консульской властью (с 47 — на пять лет, с 44 — на десять), постоянной властью трибуна (с 48), префекта нравов (с 46) и другими полномочиями. В 44 он получил пожизненную цензуру, и все его распоряжения были заранее одобрены сенатом и народным собранием. Монархические устремления Цезаря вызвали сильную оппозицию представителей республикански настроенной знати и даже части его бывших сторонников. Против него был организован заговор (более 80 чел.) во главе с Г. Кассием и М. Ю. Брутом. В мартовские иды 44, во время заседания сената, он был убит.

Гай Юлий Цезарь происходил из старинного и знатного патрицианского рода. Он сам с присущей истому римлянину гордостью возводил свой род к полулегендарным римским царям и даже к богам. На похоронах своей тетки Юлии (сестры отца) Цезарь выступил, по обычаям того времени, с хвалебной речью, в которой утверждал: «Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же — к бессмертным богам, ибо от Анка Марция происходят Марции-Рексы, имя которых носила ее мать, а от богини Венеры — род Юлиев, к которому принадлежит и наша семья». Что касается матери Цезаря Аврелии, то она также происходила из старинного и знатного, но плебейского рода Аврелиев.

Несмотря на знатность происхождения, семья Цезаря традиционно была связана с противниками сенатского режима, с теми, кого обычно считают представителями демократического крыла. Такая традиция могла идти со стороны матери, в роду которой были не только консулы, но и народные трибуны. Однако наиболее яркую демократическую «окраску» семье Цезаря придавало то обстоятельство, что сестра его отца, упоминавшаяся уже Юлия, была замужем за знаменитым Гаем Марием. Таким образом, в микрокосме этой семьи нашли отражение те социальные и политические, сословные и классовые противоречия, которые с такой силой проявлялись в жизни римского общества в целом.

Когда Цезарю исполнилось пятнадцать лет, внезапно умер его отец, бывший в 92 г. претором, затем проконсулом в Азии, но так и не достигший венца политической карьеры — консулата. Молодого Цезаря теперь окружали только женщины, которые, как отмечает один из его новейших биографов, начинают с этого времени играть в его жизни весьма заметную роль.

В 84 г. юноша Цезарь, очевидно, благодаря протекции влиятельных родственников и друзей семьи был избран жрецом Юпитера. На этот почетный пост мог быть избран лишь тот, кто принадлежал к патрицианскому роду. Но существовало еще одно ограничение: избираемый должен был происходить из такой семьи, в которой родители вступили в брак, применив особый и древний религиозный обряд, называвшийся confarreatio (он фактически исключал расторжение брака).

Жрец Юпитера не имел права садиться на коня, видеть войско, не мог произносить клятву, носить перстень, проводить вне города более двух ночей, дабы не прерывались на длительный срок жертвоприношения Юпитеру. Он должен был сам вступать в брак с соблюдением обряда confarreatio, причем и невесту желательно было избирать из патрицианской семьи. Видимо, в этой связи произошло расторжение помолвки молодого Цезаря с Коссутией, происходившей из богатого, но плебейского рода. Однако его ожидала более блестящая партия: в 84 г. Цезарь женился на Корнелии, дочери консула Л. Корнелия Цинны, оставшегося после смерти Мария фактически единоличным правителем Рима.

Но пользоваться благами этого родства, как и выполнять не столько сложные, сколько стеснительные обязанности жреца Юпитера, Цезарю пришлось недолго. Нельзя даже сказать с уверенностью, выполнял ли он их вообще: вступление в должность требовало соблюдения такого множества формальностей и растягивалось на такой длительный срок, что Цезарю просто могло не хватить времени. Дело в том, что весной 83 г. в Италии высадился со своей армией Сулла, началась гражданская война, а в 82 г. Рим был взят с бою сулланскими войсками. Установилась диктатура Суллы, санкционированная народным собранием.

Само собой разумеется, что все постановления и решения, принятые Марием и Цинной, были отменены. Наиболее видные их сторонники поплатились и жизнью и имуществом во время проскрипций. Цезарь был, конечно, слишком еще молод и слишком незначителен в политическом отношении, чтобы всемогущий диктатор мог считать его в какой-то мере серьезным противником. Но тем не менее он не отказал ему в некотором внимании. Видимо, родственные связи юного жреца Юпитера были все же слишком одиозными.

Цезарь был отстранен от своей почетной должности. Затем от него потребовали, чтобы он развелся с Корнелией. Однако Цезарь отказался выполнить требование диктатора. Это поставило его в трудное и опасное положение: приданое Корнелии было конфисковано, а сам он лишен права на отцовское наследство. Под угрозой ареста, переодетый, больной лихорадкой, он скитался по Сабинской области, меняя каждую ночь убежище. Несмотря на такие меры предосторожности, он все же был настигнут сулланским патрулем, и ему пришлось выкупить свою жизнь за взятку в 12 тысяч денариев.

Но и на сей раз помогли родственники. Мать Цезаря, Аврелия, имела связи в сулланских кругах. Были пущены в ход также девы-весталки, которые, по древнему римскому обычаю, пользовались правом заступничества за осужденных. Сулла даровал помилование молодому и строптивому аристократу. По традиции, скорее всего легендарной, он сделал это очень неохотно, сказав, что ходатаи сами не понимают, за кого они просят, и что в мальчишке сидит несколько Мариев.

Как бы то ни было, но, получив официальное прощение, Цезарь все же почел за благо покинуть Рим, К тому же наступал уже такой возраст, когда римлянин знатного происхождения должен был начинать свой путь служения государству. Если не удалась карьера жреца, запрещавшая службу в армии, то теперь Цезарь начал с нарушения этого запрета, тем более что некоторый стаж военной службы был в Риме негласной, но почти необходимой предпосылкой любой общественно-политической карьеры. Цезарь отправился в провинцию Азия, где вскоре оказался прикомандированным к штабу пропретора Квинта Минуция Терма. Отсюда он вскоре был направлен в Вифинию к царю Никомеду с поручением привести эскадру, которая была необходима Терму, осаждавшему в это время Митилены (на о-ве Лесбос), город, еще сохранявший верность старому врагу Рима понтийскому царю Митридату.

Пребывание Цезаря в Вифинии никак не может служить украшением его биографии. Конечно, хорошо известно, что имена великих людей окружены из только фимиамом восторгов и лести, но часто и зловонным дыханием клеветы, а на расстоянии в две тысячи с лишним лет не так просто отделить злонамеренный вымысел от не всегда приятного, но тем не менее истинного факта. Во всяком случае молва, преследовавшая Цезаря всю жизнь, приписывала ему любовные отношения с царем Никомедом, что, по выражению Светония, легло на его репутацию несмываемым пятном.

Вернувшись к Минуцию Терму, Цезарь принял участие во взятии Митилен, отличился при штурме и за проявленную храбрость был награжден дубовым венком. В 78 г. он переехал в Киликию, где участвовал в военных действиях, которые вел здесь проконсул Публий Сервилий Ватия (кстати, бывший сулланец) против морских разбойников. Однако в Киликии Цезарь задержался ненадолго. Вскоре сюда дошла весть о смерти Суллы, и он поспешил вернуться в Рим.

Непрочность и непопулярность сулланского режима стали ясны сразу же после смерти его создателя. Консул 78 г. М. Эмилий Лепид, бывший сулланец, наживший на проскрипциях немалое состояние, выступил теперь с требованием пересмотра ряда установлений покойного диктатора. В частности, он обещал вернуть земельные участки, конфискованные Суллой, их законным владельцам. Дело дошло до того, что Лепид двинул набранное им войско на Рим, но потерпел поражение, бежал в Сардинию, где вскоре и умер.

В начале этих событий в Рим возвратился Цезарь, и, если верить Светонию, Лепид пытался завербовать его в число своих приверженцев и «прельщал крупными выгодами». Однако, несмотря на рано проявившуюся склонность и даже вкус к политическим интригам, молодой Цезарь обнаружил на первых порах большую осмотрительность и не дал вовлечь себя в предприятие, почти не имевшее шансов на успех. Он остался в стороне и от другого, гораздо более серьезного движения, возглавленного одним из крупнейших вождей марианской оппозиции — Квинтом Серторием. И хотя военные действия во время этой так называемой Серторианской войны происходили на территории Испании, но еще Сулла, а затем и сенат рассматривали это движение как непосредственную угрозу, бросив на его подавление крупные силы под командованием молодого, но успевшего уже прославить себя полководца — Помпея.

Не приняв — и, видимо, вполне сознательно — участия в этих экстремистских выступлениях, Цезарь избрал совсем иную форму для своего политического дебюта. Он предпочел наименее опасный и в то же время широко используемый в Риме путь к достижению определенной политической репутации и карьеры: активное участие или, вернее, инициативу в организации громких судебных процессов, причем по возможности процессов с политической окраской.

В 77 г. он обвинил в вымогательствах и привлек к суду видного сулланца Г. Корнелия Долабеллу, который был консулом 81 г., а затем управлял Македонией. И хотя благодаря защите Г. Аврелия Котты и Кв. Гортензия, опытнейших судебных ораторов и патронов, Долабелла был оправдан, но обвинительная речь Цезаря оказалась настолько блестящей, что сразу утвердила за ним репутацию одного из первых ораторов Рима. О популярности этой речи свидетельствует тот факт, что она ходила в списках и сохранялась по крайней мере до II в. н. э. (поскольку была известна Тациту и Авлу Геллию). В следующем 76 г. Цезарь по просьбе греков привлек к суду за вымогательства и взяточничество Гая Антония, тоже сулланца, который, будучи командиром конницы во время войны с Митридатом, приобрел в Греции скандальную славу. Антонию, однако, удалось избежать суда, поскольку он обратился за помощью и защитой к народным трибунам.

После этих двух процессов, не принесших ему удачи, но и не повредивших его репутации, Цезарь снова покидает Рим и отправляется на Родос слушать лекции знаменитого ритора Аполлония Молона (за несколько лет до этого у него совершенствовался в ораторском искусстве сам Цицерон). Когда Цезарь возвращался с Родоса, то у острова Фармакусса он был захвачен в плен пиратами. Оба биографа Цезаря — и Светоний и Плутарх — весьма живописно излагают этот эпизод. Версия Светония скромнее: Цезарь пробыл в плену около сорока дней, большинство своих спутников он разослал по малоазиатским городам на предмет сбора необходимой суммы для его выкупа. Выплатив пиратам 50 талантов (или 300 тысяч денариев). Цезарь был освобожден, но на этом не успокоился: собрав флот, он погнался за пиратами, захватил их и предал казни, как шутя обещал им во время своего плена.

Версия Плутарха более цветиста и потому менее правдоподобна. Плутарх вообще излагает события жизни Цезаря за 81 — 73 гг. в несколько иной последовательности, Согласно его версии, Цезарь уезжал из Рима лишь один раз. Он скрывается от преследований Суллы в Вифинии у Никомеда, затем попадает в плен к пиратам, после этого живет на Родосе и, наконец, узнав о смерти Суллы, возвращается в Рим. Что касается пребывания Цезаря у пиратов, то рассказ изукрашен такими яркими, но едва ли правдоподобными деталями: пираты якобы запросили с Цезаря 20 талантов, а он сам увеличил сумму выкупа до 50 талантов; кроме того, во время своего пребывания а плену он заставлял пиратов слушать декламируемые им стихи и речи его собственного сочинения и запрещал шуметь, когда ложился отдыхать. Нагнав и захватив пиратов после своего освобождения, он всех их приказал распять.

Подробности эти маловероятны и удивительны, но, пожалуй, самым удивительным следует признать тот факт, что молодой, 25-летний римский аристократ, не занимавший еще никакого официального положения, смог не только возложить ответственность за свой плен и за свою безопасность на прибрежные малоазиатские города, но и без каких-либо чрезмерных усилий заставить их собрать огромную сумму для его выкупа.

В 74 г. Митридат начал третью войну против римлян. Один из его отрядов вторгся на территорию провинции Азия. Находившийся в это время на Родосе Цезарь переправился в Азию, быстро собрал вспомогательный отряд и прогнал врага. Однако здесь он оставался, видимо, недолго и в 73 г. вернулся в Рим: он был кооптирован в коллегию жрецов-понтификов вместо умершего в этом же году Г. Аврелия Котты, его родственника по материнской линии (что опять-таки свидетельствует о наличии высоких покровителей и, кроме того, о неустанных хлопотах и заботах его матери Аврелии!). Вскоре по прибытии в Рим Цезаря почтили еще одним избранием: он получает должность военного трибуна, должность, с которой молодые римляне обычно начинали в те времена свою военную и политическую карьеру. Избрание на эту должность, которое состоялось в комициях, Плутарх называет первым открытым проявлением «любви народа» к Цезарю.

Обычно считается, что Цезарь начинал свою политическую карьеру как явный популяр, тем более что, вернувшись в Рим, он сразу же активно включился в кампанию за восстановление всех прерогатив трибунской власти. Эту кампанию вел, в частности, энергичный и деятельный народный трибун Г. Лициний Мацер, который, кроме того, выступал в интересах общин и землевладельцев, пострадавших в результате проведенных Суллой земельных конфискаций. Цезарь поддержал Мацера и в этом вопросе, даже выступил с речью (о которой опять-таки упоминает Тацит), Другую речь он произнес в поддержку закона трибуна Плавтия, согласно которому даровалось разрешение вернуться в Рим сторонникам Эмилия Лепида, бежавшим после его поражения и смерти в Испанию, к Серторию. Среди этих беглецов находился, кстати говоря, Луций Цинна, брат жены Цезаря — Корнелии. Открытое благоволение, помощь родственникам, причем не только в личных, но и в общественных делах, вовсе не считались в Риме, как мы уже могли убедиться, чем-то зазорным или проявлением непотизма, наоборот, рассматривались как само собой разумеющаяся обязанность.

Наиболее ярким и эффектным примером действий Цезаря в качестве популяра считают состоявшееся несколько позже и уже упоминавшееся выступление на похоронах его тетки Юлии. Помимо этой похвальной речи Цезарь осмелился выставить на форуме изображения Мария: они были публично показаны впервые со времени диктатуры Суллы, и, хотя кое-кто пытался протестовать, подавляющее большинство присутствующих встретило этот акт бурным одобрением.

Конечно, подобные действия Цезаря были продуманной и специально подготовленной демонстрацией в честь Мария, но реакцию толпы на форуме едва ли можно расценивать — а это иногда делалось в западноевропейской историографии прошлого века — как признание того факта, что «партия популяров» обрела нового вождя. Такая постановка вопроса прежде всего предполагает существование «партии популяров», т. е. возникновение в Риме политических партий чуть ли не современного типа.

Действительно, в западноевропейской историографии сравнительно долгое время — вплоть до начала XX в. — господствовало представление о политической борьбе в Риме, основанное на том, что признавалось наличие двух противостоящих политических группировок или партий — оптиматов и популяров. Общеизвестная схема выглядела следующим образом: в ходе движения Гракхов или вскоре после гибели Гая Гракха вкладываются партии оптиматов и популяров. Дальнейшее развитие политической борьбы рассматривалось уже как проявление соперничества между этими двумя партиями, причем наиболее яркими примерами считались следующие события:, господство марианцев в Риме, гражданская война и диктатура Суллы, а по мнению некоторых исследователей, сюда следовало присоединить и заговор Катилины. Оптиматы рассматривались как партия нобилитета, сенатская партия, т. е. партия правящих верхов, а популяры — как партия демократическая и потому, безусловно, оппозиционная. Таким образом, напрашивался вывод о существовании в Риме, во всяком случае в эпоху поздней республики, своеобразной «двухпартийной системы».

Представление об оптиматах и популярах как о двух политических партиях, противостоящих друг другу, ярче всего было выражено в «Римской истории» Моммзена, и затем оно довольно прочно утвердилось в западноевропейской научной литературе. Впервые эта точка зрения была поколеблена опубликованным в начале нашего века исследованием Гельцера, посвященным римскому нобилитету. В более поздних работах он еще решительнее выступил против представления о двухпартийной системе в Риме, называя его «произведением фантазии XIX века». Кроме того, Гельцер совершенно справедливо подчеркнул, что популяров никоим образом нельзя считать демократами в современном смысле, а понятие «оптиматы» есть нечто большее, чем просто «сословное понятие».

К сожалению, явно модернизированная «двухпартийная» схема оказалась в свое время перенесенной в советскую историографию. Не приводя никаких других примеров, укажем лишь, что и автор специального исследования о римских политических партиях Н.А. Машкин, предостерегая, с одной стороны, от модернизаторского подхода, тем не менее сам характеризовал оптиматов как аристократическую партию, а популяров — как партию демократическую.

Однако путь пересмотра, который Гельцер наметил осторожно и в разумных пределах, завел в настоящее время, пожалуй, слишком далеко. Если пресловутая двухпартийная» схема была и модернизаторской и слишком крайней, то не менее крайнее выражение получила в новейшей историографии обратная, так сказать «демодернизаторская», тенденция. Мы имеем в виду существующее ныне стремление отрицать наличие не только политических партий в Древнем Риме, но и каких бы то ни было элементов организованности в самой политической жизни.

Для современных представлений, бытующих в зарубежной историографии, типична книга Хр. Мейера, посвященная детальному анализу политического устройства, поздней Римской республики. Автор стремится обосновать и подтвердить центральный тезис всего исследования, сводящийся к тому, что так называемые обязательственные связи (necessitudines), т. е. связи родственные, дружеские, клиентские интересы своей трибы, региона и т. п., не только превалировали над интересами классовыми и сословными, не только были одним из характерных явлений римской политической жизни, но и полностью определяли ее.

Конечно, такая точка зрения абсолютно неприемлема. Это обратная крайность. Само собой разумеется, что политических партий в современном значении этого понятия в Риме не существовало, да и не могло существовать. Тем более неправомерно отождествлять с подобными партиями как оптиматов, так и популяров. Вместе с тем это отнюдь не исключает других форм политической борьбы или политических объединений другого типа. С подобными объединениями (factiones) мы не раз столкнемся в дальнейшем.

Вернемся, однако, к Цезарю. После сказанного едва ли может встать вопрос о «партии популяров» и ее вожде. Но суть дела вовсе не в этом: в тот период деятельности Цезаря, о котором шла речь, нельзя даже предположить, что он мог претендовать на роль вождя какой-либо крупной политической группировки или восприниматься в таком качестве. Все подобные домыслы должны были возникнуть лишь ретроспективно.

Если уж говорить о политической ориентации Цезаря в начальный период его деятельности, то нам представляется заслуживающей внимания точка зрения, отстаиваемая одним из его новейших биографов. Перед Цезарем с самого начала открывалось три пути: он мог отказаться от традиций семьи и перейти в лагерь сулланцев; или, наоборот, удариться в противоположную крайность, примкнув к таким движениям, как выступление Лепида, восстание Сертория; или, наконец избрать более обычный, даже тривиальный путь римлянина к политической карьере — военную службу, эффектные речи в суде, на форуме и т. п. Цезарь избрал именно этот путь, отказавшись от каких-либо крайностей.

Развивая изложенную точку зрения, можно добавить, что Цезаря действительно не следует причислять к «крайним популярам» и что избранный им путь гарантировал ему определенное политическое положение и даже самостоятельность, хотя в скором времени его деятельность приобретает достаточно ярко выраженную антисенатскую направленность. Но вместе с тем, если мы и говорим о несколько особом пути Цезаря, то сказанное отнюдь и ни в какой мере не означает признания провиденциального характера этого пути. Данное обстоятельство необходимо подчеркнуть, ибо своеобразная телеологическая трактовка деятельности Цезаря возникла, как мы могли в том убедиться, достаточно рано, еще в кругу самих его современников. Но конечно, и тогда это было явной ретроспекцией.

Что же касается реального политического веса Цезаря по возвращении его в Рим, т. е. в 73 — 72 гг., то он приобрел уже определенную репутацию в политических кругах и определенную известность среди более широких слоев населения, но в общем его роль была еще незначительной. Бесспорно, он обладал большим честолюбием, энергией, решительностью, но в среде нобилитета имелось не так уж мало молодых людей подобного же склада, обладавших подобными же качествами и вступивших на тот же самый путь военной или политической карьеры. Ничто еще не предвещало его будущего величия, не свидетельствовало об его избранности, и нет никаких оснований рассматривать его личность и его деятельность в каком бы то ни было телеологическом аспекте.

Во время восстания Спартака и в последующие годы, насколько нам известно, Цезарь оставался в тени. Строго говоря, мы не знаем ничего или почти ничего достоверного о его политической деятельности до 68 г., т. е. до того времени, когда он избирается квестором. Кстати сказать, со времени закона Суллы о магистратурах это была первая государственная должность, которая позволяла, после ее отправления, занимать место в сенате.

Кое-какие сведения и намеки в источниках дают возможность лишь предполагать, что Цезарь все эти годы пытался укрепить и расширить свою популярность не столько поступками или действиями политического характера, сколько щедрой тратой средств. Его обходительность, его пиры и блестящий образ жизни, по мнению Плутарха, весьма содействовали росту его влияния. Сначала противники Цезаря не придавали этому должного значения, считая, что он будет сразу же забыт, как только иссякнет его состояние. Но это был совершенно неправильный, даже наивный расчет: денежные средства Цезаря никоим образом не могли иссякнуть, ибо он обладал в высшей степени тем качеством, которое во все времена отличало наиболее «избранных» молодых людей аристократического происхождения: умением делать долги и еще большим умением, даже искусством, жить кругом в долгах, не теряя из-за этого ни на минуту прекрасного настроения.

Цезарь с увлечением собирал произведения искусства, а за красивых и ученых рабов платил такие неслыханные цены, что даже сам запрещал вносить их в хозяйственную отчетность. Близ озера Неми он построил за огромные деньги виллу, но она ему не понравилась, и он приказал срыть ее до основания. Плутарх сообщает, что Цезарь еще до того, как получил первую должность, очевидно квестуру, имел долгов на 1300 талантов (или 8 миллионов денариев). Однако это ничуть не повлияло на широкий образ его жизни и на щедрость его трат в ближайшем будущем.

Вскоре после своего вступления в должность квестора (68 г.) Цезарь провел на похоронах своей тетки Юлии ту демонстрацию в честь Мария, о которой уже упоминалось. В том же году умерла его жена Корнелия, и, хотя похвальные речи при погребении молодых женщин были в Риме не приняты, Цезарь не побоялся нарушить обычай и произнес весьма прочувствованную речь.

После окончания квестуры Цезарь был прикомандирован к наместнику провинции Испания Дальняя (Hispania ulterior). О его деятельности на этом посту нам фактически ничего не известно. Рассказ о том, что, объезжая по поручению пропретора испанские города и общины, он вдруг увидел в Гадесе в одном из храмов статую Александра Македонского и, вздохнув, якобы сказал: «Я до сих пор не совершил ничего замечательного, тогда как Александр в этом возрасте уже покорил весь мир», следует, видимо, признать позднейшим домыслом. Таким же домыслом надо считать и рассказ Светония о вещем сне Цезаря: ему приснилось, что он вступил в кровосмесительную связь с собственной матерью, но так как общая мать всего живого — земля, то сон был объяснен и истолкован знатоками-предсказателями как предвестие власти над миром.

Гораздо достовернее сведения относительно того, что Цезарь внезапно, до истечения срока, оставил свою провинцию и очутился в Транспадакской Галлии, где в то время шло глухое брожение. Население этой части полуострова, не получив после Союзнической войны прав римского гражданства, решило теперь добиваться их чуть ли не путем вооруженного восстания. Трудно решить, собирался ли Цезарь на самом деле возглавить восстание, как, видимо, считает Светоний, Это было бы слишком авантюрным предприятием, ибо уже стало достаточно широко известно, что сенат специально удерживает в Италии два легиона, подготовленных для отправления на Восток, против Митридата. Но зато бесспорно другое: в результате этого своего посещения Галлии Цезарю удалось завязать прочные связи с местными влиятельными фамилиями, создать себе обширную клиентелу.

Вернувшись снова в Рим, Цезарь весьма активно включается в политическую деятельность. Этому не помешало, а, быть может, даже помогло то обстоятельство, что вскоре после возвращения он вступает в новый брак — женится на Помпее, внучке Суллы и дальней родственнице Помпея, который именно в это время становится наиболее популярной фигурой среди военных и политических деятелей Рима. Поэтому нет ничего удивительного в том, что во всех своих публичных выступлениях и действиях Цезарь начинает весьма недвусмысленно ориентироваться на Помпея.

Политические позиции самого Помпея не отличались в тот период достаточной определенностью. Начав свою карьеру в качестве добровольного сторонника, даже сподвижника Суллы, Помпей затем, стремясь к консулату, был вынужден под напором широкого общественного мнения принять деятельное участие в восстановлении власти народных трибунов. Таков был довольно широкий диапазон его политической карьеры. Поэтому сенатская олигархия могла еще не терять надежд сохранить Помпея на своей стороне, равно как и антисенатскне круги вполне могли рассчитывать на привлечение его в свой лагерь.

Нет сомнений в том, что действия Цезаря, во всяком случае с того момента, как он выходит на более или менее широкую политическую арену, имели вполне определенную антисенатскую направленность. В этом смысле его политические позиции были, конечно, яснее. Но с другой стороны, обычная характеристика действий Цезаря в эти годы как действий крайнего демагога, авантюриста, «рискованного и отчаянного игрока» представляется малоубедительной. Несомненно, таким видели и считали Цезаря его противники из сенатских кругов, такая оценка перешла в труды многих античных авторов, от которых некритически она и была заимствована новейшей историографией.

Но это абсолютно неверно: все поступки, все «акции» Цезаря, даже явно направленные против сената, убедительно доказывают, что не только в эти, но и в последующие годы, во всяком случае до начала гражданской войны, он умел держаться на какой-то последней грани, избегая или по меньшей мере стараясь избегать крайностей.

В 67 г. народный трибун Авл Габиний внес законопроект, согласно которому Помпею вручались чрезвычайные полномочия для борьбы со средиземноморскими пиратами. Дело в том, что во время войн с Митридатом пиратство приняло неслыханные размеры. Пираты располагали значительным флотом, опустошали острова, не боялись даже нападать на прибрежные города, высаживались на берег и грабили по большим дорогам, захватывая пленников и продавая их в рабство. Наглость пиратов дошла до того, как рассказывает Плутарх, что они однажды похитили и увезли с собой двух римских преторов в их окаймленных пурпуром тогах, со всеми слугами и ликторами. Сенат направлял на борьбу с пиратами не одну экспедицию, но эффект был весьма незначителен. Средиземное море стало совершенно недоступным для торговли, для подвоза хлеба, в результате чего в Италии росла дороговизна. Пираты имели свои базы на острове Крит, а также в приморских городах Киликии (Малая Азия).

Авл Габиний предлагал вручить Помпею не только командование флотом, но и неограниченную власть, распространявшуюся на все провинции на расстоянии 400 стадиев (т. е. 50 миль) от берега моря. Помпею разрешалось также назначать легатов из лиц сенаторского звания, предоставлялось право распоряжаться государственной казной, доходами провинций, набором войск и снаряжением флота из 200 кораблей. Это были еще неслыханные в Риме по своей широте и по своей исключительности полномочия.

Предложение Габиния встретило в сенате решительное противодействие. Один из консулов сказал, что если Помпей желает подражать Ромулу (т. е. стремится к царской власти), то ему не избежать и участи последнего. Чуть ли не единственным сенатором, который поддержал законопроект, был Юлий Цезарь. И хотя Плутарх почему-то считает, что это было сделано им вовсе не ради Помпея, а для укрепления своей популярности, гораздо естественнее предположить, что Цезарь преследовал в данном случае и ту и другую цель.

В народном собрании закон, конечно, прошел. Помпею даже удалось добиться дополнительных решений, в результате чего его военные силы почти удвоились. Одного этого уже оказалось достаточно, чтобы цены на продовольствие сразу же резко упали. Дальнейшие события не обманули возлагавшихся на Помпея надежд: он блестяще справился со своей задачей и за три месяца очистил от пиратов все Средиземноморье.

Масштабы деятельности Цезаря в эти годы были не столь крупны. Он назначается смотрителем (куратором) Аппиевой дороги — основной магистрали, связывающей Рим с югом Италии, — должность хотя и незначительная, но вместе с тем дающая возможность и приобрести и укрепить свою известность (если она уже была приобретена!) среди широких слоев населения. Следовало лишь не жалеть средств на ремонт и благоустройство этой дороги, по которой не раз приходилось ходить или ездить почти каждому римлянину. Что же касается траты денег, то это как раз и было одним из наиболее испытанных, даже излюбленных Цезарем средств для завоевания популярности.

Между тем назревали новые крупные события. На Востоке еще продолжалась война против Митридата, но ход военных действий вызывал в Риме все большее недовольство. Дело в том, что Луций Лукулл, командующий римской армией, после первых успехов теперь действовал крайне вяло и чуть ли не умышленно затягивал войну. Во всяком случае в самом Риме такие слухи распускались влиятельными дельцами, финансистами, крайне недовольными тем, что Лукулл в провинции Азии встал на защиту разоряемых ими городов и общин, ограничил ссудный процент, выступил против беззаконий, творимых ростовщиками и сборщиками налогов. Возможно, что эта подрывная кампания, ведущаяся против Лукулла в Риме, и не поколебала бы его положения, если бы армия была для него надежной опорой. Но высокомерным обращением и насаждением суровой дисциплины он сумел восстановить против себя солдат, и дело дошло почти до открытого бунта. Именно этими обстоятельствами, а отнюдь не отсутствием энергии и вялостью Лукулла объясняйся неблагоприятный перелом в ходе военных действий.

Но как бы то ни было, все это дало основание народному трибуну Гаю Манилию внести в 66 г. в коалиции предложение о передаче верховного командования Помпею. Предложение было горячо поддержано претором текущего года Цицероном, который именно в этом выступлении со всем присущим ему красноречием убеждал римлян вручить руководство войной Помпею, пугая их в противном случае огромными потерями, убытками, расстройством всех дел. Не менее решительно предложение Манилия поддержал и другой «помпеянец» — Юлий Цезарь. И хотя вожди сената пытались всячески противодействовать принятию закона, он, конечно, без всяких затруднений прошел в комициях. В Риме не было сейчас человека, кто мог бы в смысле своей популярности соперничать с Помпеем. Не возникало сомнений в том, что со всеми сложными проблемами на Востоке он справится не менее успешно, чем с ликвидацией пиратов. Таким образом, Помпею не пришлось даже возвращаться в Рим: своими новыми полномочиями он был наделен заочно.

Источник: Утченко С.Л. Юлий Цезарь; М., Издательство "Мысль", 1976