Кислов Федор Александрович (1842—16[28].02.1916), поэт-самоучка, музыкант. Из семьи крестьянина. В детстве — свирельщик у помещика Глебова-Стрешнева; последний продал его гр. Д. Н. Шереметеву, который помог одаренному юноше уехать в Петербург, где тот занялся торговлей и изучением музыки.
Вскоре Кислов стал незаурядным музыкантом; Шереметев перевел его к себе в дом, подарил дорогие гусли. Благоговейное отношение к музыке Кислов сохранил до конца жизни. «Каждый проповедник, каждый оратор не должен… прикасаться к душе народной, если он не любит музыки», — говорил Кислов впоследствии. А. М. Пазухин в романе «Серебряный колокол» писал: «На всю Ярославскую губ. в настоящее время славится один уцелевший гусляр, обитатель заволжского села Давыдкова — Ф. А. Кислов. Этого гусляра слушают любители старинной музыки и до сих пор, да и есть что послушать. Гусли у этого Ф. А. так и поют, звонкие струны так и оживают под его умелыми пальцами». На 1-й Всероссийской выставке музыкальных инструментов (1906) Кислов за игру на гуслях был награжден бронзовой медалью.
«Сборник песен гусляра Ф. А. Кислова» (М., 1915) — единственный вышедший у него сборник. Часть помещенных в издании стихотворных песен принадлежит др. авторам (А. Ф. Мерзлякову, П. И. Кузнецовой-Горбуновой, Дм. Ростовскому и др.). Кислов изменял их, приближая по форме и содержанию к собственным произведениям. Общим для «своих» и «чужих» были близость к структуре народной песни и единство авторского стиля (при «размытости» авторства). Строй народной песни в значительной степени определял поэтику песен Кислова. Это сказалось в преобладании тонических размеров (ударник) или паузника с цезурой посредине, характерного для исполнения под балалайку («Гусли самогудочки, звонко-голосистые…»), в упрощении рифмы (часто тавтологической и неточной), в использовании фольклорной лексики и стилистики. На этот канон, характерный для произведений многих поэтов-самоучек, накладывались мягкие грустные авторские интонации («Ах, грустно, скучно жить на свете, / Когда в гробе друг лежит»), частые мысли о смерти, эсхатологические мотивы.
В стихах Кислова (он «сам придумывал для них мотивы») заметно влияние И. И. Дмитриева, Мерзлякова, И. И. Лажечникова, чьи песни он с особенной любовью перерабатывал, следуя традиции русской сентиментальной поэзии с характерным для последней пристрастием к «мучительной радости», типологически сближающим ее с городским романсом («Сердце мое бедное», «Кладбище» и др.). Сильно также влияние Н. А. Некрасова (напр., «Горе и радость»), К. М. Фофанова («Ночь на Ивана Купала», «Тайна»). При переработке чужих вещей Кислов обычно обрывает стихотворный сюжет (что не характерно для народной поэзии) и этим не только оставляет в тайне развитие событий, но и усиливает суггестивность своей лирики. Не были чужды ему и мотивы, общие для поэтов-суриковцев (Кислов был участником Суриковского литературно-музыкального кружка): одиночество, возвышенная дружба, поэтизация бедности.