Карпов Федор Иванович (ск. до 1545), дипломат и писатель. Происходил из старинного княжеского рода. В 1495 постельничий в поездке Ивана III и его внука Дмитрия в Новгород. С 1508 Карпов становится одним из руководителей восточной политики Московского государства, занимаясь преимущественно Крымским ханством.
Карпов — один из руководителей восточной политики России в к. XV — 1-й пол. XVI в., при трех государях — Иване III, Василии III и Иване IV. Впервые он упомянут как постельничий Ивана III в 1495. В 1529 Карпов получил чин окольничего, а в 1537 — чин и должность оружничего (один из высших чинов, связа
нных с заведованием царским арсеналом).
В историю древнерусской литературы Карпов вошел как автор нескольких посланий, из которых до нас дошло четыре: 2 — Максиму Греку, 1 — митр. Даниилу и 1 — иноку Филофею.
Карпов отличался пытливым умом и самыми широкими интересами — его волновали проблемы
философии, астрологии, богословия. Причем, волновали в буквальном смысле слова, ибо неутолимая жажда познания исходила из самого сердца русского мыслителя. Так, в одном из посланий к Максиму Греку, в котором Карпов просит разъяснить темные места из Третьей книги Ездры, он восклицает: «Азъ же ныне из
немогаю умом, во глубину впад сомнения, прошу и мил ся дею, да мне некая целебнаа присыплеши и мысль мою упокоиши…» И продолжает: «Молчати же утесневаюся: не премолчитъ бо во мне многопутный мой помыслъ, хощетъ веддати, ему же несть господинъ, и тщится найти, его несть изгубилъ, мыслил чести, его же
несть училъ, хощетъ победити, ему же несть победимъ».
Сам Карпов показывает себя не только прекрасным знатоком Священного Писания, но и античной философии и литературы. Об этом свидетельствует его «Послание митрополиту Даниилу», в котором встречаются цитаты из Аристотеля и Овидия, упоминается им
я Гомера. Кроме того, знал он и католическую литературу.
«Послание митрополиту Даниилу» — наиболее интересное сочинение русского мыслителя. Оно представляет собой ответ на письмо митрополита, в котором Даниил призывал своего адресата к «терпению». Карпов же, воздав в начале своего Послания хвалу
уму и литературному таланту митрополита, всю вторую часть посвящает опровержению мнения Даниила.
Все опровержения строятся, казалось бы, на простой идее — «терпением» следует строить жизнь духовную, но мирское общество не может жить на основе этого принципа. Мысль эта, конечно, не новая, и каждый
реально действующий политик Древней Руси с ней был знаком давно на практике. Однако Карпов выстраивает целую систему возражений, благодаря чему он, можно сказать, представляет митр. Даниилу концепцию своеобразного «идеального общества», в основе которого должны лежать «правда», «закон» и «милость».
Как показали современные исследования, источником столь стройной концепции Карпова послужили труды Аристотеля — «Никомахова этика» (Карпов прямо ссылается на 10-ю книгу этого сочинения) и «Политика». Карпов был знаком с сочинениями Аристотеля в латинском переводе, и в Послании встречаются прямые
переводы на русский язык многих аристотелевских терминов: «дело народное» — «res publica», «начальство» — «principatus», «гражданьство» — «civitas». Впрочем, естественно, что положения аристотелевской теории русский мыслитель рассматривал через призму христианского миросозерцания.
По убеждению К
арпова, терпение должно быть присуще всем христианам — «овем боле, овем менши по разчинию лицъ, и дела, и времени». Однако если «терпение» становится во главу общественного устройства, то общество погибает: «Долготръпение в людехъ безъ правды и закона общества добро разърушает и дело народное ни во
что низводитъ, злыа нравы въ царствехъ вводить и творитъ людей государемъ непослушныхъ за нищету».
Следовательно, основание всякого государства составляет «правда». В толковании Карпова «правда» — это справедливость (интересно, что Аристотель ставит «правду» даже выше «справедливости»). В реально
й жизни «правда» находит свое выражение в «законах». Карпов утверждает: «Нужа бе человекомъ во вся времяна под законы жити». Более того, «закон» превращается у русского мыслителя в оригинальную теорию поэтапного развития человечества. Первый период, «въ время естества», люди жили «под закономъ естес
твенымъ». Во второй период, во времена Закона, — «под закономъ Моисейским». В третий период, длящийся до сих пор, «во время благодати», люди живут «под закономъ Христовымъ».
Хотелось бы обратить внимание, не проводя строгих параллелей, что подобная периодизация человеческой истории во многом схож
а с периодизацией, которую за 300 лет до Карпова, в XII в., предложил Климент Смолятич в своем «Послании к Фоме».
Справедливые законы позволяют устроить справедливое же общество. Подданные оказываются защищенными от притеснений со стороны правителя: «Того ради даны законы, да не кто силне вся въз
можеть». Начальствующие с помощью законов добиваются подчинения подданных. Добрые люди перестанут страдать от злых: «Сего ради закономъ быти нужа бе, да тех страхом человеческая дерзость запретится, и опасно будеть меж неключимыхъ неповинств».
Вполне естественно, что законы издаются «начальниками
». Более того, в понимании Карпова все люди нуждаются во власти царей («имамы жити под цари»), которых он сравнивает с гуслями библейского царя Давида: «Въ всякомъ языце и людехъ треба есть быти царем и началникомъ, иже подобають имети подобие гуслей игреца Давида в себе». Ведь как музыкант, играя н
а гуслях, создает гармоничную мелодию, так и цари обязаны своими действиями создать гармоничное общество.
И здесь на помощь царям приходит «милость», ибо «милость без правды есть малодушество, а правда без милости есть мучительство». Вместе же они и поддерживают гармонию в обществе: «Милость, пра
вдою подстрекаема, а правда, милостью укрощаема, сохраняють царя царство въ многоденьстве». Царь же, не соблюдающий справедливости, достоин осуждения на Страшном суде: «Ответъ въздати велиему Судыи долженъ».
Конечно, Карпов понимал всю теоретическую отвлеченность своих, основанных на Аристотеле,
рассуждений. Поэтому он всячески сокрушается и о несовершенстве мира, и о несовершенстве российской жизни. Недаром он писал: «По апостолу “яко дние злие суть” мню, конци векъ достигоша». И утверждает: «Коль вредными и неугодными стезями хромыми ногами, спепыма очима она земная власть и все естество
человечьская ходить ныне». А свои горестные рассуждения о несовершенстве мира он завершает иллюстрациями из поэтических сочинений Овидия.
Впрочем, у Карпова наверняка были какие-то и более реальные предложения изменения ситуации в России, найденные им у Аристотеля или же у каких-то иных античных
философов. Однако он явно не хочет их высказывать, опасаясь услышать от митр. Даниила обвинения в «язычестве»: «Аще реку множайша, тогда нечто тая язычская и чюжа быти речеши».
В целом же «Послание митрополиту Даниилу» свидетельствует, что Карпов стал одним из первых отечественных мыслителей, кто
не просто использовал те или иные отдельные идеи Аристотеля, но положил научные разработки античного философа в основание собственного учения. Более того, Карпов первым попытался предложить применение аристотелевской теории общественного устройства к реальной жизни России. «О семъ, владыко, прети и
моли, да Богу поспешъствующу, сиа исправятся», — обращался он к митр. Даниилу. Столь же новым было и упование Карпова на силу «закона», впервые столь ярко выраженное в «Послании».
В сложной духовной атмосфере 1-й пол. XVI в., наполненной многочисленными спорами и дискуссиями, Карпов, тем не мене