Ежи Липман

Несколько страниц фантастической биографии

Он работал с Анджеем Вайдой и Ежи Кавалеровичем, Александром Фордом и Анджеем Мунком, Романом Поляньским и Ежи Гоффманом, а с нашим Михаилом Богиным снял «Зосю». В самом конце 60-х он успел еще получить от родного польского правительства Премию первой степени за «Пана Володыевского». Однако чуть ли не сразу после этого то же правительство велело разобрать уже готовые к съемкам декорации фильма Александра Форда «Вы свободны, доктор Корчак», а самого режиссера вкупе с оператором, равно как еще несколько десятков тысяч евреев, вытолкнуло из страны, лишив заодно польского гражданства.

Лет тридцать назад это имя было знакомо миллионам кинозрителей не только в Польше. За первые семнадцать лет своей кинематографической жизни знаменитый кинооператор Ежи Липман снял более двух десятков полнометражных игровых картин, принесших мировую славу «польской школе кино». Он работал с Анджеем Вайдой и Ежи Кавалеровичем, Александром Фордом и Анджеем Мунком, Романом Поляньским и Ежи Гоффманом, а с нашим Михаилом Богиным снял «Зосю». В самом конце 60-х он успел еще получить от родного польского правительства Премию первой степени за «Пана Володыевского». Однако чуть ли не сразу после этого то же правительство велело разобрать уже готовые к съемкам декорации фильма Александра Форда «Вы свободны, доктор Корчак», а самого режиссера вкупе с оператором, равно как еще несколько десятков тысяч евреев, вытолкнуло из страны, лишив заодно польского гражданства. Так Липман, помимо своей воли, оказался в Западной Германии.

Впрочем, в отличие от большинства своих соплеменников Липману не пришлось искать работу. Во-первых, с западными немцами он работал еще в конце 50-х, а во-вторых, и это было куда важнее, немецкий он знал не хуже, чем польский. Не говоря уже о том, что и Германию он объездил в годы ранней молодости вдоль и поперек...

Правда, называлась тогда эта страна Великой Германской Империей, а проще говоря, тысячелетним Третьим рейхом. Изъездил же ее в пассажирских поездах и воинских эшелонах в форме офицера вермахта польский еврей с карикатурно-семитской внешностью, чудом избежавший смерти в гетто подваршавского Воломина перед самой его депортацией и скрывший свое чудовищно опасное по тем временам существо там, где никому из гитлеровцев и в голову не пришло бы искать «недочеловека».

Впрочем, это лучше начать с самого начала, с рождения в Бресте (он назывался в ту пору еще Брест-Литовском), в ассимилированной семье, где в равной степени были родными и польский, и немецкий, и идиш, и белорусский. Да и русский был Липману не чужд, во всяком случае с нами, режиссером Мишей Богиным и мной, по-русски он говорил достаточно свободно.

Как ему удалось связаться с варшавским подпольем, вероятно, так и останется неизвестным. Однако, судя по всему, еще в гетто у него были какие-то контакты со столичным сопротивлением. Так что поначалу его просто, как многих других, друзья и знакомые прятали по чердакам и чуланам, передавая из рук в руки, пока ему это не надоело. Выправив соответствующие документы — а в оккупированной Польше существовала просто-таки настоящая индустрия по производству фальшивых продовольственных карточек, служебных удостоверений, «кеннкарт», одним словом, всего того, что позволяло чувствовать себя почти неуязвимым в собственной оккупированной стране, — он начал искать себе времяпрепровождение по собственному вкусу. И вскоре так вошел в этот вкус, что превратил его в смертельно опасный спорт на краю почти неизбежной гибели.

Единственным ограничением этой парадоксальной свободы была необходимость постоянного передвижения с места на место, поскольку нечто вроде советской прописки соблюдалось оккупантами и туземной полицией чрезвычайно жестко. А уж человеку, которому судьба начертала на лице самыми крупными буквами его отложенный на время смертный приговор, лишний раз попадаться на глаза охочим до еврейской крови землякам было совсем уж рискованно.

И Липман выбирает «место под фонарем». Благо один из его школьных друзей пристроил его к себе, в «Организацию Тодта», отправлявшую транспорты добровольных и подневольных «восточных рабочих» на оккупированные советские территории, где им предстояло строить мосты, аэродромы, укрепления во славу и на пользу пока еще победоносного вермахта. Началось это с поездки куда-то под Смоленск. А продолжилось под Киевом, под Вязьмой, едва ли не под самой Москвой... При этом Липман пытается завязать контакты с советским подпольем, но к странному чужаку оно относится с естественным подозрением. К тому же русские просторы довольно быстро надоели любителю экстремального туризма, тем более что на этих просторах нетрудно было наткнуться на соотечественника, земляка, а то и просто недоброго соседа.

В результате Липман покидает «Организацию Тодта», возвращается в Варшаву, по собственной инициативе вместе с таким же неутомимым другом по этническому несчастью собирает данные о дислокации вспомогательных частей немецкой авиации, так называемых люфтваффенбау, на восточных территориях и передает их подполью, которое взамен выправляет им следующие фальшивые командировки. И так без конца и края, без перерыва и остановок. Естественно, что эта игра со смертью настолько захватывает стройного «аусланддойча» в элегантном офицерском мундире, что, освоив безбрежные просторы оккупированного Советского Союз, он вскоре перемещается на Запад, путешествуя по Италии, Франции, Бельгии и Германии. (В военной биографии Липмана есть вполне правдоподобная история о том, что однажды он специально отправился в Берлин, чтобы преподнести доброй знакомой букет варшавских роз ко дню рождения.) Но, разумеется, не ради романтических эскапад все это затевалось. Из этих поездок Липман с приятелем привозили оружие для подполья. У них это называлось разоружением противника, что особенно легко проходило в Италии, где однажды им удалось обезоружить целую группу офицеров итальянского генерального штаба, предварительно раздев их догола, чтобы не дать им пуститься в погоню. К сожалению, с немцами дело обстояло куда хуже. Однажды в Милане они нарвались на немца, который ответил выстрелами. Липман был ранен в ногу и в бессознательном состоянии доставлен в немецкий госпиталь. Оказалось, что его нашли рядом с трупом убитого немца. И хотя документы у него были вроде бы в полном порядке — транспортфюрер Георг Либих возвращается в свою часть на Украину, однако у гестапо появились сомнения, ибо кто-то видел, что Липман на вокзале пил вино с какими-то подозрительными личностями, говорившими на чужом языке. К счастью, в это время началось американское наступление на Апеннинах, гестаповцам стало не до него. В результате его перевозили из одного госпиталя в другой, пока где-то в Альпах санитарный эшелон не попал под бомбежку, а Липман не остался вообще без документов, весьма кстати сгоревших в штабном вагоне. Именно это спасло его от дальнейшего следствия: не растерявшись, Георг Либих выдал себя за раненого в бою с партизанами и даже был награжден медалью с нашивкой за ранение.

Однако дальнейшее пребывание в госпитале становилось все более небезопасным, тем более что в Варшаве в это время вспыхнуло восстание, и пора было возвращаться к друзья по подполью. В Ульмской комендатуре он попросил отправить его на фронт, в свою часть. Но в неразберихе сорок четвертого года установить, где находится эта несуществующая часть, было невозможно. Поэтому его отправили в Краков, а оттуда в Радом. И поскольку в восставшую Варшаву проникнуть было нельзя, ибо она была окружена немецкими войсками, то, выправив себе очередную порцию документов, он легкомысленно отправился в Рембертов, откуда начал некогда свое путешествие по Европе. И здесь удача ему изменила: как раз в это время Красная армия перешла в наступление, немцы приступили к эвакуации населения, и во время одной из облав Липмана замела фельджандармерия. Можно себе представить: человек в штатском, в чемодане офицерский мундир, пистолет, фотоаппарат, к тому же пьет водку с поляками и вообще как-то не слишком похож на арийца... Одно из двух — либо шпион, либо дезертир, в любом случае расстрелять... Но расстрелять немецкого офицера без суда и следствия было не по правилам, нужен был прокурор, и не просто прокурор, а из авиационной юстиции, так сказать, по принадлежности. А где его взять, если вся гитлеровская юстиция сломя голову бежит от русских? И здесь начинается последняя глава липмановских путешествий, которую можно было бы назвать «В поисках прокурора». На этот раз по родной Польше — из Модлина в Цеханов, оттуда в Пултуск, затем в Плоньск, далее в Пшасныш, потом в Ольштын и, наконец, в Илаву... Но и там от прокуроров не осталось и следа. Так что Липману пришлось взять свою судьбу в свои руки. Когда конвоировавший его стражник-украинец задремал, он вытащил у него папку с документами и был таков. Потом он добрался до друзей из подполья, вступил в один из отрядов Армии Людовой и продолжал заниматься любимым делом. Освобождение Варшавы застало его в очередном «отпуске» в Берлине. После победы он вернулся в Польшу, но и там его приключения не закончились. Путешествуя с фотоаппаратом по родной стране, привлек внимание молодой контрразведки Народной Польши и попал в кутузку по обвинению в шпионаже в пользу неназванной страны. Впрочем, неприятности с ним случались и позже, пока в конце концов он не окончил Лодзинскую киношколу, став одним из самых знаменитых кинооператоров мира. И это были лучшие годы его жизни.

P.S. Спустя много лет соавтор Липмана по «Каналу» сценарист Ежи Стефан Ставиньский предложил кинематографическим властям заявку на фильм о фантастической судьбе своего друга. Заявка была отвергнута безапелляционно — у польского экрана был свой, куда более арийский герой по имени Ганс Клосс, не вызывавший ненужных ассоциаций. Точно так же, как у экрана советского был свой Штирлиц, а не какой-нибудь сомнительный этнически, хотя и реальный Лев Маневич.

А что было потом — смотри начало статьи.