9 марта - 70-летний юбилей Юрия Гагарина. Его старшую дочь Елену бесполезно впрямую расспрашивать об отце - она не из "профессиональных детей", которые легко делятся воспоминаниями. У нее серьезная работа - она директор Музеев Кремля, - сильный характер и такая же, как у отца, удивительная лучезарная улыбка.
- Дату вашего назначения на пост директора Музеев Кремля легко вспомнить - 12 апреля 2001 года. В день сорокалетия полета Гагарина вашу семью в Звездном навестил Путин, и тут же состоялось назначение. Оно многих удивило - вы ведь были рядовым научным сотрудником Пушкинского музея. Кому принадлежит идея вашего появления в Кремле?
- Мне трудно сказать. Тогда была сложная ситуация, смена правительства. Среди людей, которые занимали достаточно высокие посты в сфере культуры, было много отставок.
- И потом вы не раз говорили, что согласились сразу, потому что вам в Пушкинском стало скучно.
- Я хотела уйти из музея и давно искала работу. И когда мне предложили прийти сюда, в Музеи Кремля, я сразу согласилась.
- Такое замечательное место?
- Это просто другая работа. Когда человек понимает, что на том месте, где он находится, весь ресурс его выработан, то, даже если место ему нравится, он хочет уйти.
- Директор Музеев Кремля - это важная фигура, для многих такое место - достойный венец карьеры.
- Это еще и от фигуры зависит. Важно то, что человек предпринимает - или не предпринимает, - находясь на этой должности.
- Скажите, а как вас принимает музейная элита? Вы ведь в нее не прямым путем попали?
- То есть?!
- Вы же не плавно поднимались по служебной лестнице: завотделом, замдиректора, директор...
- А назовите мне хотя бы одного человека, который бы стал сначала замдиректора, а потом директором. Антонова тоже была рядовым научным сотрудником, когда ее назначили директором Пушкинского музея. И было ей 38 лет. Меньше, чем мне сейчас.
- Некоторые наши музеи спокойно существуют за счет своего имени и фонда. Они знают: публика все равно к ним придет.
- Теперь все изменилось. Для того чтобы люди ходили в музей, их нужно привлекать. Выставки и сами музеи должны выглядеть иначе, чем раньше. Надо учитывать изменение способа мышления. Раньше дети книжки читали, теперь - нет, раньше люди приходили в музей, покупали каталог и ходили по выставке вместе с ним, на экскурсиях многие записывали. Сейчас люди любят дизайнерски удачные экспозиции, а на то, что какая-то вещь выставлена впервые, внимания не обращают. Любят "прикольное". Конечно, не надо все делать на потребу публики, но надо думать о том, чтобы ей было интересно.
- У вас, наверное, есть много личных связей, которые помогают вам что-то полезное делать для музея. Вы ими пользуетесь?
- Конечно, у меня со многими людьми хорошие отношения. Мы принимаем разных высоких гостей. Но мы подчинены Министерству культуры, поэтому все свои действия с ним согласуем.
- Но старые связи вашей семьи разве не помогают вам сегодня?
- К сожалению, многих людей, которые были близки нашей семье, уже нет или они на пенсии.
- Скажите, а после смерти вашего отца вам много помогали? Был ли такой момент в вашей жизни, когда заметно изменилось к вам отношение? С перестройкой, например...
- Я не могу сказать, что нам как-то особенно помогали, но в советские времена, конечно, было не так, как после перестройки...
- Но вот скажите, у вас ведь была какая-то особенная пенсия...
- У мамы была пенсия.
- Она была достаточно большая?
- Пенсия была обычная. Мне, честно говоря, не хотелось бы об этом говорить, потому что все было не так радужно, как многие представляют. Но в советские времена жаловаться не приходилось - ничего особенного для нас не делалось, но все, что нам полагалось, у нас было.
- Но мама могла что-то попросить.
- Она никогда ничего не просила.
- Мне всегда казалось, что у нее очень сильный характер. Вот я прочла книгу, которую она написала... Наверное, не совсем она - там видна сильная "литературная обработка".
- Литературная обработка была, конечно, но все, что там написано, было рассказано моей матерью.
- В книге такой высокопарный язык, в жизни люди так не говорят...
- Люди теперь так не говорят, а пятнадцать лет назад так говорили и писали.
- Но в книге немного действительно личного.
- А почему в этой книге должно было быть что-то очень личное? Мне вообще не нравится тенденция под микроскопом рассматривать личную жизнь. Личная жизнь на то и личная, что она касается только самого человека. Почему-то сейчас считается хорошим тоном о себе рассказывать очень обычные вещи, а журналисты считают корректным задавать интимные вопросы.
- Но стать знаменитым человеком - это судьба. И плата за эту судьбу, ее обратная сторона - желание людей знать о знаменитостях как можно больше. У известного человека есть привилегии, но есть и обязанности.
- Я с вами согласна, но интерес интересу - рознь. Одно дело - когда вас спрашивают о личной жизни, другое - когда интересуются вашим мнением на какую-то интересную тему, дают вам возможность высказаться. А у нас часто спрашивают у политиков о культуре, а у певцов - о политике. Но мне совершенно не интересно, что непрофессиональный человек думает о сложной проблеме, потому что ничего серьезного он о ней думать не может.
- Но если человек умен, он всегда может интересно ответить.
- Но он не даст глубокий ответ, а найдет остроумный выход из положения.
- Елена Юрьевна, я не хочу мучить вас, что-то выпытывать. Но поймите, ваша семья - особый случай. Вот была у нас страна, которой теперь нет, и за последние годы отношение к прошлому этой страны изменилось. Но нет больше таких безупречных героев советского мирного времени, как Гагарин. Страна выбрала для полета в космос именно его, и именно он прославил страну. У Гагарина была фантастическая слава, весь мир был в него влюблен. И то, как государство относилось к нему, к его семье, - это наша общая история, часть правды о той стране.
- Знаете, я, честно говоря, не люблю жаловаться. Часто лучше ничего не говорить, чем говорить о том, что было на самом деле. Если я буду обсуждать, что сделано, а что не сделано для нас, то может показаться, что я чем-то недовольна. Лучше говорить о приятном, вспоминать светлое, чем входить в детали отношения государства к нашей семье. А то, что сейчас появляется в прессе об отце, о том государстве, - это безобразно. И говорить об этом не хочется.
- И у вас нет ни малейшего желания бороться с клеветой и выдумками?
- Я говорила об этом. И не один раз. Но мои слова не имеют никакого действия. Совсем. Еще раз все это произносить мне кажется бессмысленным.
- А вам не хочется, чтобы правда о вашем отце, такая, какой она вам видится, была бы высказана?
- На самом деле правду все знают. Жизнь моего отца была на самом деле публичной. И никаких скрытых моментов в его жизни практически нет. Сейчас пытаются что-то найти, что-то исказить, просто придумывают, потому что... Не знаю почему, не буду за них объяснять. Но какие бы глупости ни говорили, что бы ни придумывали, в сознании людей образ моего отца остается таким, какой он сформировался тогда, в 60-е годы. И не потому, что пропаганда это сделала, а потому, что он был именно таким человеком.
- Каким?
- Человеком фантастической работоспособности. Я людей такой работоспособности больше не встречала. Мне даже трудно себе представить, чтобы кто-то мог справляться с таким количеством обязанностей и делать все так, как делал мой отец. Ему так много удавалось именно потому, что он был фантастически организованным. И у него никогда не перемешивались дела личные, общественные и профессиональные. Работа, учеба в Академии Жуковского, общественная деятельность и летные тренировки - это то, чем отец занимался постоянно до конца своей жизни. И все это было разграничено. Он дома никогда не говорил о работе. Дома были дети, семейные проблемы. Так что все, что можно было сказать о моем отце, известно, и не надо ничего выдумывать. Заниматься домыслами нехорошо.
- А вы не тосковали по отцу, когда он был жив? Вам, наверное, часто его не хватало - он ведь был очень занят.
- У всех моих подружек, у всех детей, которые меня окружали, отцы были летчиками. И это была общая ситуация. Мне казалось, что это нормально.
- Среда летчиков-космонавтов была особой? Они отличались от остальных?
- Отличались. У них были черты, присущие людям экстремальных профессий. Это были очень открытые люди, они не боялись совершать поступки и брать ответственность на себя. Они ощущали ответственность и за свою работу, и за всех, кто их окружал. Чувство ответственности усугублялось и тем, что все они были военными, и это налагало на жизнь очень серьезный отпечаток. Кроме того, они все были молоды, были первыми и самыми главными в своей профессии, были полны жизни, оптимизма, сил, всегда веселы и остроумны. И еще имели массу обязанностей - служебных и общественных. Они постоянно были заняты. Вот жизни дома перед телевизором не было ни у кого никогда. Они часто собирались для того, чтобы куда-то уехать, позаниматься спортом, поплавать, поиграть в волейбол. Никогда не обсуждали занудные проблемы, никогда не собирались просто так, чтобы убить время. Возможность и необходимость увидеться всегда была связана с каким-то интересным продуманным действием.
В Звездном городке была чудесная жизнь, все дружили, у всех были дети примерно одного возраста, одни и те же проблемы. Городок был закрытым, хорошо охранялся, поэтому двери в квартиры никогда не закрывались. И когда детей укладывали спать, все - и мужчины, и женщины - шли играть в хоккей. Брали форму, брали клюшки и ночью - другого свободного времени не было - играли. Если взрослые уезжали на государственный прием, то все дети оставались в одном доме под присмотром кого-нибудь из старших. Была такая, как у всех, молодая жизнь, но связанная с очень большой ответственностью и большим риском. Мне кажется, что сейчас люди очень изменились.
- Поскучнели?
- Сейчас людям, надо что-то придумывать, организовывать и часто тратить очень большие деньги для того, чтобы развлечься. "Знаешь, мы так классно потусовались!" А рассказать, что было смешного или интересного, никто не может. А когда смотришь старые фотографии, то понимаешь: люди на них получали удовольствие от общения друг с другом, от того, что были молоды, полны энергии, от того, что замечательно играли в волейбол и ходили на лыжах. И у всех было обычно хорошее настроение, хотя я не могу сказать, что отсутствовали проблемы.
- Вам было трудно из этого мира перейти в другой - университетский, интеллектуально-богемный?
- Нет. И в университете были вокруг люди молодые, полные идей. Мы очень любили наших преподавателей, преклонялись перед ними. И до сих пор относимся к ним с глубоким уважением. И к тем, кто остался, и к тем, кого нет. И нашим преподавателям с нами было интересно.
- Очень много лет назад я прочитала в газете, что дочка Гагарина поступила на искусствоведческий в университет, и, помню, подумала: она могла поступить куда угодно.
- Ну, на физико-математический факультет я никогда не могла бы поступить...
- Даже с вашей фамилией?
- Никогда. С фамилией или без фамилии - человек сам сдает экзамены. И для меня это всегда был очень болезненный вопрос. Я начала готовиться в университет в 14 лет, мне нравилось заниматься историей искусств. В последние дни перед экзаменом я спала по три часа в сутки и занималась очень много. Несмотря на то, что у меня была золотая медаль и мне надо было сдавать только один экзамен.
- Историю.
- Историю и один вопрос по истории искусств. Но я могла не получить "пятерку", поэтому занималась и русским, и английским. Причем так, что того английского мне до сих пор достаточно. Я всегда понимала: мне не должно быть стыдно за то, как я отвечаю. И тем, кому я отвечаю, не должно быть неловко. Когда я пришла на экзамен и послушала тех, кто сдавал передо мной, поняла: волноваться не надо. Правда, было обидно, что по истории искусств мне достался газетный вопрос о роли искусства в жизни советского общества. Но потом меня спросили о любимом художнике, я рассказала о Врубеле и поняла, что все хорошо. Главное - ни мне, ни преподавателям не пришлось краснеть от неловкой ситуации.
- Школу вы закончили в Звездном. Это была особая школа?
- Вообще в советские времена школа была вполне требовательной, но в Москве, выйдя из школы, дети уже не имели к ней отношения. А Звездный - ограниченная территория, и дети все время сталкивались с учителями и после уроков. Это не всегда было приятно и полезно и тем, и другим.
- После школы вы стали жить в Москве, а в Звездном часто бываете?
- Я там все время бываю, у меня ведь там мама живет и дочка.
- Скажите, а ваша мама так и не устроила свою личную жизнь?
- Нет.
- И этот вопрос никогда не обсуждался?
- Никогда.
- Она так его любила?
- Да.
- А что для вас в должности директора музея самое трудное? Общение с людьми, невозможность воплотить какие-то идеи? Или светские обязанности, ведь в кремлевские музеи водят титулованных гостей?
- Светские обязанности не так уж и трудны. Здесь бывает тяжело потому, что у многих людей очень консервативное мышление. Долгое время люди получали совсем ничтожные деньги и привыкли работать в нескольких местах. Я их понимаю, потому что самой приходилось так делать, пока была в Пушкинском. Люди говорят, что за такую маленькую зарплату они не могут много работать. Но когда финансовая ситуация меняется, то, к сожалению, прежний образ мысли быстро не исчезает.
- А ситуация меняется?
- Я стараюсь, насколько у нас есть возможности, чтобы сотрудники получали достойную зарплату.
- Я очень люблю ходить на выставки в Звонницу. Соборная площадь - самое прекрасное место в Москве, абсолютно гармоничное. Но когда в Кремле попадаешь в непарадные места, то становится страшно. Там столько уродства - какие-то жуткие ковровые дорожки, турецкие светильники, пластмасса, проводка прямо на люстре. Как вы, человек с профессионально развитым художественным вкусом, это выносите?
- У меня есть свой способ борьбы: я не очень хорошо вижу, но не ношу очки. Иногда хочу их взять и, например, прочесть на улице какую-нибудь надпись. Надеваю, читаю. "Какой ужас!" - и прячу очки подальше. Но, понимаете, люди, которые работают в музее, работают там и потому, что это мир особый, отличный от обычного. Сотрудники музея делятся на две группы: те, кто терпит не больше трех месяцев, а потом уходит, и те, кто остается навсегда. И это не только научные работники и реставраторы - это дамы, которые сидят в залах, это военные отставники из охраны. Они могли бы работать в какой-нибудь коммерческой структуре и получать намного больше, но они предпочитают наш, особый мир, где не нужно закрывать глаза на окружающий ужас.
- Музейные люди бывают странными. Да что говорить, если даже директор Эрмитажа Михаил Пиотровский серьезно говорит, что ощущает у себя в кабинете присутствие Екатерины и Петра!
- Я думаю, что Пиотровский пошутил...
- Отчасти пошутил… А вам тут "мальчики кровавые" не являются?
- Мне - нет.
- И вам же мешает, что здесь находится госаппарат?
- Но интерес к этому месту, к музеям существует еще и потому, что здесь находится администрация президента.
- То есть президент делает музею рекламу?
- В какой-то степени - конечно. Это не реклама, но интерес к месту повышает.
- Мы с вами условились, что не будем обсуждать неприятную публикацию о вас в одной московской газете. Но когда, готовясь к встрече, я стала искать в Интернете ваши прежние интервью, то обнаружила эту публикацию везде, даже на специальных космических сайтах. Почему вы не отвечаете на нее?
- Не считаю нужным. Помните, в "Гранатовом браслете" есть такое место, где герой говорит о женщине, которую любит: она никогда не читала газет, потому что они пачкали ей руки. Это - грязь, и я не хочу ее касаться.
- Но такая публикация означает, что у вас есть враги.
- Конечно. Если есть враги, значит, я что-то делаю. Значит, были в музее люди, которые не были адекватны, и мне удалось повернуть ситуацию так, что она стала для них неприятна.
- О личной жизни мы тоже договорились не говорить. Но, наверное, вам, как всякой женщине, у которой был замечательный, любящий отец, трудно найти человека, который выдержал бы с ним сравнение?
- Тут дело не только в отце, но вообще в людях того поколения. Меня окружало много сильных, волевых людей, они умели осуществлять то, к чему стремились, и вести себя в жизни очень достойно. Но у каждого поколения есть свои герои. И я не хочу сказать, что все люди, которых я встречала потом, были хуже. Мужчины и женщины - разные. Нам бывает трудно понять друг друга, но если тебе встречается умный мужчина с характером и интересными идеями, то он всегда будет гораздо интереснее, чем женщина, которая обладает такими же качествами.
- У вашей дочки фамилия Гагарина?
- Нет.
- Но все вокруг знают, из какой она семьи?
- Поскольку она живет в Звездном, то, конечно, знают.
- А там осталась прежняя атмосфера?
- Нет, там все поменялось. Очень много живет пенсионеров. Мне кажется, что у нас вообще изменилось отношение к людям, связанным с освоением космоса. И незаслуженно. Это героические люди. И если серьезно рассказать, что они делают, какие эксперименты проводят, с какими сложностями - психологическими и физическими - сталкиваются, когда летают по полгода, по году... Вот об этом надо было бы рассказать, и тогда к этим людям было бы другое отношение. В шестидесятые годы многое было засекречено, а сейчас можно говорить откровенно о многих проблемах, но этого не делают. Вот так почему-то на всех сайтах публикуют ту статью Хинштейна, а не интересные интервью, которые я давала. Точно так же у нас ничего не говорится о том хорошем и важном, что делают люди, изучающие космос. Эта одна из областей, где у фундаментальной науки есть большие перспективы развития.
- Скажите, а кто вам особенно помогал, когда отца не стало. Я понимаю, что многие…
- Но всегда бывают близкие друзья. Был такой замечательный человек, с его женой моя мама продолжает дружить, - Сергей Павлович Павлов. Он был председателем ЦК ВЛКСМ, а потом председателем спортивного комитета.
- У вас было абсолютно счастливое детство?
- Да. И сейчас могу сказать, что я счастливый человек. Ведь это внутреннее состояние - ощущение счастья. У каждого такая судьба, какая должна быть. Со своими проблемами я уже научилась справляться.
- Вам завидовали все девочки Советского Союза - всем хотелось иметь папу-космонавта.
- Знаете, однажды моя дочка была на дне рождения у своей подруги из очень состоятельной семьи. И там ей сказали: "Мы все тебе завидуем". "А чему? - спросила она. - Мы небогаты, у нас нет машин, домов, счета в банке, а у вас все это есть". Подруга ответила: "Не знаю почему, но понимаю, что тебе нужно завидовать".
- А вы кому-нибудь завидовали?
- Мне это несвойственно. Наоборот, я люблю, когда у людей все в порядке с финансами, когда они улыбаются и хорошо выглядят. Многие женщины воспринимают такую ситуацию как опасную и борются с ней. Особенно женщины-руководители. А мне нравится, когда вокруг все полны сил и энтузиазма.
- Вас, наверное, очень правильно воспитывали дома - быть честной, прямой, открытой. Вам потом это не мешало в жизни?
- Нет, меня так не воспитывали. Мне просто говорили: человек должен отвечать за то, что он делает. Больше ничего.