Екатерина Гениева

Интернет начинает нас поедать

Известный филолог, культурный и общественный деятель Екатерина ГЕНИЕВА вот уже более 15 лет руководит Всероссийской государственной библиотекой иностранной литературы – одним из крупнейших книгохранилищ мира. О том, как сегодня, в эпоху Интернета, живут библиотеки и остались ли еще те, кто по-прежнему предпочитает держать книгу в руках, а не перелистывать страницы на экране монитора, Екатерина Юрьевна рассказала «НИ».

– Как Интернет, электронные СМИ влияют на роль библиотек? Уменьшилось число людей, приходящих к вам?

– Безусловно, их стало значительно меньше. Они превращаются, что называется, в «удаленных пользователей».

– Какова же тогда сегодня функция библиотек?

– Видите ли, если библиотеки не отнесутся серьезно к тому, что с ними происходит, и будет происходить, то их роль как традиционных библиотечных сообществ, на мой взгляд, будет достаточно печальна. Если же они себя переструктурируют в некие образования, которые в состоянии отвечать на потребности времени – скажем, в дискуссионные площадки, в культурные центры, в диалогические сообщества, то, я думаю, их роль будет другой. И самое главное – библиотеки будут сохранены.

– Но как же расценивать такой процесс в целом: как положительный или?..

– А как вы оцениваете то, что мы сегодня говорим по телефону?.. Раньше люди в моем любимом XIX или еще более любимом XVIII веках не говорили по телефону, а писали замечательные письма, потом они долго шли на почту, созерцая природу, потом размышляли о жизни, после чего еще мило беседовали. Мир был совершенно иной. Но появился телефон, а потом иные средства связи. И что? Как можно оценить телефон? Никак. Это факт жизни.

–Благодаря Интернету мы получили доступ к такому объему информации, который ранее был недоступен.

– Вы правы, конечно же. Мы можем за одну минуту получить такое количество информации, которое во времена Кольриджа или Чарльза Диккенса получали в течение полугода, а, может быть, и более того. Но, согласитесь, совсем другое дело, что же нас ожидает в конце этого информационного бума? И вот это, мне кажется, большой вопрос. Да, удобно. Платишь деньги и через минуту говоришь с Лондоном. И деньги причем не такие уж большие. Но достижения эти меняют представления о пространстве человеческой жизни. Оно оказывается таким спрессованным и таким ядрообразным, что я не убеждена, что человеческая психика будет в состоянии это выдержать.

– Между тем многие люди старшего поколения так и не овладели компьютером и Интернетом.

– Что касается Интернета, то я помню свои разговоры с человеком, который оказал на меня огромное влияние. Это был Дмитрий Сергеевич Лихачев. Его очень интересовала эта штука – Интернет. И вот он приходил к нам в Петербурге, когда мы обсуждали философию этой непонятной для него структуры, сидел, слушал – ему было явно интересно. Но в его глазах я видела испуг человека, который, наверное, подходил к этому вопросу с глобальных измерений. Что это за система? В моем сознании образ Интернета связан с тем образом, который создал Андрей Тарковский в «Солярисе». Хотя я и не думаю, что он понимал, что создает свой образ Интернета.

– Океан – это все же образ Станислава Лема в первую очередь…

– Да, конечно, но для большинства наших людей он связан с именем Тарковского. Так вот, это тот самый Океан, который диктует свои законы и навязывает их обитателям земного корабля вне зависимости от их желаний, и поедает их этими законами. Так и Интернет – мы его создали, но он нас начинает поедать.

– Даже так?!.

– Меня пугает или настораживает то, что он почти не оставляет возможности человеку быть одному, не дает возможности одиночества. Конечно, если ты выключишь этот экран – ради Бога! Но это же наркотическое действие. Ну, если мне надо узнать температуру на улице – я гляну на градусник за окном. А моя дочь – точно полезет в Интернет. И мои сотрудники не пойдут смотреть ни на градусник, ни на погоду за окном. Они быстро пошуршат клавиатурой и мгновенно узнают температуру по всему земному шару.

– Но кто же тогда сейчас ходит в библиотеки?

– В нашу ходят самые разнообразные персонажи.

– И много среди них молодежи?

– Я бы сказала, средне. Могло бы быть и больше. Много, когда идут с вполне определенной целью. Чтобы изучать иностранные языки, на встречу с писателем, особенно с интересным, молодым, пишущим на французском, английском, да и не поймешь на каких языках…

– А вот именно в библиотеку, как таковую, за книгой?

– А вот тут они у компьютеров.

– Неужели все, что выходит сейчас в свет в виде книг, сразу же попадает в Интернет?

– Нет, конечно. Иначе, я думаю, библиотеки уже опустели бы. Ну а потом все же и сейчас еще есть люди, которые хотят работать с живой страницей. Особенно в провинции, потому что этот технический бум пока туда не дошел. Он придет, но позже. А поскольку информация – самоценна, то пока реальность там другая.

– Когда-то «иностранка» была своеобразным центром интеллектуального свободомыслия...

– Я думаю, что она такой и осталась. Сочетание научной и публичной библиотеки с пятимиллионным фондом и такого количества иностранных центров, которые при библиотеке действуют в едином культурном пространстве, – уже свидетельство и толерантности, и свободомыслия, и вполне прогрессивной мысли, которая всегда отличала нашу библиотеку.

– А откуда финансируются библиотеки?

– Главным образом с помощью Министерства культуры.

– А на Западе?

– Оно несопоставимо с нашим финансированием.

– Оно государственное или спонсорское?

– В основном государственное. Но даже Библиотека Конгресса США привлекает спонсорские структуры, и сама еще зарабатывает. Я получила урок от доктора Биллингтона – директора Библиотеки Конгресса в конце 80-х годов. Когда я по его приглашению была в Вашингтоне, то попросила, хотя в приличном обществе этого не делают, показать мне бюджет библиотеки. В силу нашей многолетней дружбы он мне его показал. Тогда я мало что поняла в этом бюджете, однако заметила, что даже этот гигант, получающий огромные деньги от Конгресса США, две трети получает откуда-то еще. Это был «фандрейзинг» – слово тогда для меня абсолютно иностранное. Теперь этот термин я знаю хорошо. В русском языке такого короткого слова для определения привлечения внебюджетных средств финансирования нет. Наконец, на Западе есть и структуры, в которые входят очень богатые люди, они вносят свои пожертвования на развитие фондов и т.д. по соизволению сердца и ума. И у нас это было. Но, увы, после 17-го года печально закончилось. Я вот только что вернулась из Ирландии. Там один из топ-функционеров повез меня в свой колледж, в котором также учился и Джеймс Джойс. И рассказал, как они с удовольствием построили там одну аудиторию, потом другую… Понимаете, они чувствуют свои обязательства перед Alma Mater. Дай Бог, чтобы у нас это вернулось! Пока этого нет.