Никакой другой президент XX века так не окрылял фантазию современников и не проник так глубоко в коллективное сознание американцев, как Джон Ф. Кеннеди.
Никакой другой президент XX века так не окрылял фантазию современников и не проник так глубоко в коллективное сознание американцев, как Джон Ф. Кеннеди. Его юношеское воодушевление, холодная с долей иронии рациональность и шарм, воздействующий на средства информации, сигнализировали переход к новому поколению, которое было намерено прорваться из спокойствия последних лет президентства Эйзенхауэра к неизвестным, роковым "новым границам". В президентство Кеннеди мир вступил на порог атомной войны, но сам он, казалось, выходил еще более закаленным из следующих один за другим кризисов. Белый дом, в который он вместе со своей симпатичной семьей и "мозговым трестом" интеллектуальных советников принес свежий ветер, вскоре был окружен романтической аурой Камелота из эпоса об Артуре. Столица Вашингтон стала и внешне центром супердержавы, несшей ответственность за "Свободный мир", за глобальную неформальную империю. Влечение к созданию идола "вождя свободного мира" стало непреодолимым, когда Кеннеди после двух лет и десяти месяцев президентства пал жертвой покушения, повергшего нацию и, более того, многих европейцев в шок и траур. Как и после убийства Линкольна, имидж личной жертвы во имя высоких, универсальных ценностей начал перекрывать и преображать историческую действительность. Среди широких слоев общественности и сегодня действителен "миф Кеннеди", хотя историки и публицисты уже давно стараются создать трезво-аналитическую и даже экстремально-критическую точку зрения.
Джон Фицджералд (Джек) Кеннеди родился 29 мая 1917 года в Бруклине, Массачусетс, и был вторым из девяти детей в ирландско-католической семье, которая в течение короткого времени стала одной из самых богатых в стране и получила доступ в элиту восточного побережья. Воспитание отца Джозефа, который в двадцатых годах ловкими спекуляциями на бирже заложил основу состояния в 200 миллионов долларов, было направлено на интенсивную физическую и умственную конкуренцию; любящая порядок, строгая мать Роза проявляла мало эмоций по отношению к детям. В интернате в Коннектикуте Джон был средним учеником, но его одноклассники ожидали от него в особой степени успеха в практической жизни. Его учеба в Принстоне и Гарварде постоянно прерывалась болезнями. Назначение отца послом США в Лондоне позволило ему долгое время жить в Англии и совершать длительные поездки по Европе, где он в непосредственной близости наблюдал развитие фашизма. Событием, оставившим отпечаток на его юности, стали дебаты об английской политике умиротворения и американское вмешательство во вторую мировую войну. Уклоняясь от изоляционизма отца, в своей выпускной работе в Гарварде он выступал за решительную борьбу демократии против тоталитарной угрозы. Расширенная редакция этого сочинения под названием "Почему спала Англия" имела большой успех после падения Парижа летом 1940 года. Благодаря влиянию отца Джек, несмотря на слабую физическую конституцию, вступил в военно-морской флот США и участвовал в тихоокеанской войне в качестве командира торпедного быстроходного катера. Когда в августе 1943 года его катер был потоплен японским эсминцем, ему, несмотря на ранение, удалось спастись вместе с оставшимися в живых членами экипажа на острове и связаться с американскими частями. После тяжелой операции спины он с честью уволился из военно-морского флота в конце 1944 года в чине старшего лейтенанта. Проблемы со здоровьем позже были представлены как последствие этого ранения и спортивного несчастного случая. Основной же причиной была болезнь Аддисона, медикаментозное лечение которой приводило к ряду негативных побочных действий. Насколько этот державшийся в тайне недуг, который часто подвергал его сильным болям, влиял на исполнение обязанностей президента, остается в исследованиях спорным. Так как старший брат Джозеф, морской летчик, погиб в 1944 году, то Джек стал надеждой семьи Кеннеди. Он унаследовал честолюбие отца и при поддержке семейного клана и широкого круга друзей начал планомерно создавать политическую карьеру. Очень полезной в этой связи оказалась его женитьба на элегантной, привлекательной Жаклин Ли Бувье в 1953 году. Хотя Кеннеди подвергал эту связь нагрузкам в виде многочисленных любовных интриг (в 1954 году дело чуть не дошло до развода), в общественной жизни и в предвыборной борьбе его жена Джеки всегда лояльно стояла на его стороне. У них было трое детей, один из которых умер вскоре после рождения.
Ни разу не проиграв на выборах, Кеннеди представлял свой избирательный округ Бостон с 1947 по 1953 год как депутат от демократов в Конгрессе и потом как сенатор Массачусетса вошел во вторую палату. Во внутренней политике призывал к социальным реформам и лучшим условиям жизни для рабочего класса и меньшинств, во внешней политике поддерживал план Маршалла и НАТО, но критиковал политику Трумэна по отношению к Китаю. Уже в начале он говорил о вызове, брошенном "советским атеизмом и материализмом", которому можно было противостоять только "постоянной бдительностью". Антикоммунистическую кампанию Джозефа Маккарти, который был близок его отцу, он наблюдал с постоянно растущим смешанным чувством, однако четко не дистанцируясь от него.
Как член сенатского комитета по иностранным делам Кеннеди начал проявлять себя в речах и статьях по внешнеполитическим вопросам, причем он особенно интересовался деколонизацией и новым национализмом в Африке и в Азии. За пределами США он привлек к себе внимание в 1957 году, когда критиковал французскую колониальную политику в Алжире и высказывался за предоставление независимости африканской стране. Он подвергал сомнению привычные шаблоны мышления, когда требовал усиленной помощи на развитие и призывал проявить понимание к нейтрализующим тенденциям в молодых государствах. Другим ключевым событием, которое Кеннеди разделял со многими американцами своего поколения, был "спутниковый шок" 1957 года. Из советского успеха в космосе он сделал вывод, что коммунистические диктатуры лучше вооружены для будущего, чем демократический Запад, и что теперь следует ликвидировать собственное "отставание" во многих областях, начиная с образования и заканчивая ракетным вооружением, посредством удвоенных усилий.
С тех пор, когда Кеннеди в 1956 году на конвенте демократов с небольшим отставанием проиграл выборы в кандидаты на пост вице-президента наряду с Эдлаем Е. Стивенсоном, он считался будущим человеком партии. Во внутренней политике двигался к леволиберальному сектору, что проявилось в его выступлении за права профсоюзов и черных американцев. Переизбрание в сенат в 1958 году он использовал как тест на заявку быть преемником Эйзенхауэра. Его победа, с самым большим в истории Массачусетса преимуществом голосов, была практически началом предвыборной борьбы за должность президента в 1960 году. Благодаря предвыборной кампании, блестяще организованной младшим братом Робертом (Бобби), он смог разбить всех внутрипартийных конкурентов, среди них Хьюберта Хэмфри и Линдона Джонсона. Многократно приводимое против него обстоятельство, что никогда еще католик не был в должности президента, он использовал наступательно, сделав себя защитником современного понимания религии и отделения церкви от государства. Конвент демократической партии в Лос-Анджелесе выдвинул его в июле 1960 года уже в первом туре кандидатом в президенты, а Кеннеди завершил успех, приобретя в качестве кандидата на пост вице-президента южанина Линдона Джонсона. При вступлении в предвыборную борьбу он провозгласил прорыв к "новым границам", этот лозунг с сильной тягой к традиционному американскому влечению к миссионерству и освоению, выходя за границы предвыборной борьбы, стал отличительным знаком президентства Кеннеди.
В дискуссиях со своим республиканским противником Ричардом Никсоном, который как вице-президент Эйзенхауэра имел преимущество известности и опыта, Кеннеди выступал за социальные реформы, прогресс и движение вперед во всех областях. Прежде всего, он переложил на республиканцев, не касаясь лично популярного Эйзенхауэра, ответственность за потерю престижа США в мире и обещал сдержать опасный упадок американской власти. При этом обращался к идеализму своих соотечественников и готовности жертвовать, чем нашел сильный отклик, особенно среди молодежи и в интеллектуальных кругах. Деньги, хорошие связи семьи облегчили борьбу за благосклонность избирателей, так же как и организационный талант брата Роберта и собственная способность быстро устанавливать личные контакты с людьми. В использовании телевидения, которое впервые играло важную роль в предвыборной борьбе, Кеннеди оказался более ловким кандидатом. Многие наблюдатели и ученые и сегодня убеждены, что 4-кратные большие телевизионные дебаты между Кеннеди и Никсоном, за которыми следило около 100 миллионов американцев, имели решающее значение для юношески выглядевшего сенатора из Массачусетса. Отдохнувший и хорошо подготовленный Кеннеди устранил сомнения в своем политическом опыте и оставил по сравнению с усталым Никсоном впечатление свежести и динамики. В день выборов, однако, преимущество Кеннеди примерно в 120 000 голосов при участии в выборах 68,8 миллиона избирателей оказалось небольшим. Важен был, несомненно, успех Кеннеди в крупных городах, среди католиков и афро-американцев. Последним он был обязан усилиям по регистрации черных избирателей на Юге и, возможно, телефонному разговору с Кореттой Кинг, которую он за несколько недель до выборов заверил в своей солидарности с арестованным мужем, лидером движения за гражданские права Мартином Лютером Кингом.
Президентство Кеннеди с самого начала стояло под знаком нового и непривычного: первый президент, рожденный в XX веке, был в 43 года одновременно самым молодым избранным обладателем высшей должности в истории Соединенных Штатов и к тому же первым католиком в Белом доме. В инаугурационной речи 20 января 1961 года, которую он сформулировал вместе со своим блестящим референтом Теодором Соренсеном и с учетом внешней политики, четко проявились заботы и амбиции президента. С одной стороны, предостерегал от грозящей опасности уничтожения человечества ядерным оружием, с другой стороны, он взывал к жизненной силе американской нации, которая призвана для защиты свободы: весь мир должен знать, что американцы "заплатят любую цену, вынесут любое бремя, вытерпят любые лишения, поддержат любого друга и противостоят любому противнику", чтобы выполнить эту миссию. Глобальная конфронтация приближает "час наивысшей опасности", и США должны вести "длительную борьбу в сумерках". Позже постоянно цитируемой фразой: "Не спрашивай, что может сделать для Тебя Твоя страна - спроси, что Ты можешь сделать для Твоей страны" - Кеннеди призвал каждого из своих соотечественников взять на себя личную ответственность за наличие этого, касающегося существования соперничества. Речь произвела впечатление, но не всеми была воспринята позитивно. Ее апокалиптический подтекст, акцентирование самоотверженности и далеко идущие скрытые обязательства по отношению к союзникам и "друзьям" обеспокоили некоторых внимательных слушателей.
При распределении постов в кабинете и выборе штаба советников Кеннеди, в силу небольшого преимущества на выборах, должен был в определенной степени учитывать последовательность и надпартийность. Он назначил министром финансов прагматичного республиканца Дугласа Диллона, отозвал из отставки бывшего начальника штаба армии генерала Максвелла Тейлора и назначил его особым военным представителем, оставил Аллена Даллеса шефом ЦРУ, чтобы завоевать доверие делового мира, военных и интеллигенции. Сознавая, что с его победой был передан "факел новому поколению", окружил себя прежде всего более молодыми специалистами и менеджерами, которыми частично восхищались как интеллектуальными "яйцеголовыми" или как "мозговым центром", а частично с недоверием наблюдали. К ним, прежде всего, относится советник по национальной безопасности Макджордж Банди (род. в 1920 г.), декан Гарвардского университета; специализирующийся на вопросах экономики и деколонизации Уолт Ростоу (род. в 1916 году), профессор истории в Массачусетском технологическом институте, и министр обороны Роберт Мак-Намара (род. в 1916 году), который после изучения экономических наук в Беркли и Гарварде поднялся до президента концерна Форда. Сильное влияние оказывал брат Кеннеди Роберт (род. в 1925 году), также учившийся в Гарварде, и который как министр юстиции нес главную ответственность за политику гражданских прав. К тесному кругу доверенных лиц относились далее гарвардский историк Артур Шлезингер младший (род. в 1917 году), юрист Теодор Соренсен (род. в 1928 году), который был ассистентом Кеннеди с 1952 года, а также пресс-секретарь Пьер Сэлинджер (род. в 1925 году). Так как Кеннеди хотел держать в своих руках все бразды правления внешней политики, то он провел Эдлая Стивенсона на пост посла США при Объединенных Нациях и выбрал министром иностранных дел лояльного и бесцветного Дина Раска (род. в 1909 году) из Джорджии, который под конец руководил Фондом Рокфеллера. Советника по внешней политике Кеннеди нашел в консервативном лагере в лице Дина Эйксона, который при Трумэне был государственным секретарем.
С командой Кеннеди, средний возраст которой составлял 45 лет (против 56 в администрации Эйзенхауэра), в Белый дом вошли новый дух и новый стиль. Соответственно лозунгу Ростоу: "Давайте заставим эту страну снова двигаться" институт президента должен был стать как внешне-, так и внутриполитическим центром вдохновения и инициативы для нации и всего "свободного мира". В то время как Эйзенхауэр все сильнее познавал границы своих возможностей преобразования и к концу президентства проявил черты пассивности и разочарования, теперь царила бурная активность. Она основывалась на оптимистическом предположении, что с помощью интеллектуального анализа и энергичного руководства можно разрешить любую проблему и что США уже на основе просто силы воли можно сделать моделью глобальной модернизации. Это, с сегодняшней точки зрения, наивное чувство "осуществимости" и образцового характера американского развития для всего мира было характерным для "имперского президентства", которое Кеннеди представлял лучше, чем его предшественники и преемники.
Преобразование коснулось также организации правительственного аппарата, который Эйзенхауэр подогнал под военную структуру штаба мировой войны. Эту систему, основанную на иерархической компетентности и ясном следовании приказов по инстанциям, Кеннеди, не имевший большого опыта с бюрократией, заменил гибким, неортодоксальным, очень личным стилем руководства. Решающий центр переместился из кабинета в Совет Национальной Безопасности, члены которого часто небольшими, специально для этого образованными группами и комитетами обсуждали очередные проблемы. Кеннеди ожидал, что его советники и привлеченные эксперты будут предлагать ему несколько вариантов, из которых он сможет выбрать подходящее решение. За преимущества подвижности и творчества, которые бесспорно имел такой менеджмент, нужно было платить недостатками, к которым относились трудности координации между министерствами и определенная скачкообразность и недостаточная предсказуемость в процессе принятия решения.
Рука об руку с новой организацией шло изменившееся само преподнесение, в котором Кеннеди предпочтительно использовал телевидение, чтобы установить прямое, непосредственное общение с американским народом. Повод для этого давали не только большие речи о положении нации или внешнеполитические кризисы, но и регулярные пресс-конференции, на которых Кеннеди без специальной подготовки отвечал на вопросы журналистов. Более широкую сцену, только сейчас воспринимаемую правильно, представляли собой поездки за границу. Они давали Кеннеди возможность произносить программные речи в символических местах и "окунуться в массы", что приносилось телевидением прямо в американские дома и способствовало его популярности. Помимо этого, Кеннеди поддерживал близкие отношения с ведущими журналистами такими, как, например, Джеймс Рестон из "Нью-Йорк Тайме", от которых в ответ ожидал самоограничения, если они высказывались по чувствительным вопросам национальной безопасности. Важным козырем Кеннеди был ораторский дар, который он совершенствовал постоянными упражнениями. Один немецкий наблюдатель свидетельствовал, что он излучает атмосферу, "которая является одновременно холодно-деловой и располагающе сердечной... Сегодня можно делать политику, если только трезво, по-деловому и с определенной долей иронического превосходства соблюдать дистанцию к вещам". Реализм и откровенность, на которые президент часто считал способной свою публику, должны были убедить в том, что поставленные цели возникли не из мечтательного идеализма, а были разумны и достижимы. После Линкольна, Теодора Рузвельта, Вильсона и Франклина Рузвельта американцы снова нашли в Кеннеди харизматическую личность вождя, и средства массовой информации усиливали это воздействие во всем мире. Для американской правительственной системы это, однако, означало, что вес чувствительно переместился с отдельных штатов на федеральное правительство, а там - с законодательной на исполнительную власть.
Но как раз в области внутренней политики Конгресс оказывал значительное сопротивление намерению президента взять на себя инициативу и добиться законодательной программы. От случая к случаю республиканцы и консервативные демократы южных штатов приходили к альянсу, который тормозил подъем администрации Кеннеди. Внутри политически "новые границы" содержали честолюбивую повестку дня, на которой стояли оживление экономики посредством снижения налогов, улучшение социального страхования, обслуживания больных и образования, оздоровление городов и прогресс в расовой интеграции. Многие из этих инициатив застряли в Конгрессе или не могли быстро осуществиться в комплексной федеративной системе. В экономическом отношении Кеннеди получил пользу от благоприятной конъюнктуры, большое снижение налогов по большому счету было излишне. Совокупный общественный продукт возрастал в среднем на У/о в год, и темп инфляционного роста цен, несмотря на легкое повышение государственной задолженности, составлял только 2%. Члены экономического совета под руководством Уолтера Хеллера были убеждены, что экономику можно привести к длительному, без колебаний курсу роста "командными" методами. Когда им, наконец, удалось при президенте Джонсоне осуществить на практике свои представления, многие из предположений оказались иллюзорными.
Кеннеди смог сильно наложить свой отпечаток на внешнюю политику, когда в октябре 1962 года Конгресс уполномочил его законом о расширении торговли к действенному снижению пошлин, которое потом проводилось во всем мире в рамках "раунда Кеннеди" ГАТТа до 1967 года. Если профсоюзы в общем благосклонно встречали администрацию Кеннеди, то в лагере предпринимателей преобладало недоверие, по крайней мере в начале, к интервенционистской экономической и финансовой политике Кеннеди. Это недоверие укрепилось, когда Кеннеди в 1962 году массивно повлиял на ценообразование сталелитейных концернов посредством сниж
ения государственных заказов. Биржа отреагировала резким падением курса, но широкая общественность стояла за президента.
В расовом вопросе тактика Кеннеди была осторожной, чтобы без необходимости не раздражать белое население южных штатов. Принимая во внимание международное положение, он считал, что следует укреплять согласие американцев; с другой стороны, признавал необходимость прекратить дискриминацию черных, которая противоречила демократическим идеалам Америки и представляла собой уязвимое место для коммунистической пропаганды в "третьем мире". Застигнутая врасплох взрывоопасностью движения за гражданские права администрация часто была вынуждена действовать против своей воли. В серьезных случаях Кеннеди, не колеблясь, решительно демонстрировал авторитет федерального правительства. Многократно он посылал федеральную полицию или федеральные войска на Юг или мобилизовал национальную гвардию, когда дело доходило до расовых волнений или когда препятствовали доступу черных в школы и университеты. Когда в 1963 году он направил Конгрессу проект закона о гражданских правах, то более 200 000 белых и черных поборников гражданских прав под руководством Мартина Лютера Кинга устроили демонстрацию за его быстрое издание в Вашингтоне. Кеннеди опасался насильственных действий, но потом объяснил свою поддержку по телевидению следующими словами, что нация "не будет действительно свободной, пока не будут свободны все ее граждане". Обещание одинаковых гражданских прав, особенно не ущемленного избирательного права для черных на Юге, было выполнено Конгрессом только после смерти Кеннеди.
Особое внимание с самого начала президент уделял внешней политике. Здесь ни Конгресс не сдерживал его воли, ни конституция не устанавливала ему ясно видимых барьеров. За его короткое президентство наблюдалось еще небывалое до этого скопление кризисов и конфликтов. Сознание, что Советский Союз принудил США к "глобальной обороне", порождало необходимость демонстрации воли, твердости и силы, а также повышенную потребность в приобретении международно-политического престижа. Одновременно Кеннеди полностью осознавал опасности для существования человечества, порождаемые атомной и водородной бомбами. В отличие от его иногда острой риторики, на практике он действовал весьма осторожно и пытался сдерживать на минимальном уровне риск эскалации. При этом как хороший политик всегда учитывал интересы демократической партии и перспективы переизбрания. Он был склонен переоценивать мощь коммунистических диктатур в Советском Союзе и Китае и жил в постоянной заботе о том, что США могут потерять свой авторитет как великая держава у союзников и у врагов. Поэтому мощной программой обычного вооружения Кеннеди хотел расширить пространство для собственных действий. С помощью новой стратегии скрытой войны он надеялся справиться с проникновением коммунистически инспирированных, поддерживаемых Москвой и Пекином освободительных движений в колониях и бывших колониальных областях.
Горячими точками "холодной войны" стали Берлин и Куба, два очага кризиса, неразрывно связанные друг с другом, потому что Советский Союз мог оказывать давление на Западный Берлин, чтобы удерживать США от действий против своих кубинских сателлитов. Это соображение сыграло уже свою роль, когда Кеннеди высказался во время кризиса в апреле 1961 года против открытой военной поддержки кубинских эмигрантов, которые с помощью ЦРУ высадились на остров. Больший внутриполитический ущерб президент предотвратил, взяв на себя полную ответственность за плачевную неудачу этой, еще при Эйзенхауэре запланированной, операции. Отношения с директором ЦРУ Алленом Даллесом и начальником Генерального штаба, которые отводили предприятию высокие шансы на успех, были вследствие этого надолго омрачены.
На конференции на высшем уровне в Вене 3-4 июня 1961 года уверенный в себе Никита Хрущев сообщил еще неуверенному во внешнеполитических делах Кеннеди о намерении заключить сепаратный мирный договор с ГДР. Кеннеди оценил эту первую попытку личной дипломатии как собственное поражение, потому что он уступал Хрущеву в идеологической дискуссии. 13 августа 1961 года правительство США было, несмотря на различные намеки секретных служб, застигнуто врасплох строительством Берлинской стены и ему потребовалось более суток, чтобы высказать свое мнение. Так как Советский Союз не действовал непосредственно против Западного Берлина и не посягал на свободный доступ в Берлин, оцениваемый как "существенно важный", то Кеннеди не видел причины расширять кризис со своей стороны. Явная готовность американцев примириться с фактическим делением города и нации, подействовала на многих немцев как шок, который исключил их надежду на объединение. Бундесканцлер Аденауэр подозревал, что правительство США может уступить еще больше в вопросе статуса Западного Берлина. Соответствующие восточно-западные переговоры так же не состоялись, как и грозящий сепаратный мирный договор между Советским Союзом и ГДР.
На краю атомной войны оказались державы в драматическом Кубинском кризисе в октябре 1962 года. И здесь позиция Кеннеди характеризовалась осторожностью и сдержанностью, хотя размещение советских ракет средней дальности с атомными боеголовками на Кубе представляло собой непосредственный вызов США. В штабе по решению кризиса в Белом доме, который заседал почти непрерывно в течение двух недель, Кеннеди отклонил как бомбардировку ракетных позиций, так и вторжение на остров. Вместо этого он решился на " мягкий" вариант "карантина" Кубы посредством американских морских соединений. Несмотря на чрезвычайную напряженность, между Кеннеди и Хрущевым не обрывалась нить переговоров. Президент облегчил своему визави переход на примирительную позицию, обещав, что в случае отвода ракет США не будут больше нападать на Кубу в военном плане. (Позже, однако, Кеннеди уполномочил секретные службы на усилия "дестабилизировать" ненавистный ему режим Кастро.) Если бы Хрущев упорно придерживался своего требования об одновременном выводе американских ракет из Турции, то Кеннеди, через посредничество ООН, пошел бы на еще большие уступки.
Западная общественность, не знавшая заднего плана кризиса, праздновала исход конфликта как личный триумф президента. Сам же Кеннеди смотрел на вещи намного трезвее, после того как заглянул в "ядерную бездну". Он пришел к убеждению, что Советское правительство разделяет его интерес в ограничении гонки вооружения и что он с Хрущевым, с которым мог прямо связаться по "красному телефону", должен сообща работать над этой целью. Это были первые ростки "политики разрядки", мотивы и цели которой он подробнее изложил в программной речи в Американском университете 10 июня 1963 года. Здесь он отдал должное тяжелым потерям Советского Союза во время второй мировой войны и стимулировал усиленную коммуникацию между Востоком и Западом, чтобы преодолеть заколдованный круг взаимного недоверия. Первого конкретного успеха он достиг соглашением о прекращении ядерных испытаний, которое подписал вместе с британским премьер-министром Гарольдом Макмилланом и Хрущевым. В это время в Вашингтоне уже внимательно следили за растущей напряженностью между Советским Союзом и Китаем. Кеннеди, кажется, даже надеялся на то, что сможет склонить Москву к совместным действиям против китайской программы атомного вооружения.
Но неразвитые и освобожденные от колониального господства области мира Кеннеди ни в коем случае не хотел уступать коммунистическим советам без боя. Глядя в будущее, он считал этот "третий мир" собственным "полем боя" в конфликте между диктатурой и демократией. Он делал ставку на комбинацию экономической помощи и военной поддержки с целью воспрепятствовать тому, чтобы коммунисты использовали для своих политических целей социальные конфликты, неизбежно возникающие при переходе к современности. При этом он хотел, как доказывает его подход к президенту Египта Насеру и его готовность к "нейтрализации" Лаоса, отмежеваться от основного принципа, что развивающаяся страна имеет возможность быть только за или против Запада. Нужно поддерживать некоммунистические, прогрессивно-националистические силы, даже если они взяли курс "вне блока". При этом администрация Кеннеди оказалась, однако, перед двойной дилеммой: во многих случаях эти силы были так слабы, что не могли пробиться даже с чужой помощью; в других местах, особенно в Латинской Америке, их поддержка означала бы отказ от традиционно про западных авторитарных режимов и необходимость примириться с хотя бы временными нестабильными отношениями. Пример с Насером опять же наглядно показывает, что Кеннеди и его советники старались правильно оценить само динамику региональных конфликтов: сближение с Египтом было несовместимо с гарантией безопасности и поставками оружия для Израиля.
Две заслуживающие внимания инициативы, которые Кеннеди взял на себя с учетом "третьего мира", отражают дух "новых граница особенно четко: "альянс прогресса", соглашение о кооперации с 19 латиноамериканскими государствами, на которое Конгресс предоставил 20 млрд долларов на 10 лет; и "корпус мира", посылавший помощников развития в Африку, Азию и Латинскую Америку и основание которого вызвало восторженное одобрение как раз среди учащейся молодежи в США. Большие ожидания, связанные многими американцами с обоими проектами, однако, не оправдались. В силу огромных потребностей развивающихся стран, которые сильно недооценивал даже такой эксперт, как Ростоу, начатые Кеннеди финансовые и кадровые программы помощи могли способствовать только несущественным изменениям. Тем не менее президенту удалось пробудить в США проблемное сознание по вопросам развития, которого еще не было у европейцев.
Пробным камнем демонстрации решимости США соответствовать их всемирно-политической ответственности и остановить продвижение коммунизма Кеннеди выбрал Южный Вьетнам. Для него эта страна, где действовали в 1961 году 15 000 поддерживаемых Северным Вьетнамом и Китаем вьетконговских партизан, была стратегическим ключом ко всей Юго-Восточной Азии. Прямое военное вторжение, как это среди прочих требовали генерал Тейлор и Ростоу, он, однако, отклонил. Более того, борьба должна была вестись согласно как раз разработанной доктрине "скрытой войны" подспудно, сочетанием военных, экономических и психологических мероприятий. Цель состояла в том, чтобы завоевать "сердца" и чувства южновьетнамского населения и тем самым иссушить запас симпатий к партизанам в этой стране. После первоначальных успехов в июле 1962 года по предложению Мак-Намары было решено постепенно с 1965 года вернуть около 6000 американских военных советников. С 1963 года, однако, положение ухудшилось, и к концу года число военных советников США в Южном Вьетнаме возросло уже до 16 000. Но еще 2 сентября 1963 года Кеннеди заявил, что это война вьетнамского народа и в последней инстанции вьетнамцы сами должны ее выиграть или проиграть. После убийства диктатора Дьема в начале ноября 1963 года, в котором ЦРУ участвовало по крайней мере опосредованно, незадолго до смерти президента американская активность вступила в новую стадию Как бы Кеннеди реагировал на изменившиеся обстоятельства, является наиболее спорным вопросом в исследованиях и публицистике. Если учесть его общую осторожность и установку на "скрытую войну", то предположение, что под руководством Кеннеди США не ввязались бы в обычную войну, нельзя игнорировать.
В другом круге проблем в трудно распутываемый клубок переплелись вопросы ядерной стратегии, политики в Европе и отношений с союзниками. Кеннеди и Мак-Намара намеревались заменить доктрину "массированного возмездия", которая основывалась на устрашении, более гибкой стратегией, чтобы на каждой стадии эскалации соответственно реагировать на возможные конфликты. Это требовало усиления обычных вооруженных сил, которое Кеннеди энергично проводил уже во время своего пребывания в должности президента. У европейских партнеров по союзу это переориентирование вызвало озабоченность тем, что США могут "оторваться" от НАТО и "продырявить" их гарантию атомной защиты. Идея состоящей из кораблей "многосторонних ядерных сил", которой Кеннеди хотел подсластить европейцам свою концепцию, не получила, исключая Бонн, взаимной любви и никогда не была реализована. Так же мало успеха было суждено иметь "большому дизайну" Кеннеди, плану новой сходной структуры, в котором Западная Европа должна была играть роль младшего партнера американской ведущей державы. Этот план столкнулся с представлением французского президента Шарля де Голля о "Европе отчизн", которая станет самостоятельной державой между Советским Союзом и США. Тяжелым ударом для Кеннеди явилось наложенное де Голлем в январе 1963 года вето на одобренное США вступление Великобритании в ЕЭС. Не менее разочарован он был и тем, что вскоре Аденауэр подписал в Париже немецко-французский договор о дружбе. В ответ на американское давление бундестаг "смягчил" соглашение преамбулой, в которой подчеркивалась необходимость атлантического сотрудничества. Визит Кеннеди в Германию в июне 1963 года в первую очередь служил цели отговорить население ФРГ от "ложного пути" немецко-французского альянса, направленного против США. Триумфальные приемы, которые ожидали президента в Кельне, Франкфурте и Берлине, показали, что его расчет был верен. В памяти немцев, еще находившихся в шоке от строительства стены, осталась прежде всего обновленная гарантия защиты Западного Берлина, символически подкрепленная сказанной по-немецки фразой: "Я - берлинец". Эти слова, направленные с площади перед ратушей в Шенеберге к сотням тысяч людей - а по радио и телевидению ко всем немцам - должны были выразить повсюду во всем мире внутреннюю связь между непоколебимостью жителей Западного Берлина и демократическими устремлениями.
Пять месяцев спустя после высшей эмоциональной точки его президентства Кеннеди был застрелен 22 ноября 1963 года во время поездки с автоколонной по Далласу. Посещение Техаса должно было служить подготовкой к борьбе за переизбрание в 1964 году. В речи, которую он уже не смог произнести, говорилось, что американцы его поколения являются "скорее волею судьбы, чем собственного выбора, стражами на крепостных стенах свободы мира". Развитие событий между покушением и похоронной процессией к национальному кладбищу Арлингтон, которая вызвала ассоциации с похоронной процессией Линкольна от Вашингтона до Спрингфилда, сжались в сознании многих современников в эпохальный перелом, в "потерю невинности", что позже нашло свое подтверждение в войне во Вьетнаме. Из-за этого отступили назад предположения, что Кеннеди мог быть жертвой заговора. Назначенная президентом Джонсоном следственная комиссия под руководством верховного федерального судьи Эрла Уоррена пришла в 1964 году к выводу, что Ли Харви Освальд действовал в одиночку. С одной стороны, не было несомненных противоположных доказательств, а с другой, члены комиссии явно не хотели дополнительно волновать население спекуляциями. Так же в 1977 году образованному Конгрессом следственному комитету не удалось пролить свет на этот вопрос. В прошедшем десятилетии много внимания уделялось теориям заговора - среди прочего назывались мафия, КГБ, кубинские эмигранты и ЦРУ, что было вызвано многочисленными книгами и фильмом Оливера Стоуна "ДФК" (1991). Но снятие запрета с до тех пор державшихся в секрете материалов, которое Конгресс предпринял в связи с вызванными фильмом дебатами, пока еще не дало достоверных оснований для версии заговора с целью убийства.
Трагический конец Джона Ф. Кеннеди, переросший пять лет спустя в результате убийства Роберта Кеннеди в семейную катастрофу, определенно в значительной степени способствовал созданию легенды и возникновению "мифа Кеннеди". Но есть и другие, более глубокие причины очарования, которое исходит от 35-го президента США. Джону Ф. Кеннеди удалось вывести американскую нацию из определенной летаргии, в которую она грозила впасть в последние годы президентства Эйзенхауэра. Он более чем выполнил обещание соотечественникам подарить им "1000 дней напряженного президентского руководства". Он был "истокровным политиком", который, казалось, наслаждался стрессом правления вопреки постоянным болям в спине. Многие из его инициатив содержали хорошие начала, которые потом, однако, исполнялись без необходимой последовательности или временной горизонт которых далеко превышал срок его президентства. Заслуживающая внимания попытка одновременно вести "холодную войну" и проникнуть в суть сходства с идеологическим и политическим противником уже таила в себе все преимущества и противоречия позднейшей политики разрядки.
По крайней мере, в одном отношении видение "новых границ" приобрело конкретную форму: еще под впечатлением "спутникового тока" Кеннеди потребовал от Конгресса в мае 1961 года одобрить космическую программу, по которой США до конца десятилетия отправили человека на Луну и безопасно вернули его назад. Этим он дал сигнал старта для "бега наперегонки к Луне", который американцы в июле 1969 года с небольшим преимуществом выиграли у Советского Союза. Кроме завоевания престижа проект "Аполлон", стоящий миллиарды долларов, означал массивную конъюнктурную программу и технологический рывок, который катапультировал США в компьютерную эру.
В личной жизни для самого Кеннеди и его семьи явно действовали другие масштабы, чем для простых смертных. Раздачей должностей своему брату Роберту и зятю Сардженту Шриверу (он руководил -"корпусом мирам) Кеннеди вызвал на себя значительную критику. К этому добавилось и то, что его брат Эдвард, Тедди, занял освобожденное Джоном в 1960 году место сенатора (и занимает еще и сейчас). Семейная жизнь в Белом доме была во многих отношениях красивой видимостью, которой средства массовой информации удовлетворяли потребность массовой публики в романтическом почитании. Сочетанием интеллигентности, богатства, красоты, успеха, власти и счастья Кеннеди воплощал в себе надежду, желания и иллюзии миллионов их соотечественников. Один комментатор справедливо заметил однажды, что американцы никогда не были так близки к монархии, как при Джоне и Джеки Кеннеди. Сексуальные эскапады президента, которые тогда не были известны общественности, сегодня, в изменившемся общественном климате, многими расцениваются как слабость характера. Зато уважение к Жаклин Кеннеди, на которую одно время обижались из-за ее второго брака с греческим судовладельцем Онассисом, еще больше возросло после ее смерти от рака в 1994 году. У нее не было политического влияния, но она умела как "первая леди" создавать свое поле деятельности. Благодаря ее интересу к современному искусству и культуре Белый дом и даже" столица Вашингтон приобрели либеральный, открытый всему миру флер и авангард стал допустим в приличном обществе. Оба Кеннеди видели тесную связь между художественным творчеством и свободой, которые демократическое общество гарантирует индивидууму. Это завещание их короткого, интенсивного "рандеву с историей" сохраняют многие культурные институты столицы, но прежде всего центр Кеннеди на Потомаке, напротив их общей могилы в Арлингтоне