Дмитрий Петров

Дмитрий Петров: «Я готов играть 24 часа в сутки!»

Дмитрий Петров — тихий и скромный человек. Он преображается только тогда, когда садится за рояль. И здесь ему нет равных.

Встретиться с уникальным импровизатором — пианистом Дмитрием Петровым мы договорились прямо в Останкино, перед съемками любимой нашими читателями телепередачи. То, что сегодня готовится программа «В нашу гавань заходили корабли», стало понятно еще у входа в телецентр. Несколько постоянных участниц с одиннадцати утра распевались прямо на лавочке у ворот. Здесь же новички с гитарами пытались очаровать молодых администраторов и добиться немедленной аудиенции у Эдуарда Успенского и Элеоноры Филиной... В артистической царила атмосфера предпрограммной суеты и творческого азарта. Но ни громкое пение, ни гитарные аккорды, ни взрывы смеха и иронические замечания участников программы, прерывающие время от времени ход нашей беседы, вовсе не мешали — более того, сделали эту встречу еще более интересной.

— Дмитрий Михайлович, вы, наверное, из семьи музыкантов?

— Нет. Моя мама Софья Захаровна работала библиотекарем, а папа Михаил Иванович преподавал технологию металлов. Мы жили в городе Коврове. Я с раннего детства обожал музыку и любил слушать пластинки — залезал под стол и крутил там патефон. Читать я еще не умел, названий, естественно, не знал и различал любимые пластинки только по царапинам и сколам. Это были популярные в ту пору «Домино», «Расстались мы», какие-то танго — все то, что было модно крутить во дворах.

— Когда же вы начали заниматься музыкой?

— Старшая сестра уже училась в музыкальной школе, а мне было всего четыре года, когда я тоже стал подходить к инструменту и подбирать по слуху то, что слышал на пластинках.

Родители рассказывали, как однажды, когда Аня была в школе, мама услышала звук фортепиано и подумала, что сестра раньше времени вернулась, но, войдя в комнату, обнаружила, что это я подбираю известные мелодии. Я был маленький и, соответственно, ладошка у меня была маленькая, так что я с трудом брал трезвучие и то «с перескоком», но подбирал сразу и мелодию, и созвучные к ней аккорды. Мама, увидев, как я подбираю мелодии с аккомпанементом, очень удивилась и повела меня в музыкальную школу. Оказалось, что у меня абсолютный слух, и меня приняли. Кроме слуха у меня оказалась еще хорошая память, и все, что задавал педагог, на следующий день я уже знал наизусть. Так что в музыкальной школе я «перескакивал» через класс — из первого в третий, из третьего в пятый...

— После музыкальной школы вы отправились учиться в Москву?

— Не сразу. Сначала я поступил в музыкальное училище во Владимире, где проучился два года. Некоторые педагоги там были из Москвы. Когда я учился на втором курсе, моя преподавательница Татьяна Павловна Садовская предложила мне попробовать свои силы в Москве. Я поехал в Москву, но дирекция Владимирского музыкального училища не отдавала мои документы, потому что хотела самостоятельно растить «такие кадры». Когда в московском училище меня попросили предъявить хоть какие-нибудь документы, я сказал, что есть только паспорт и мои руки!

И после прослушивания меня сразу взяли в училище при Московской консерватории. В 1969 году я, естественно, поступил в консерваторию, а в училище стал работать концертмейстером — аккомпанировал духовикам, скрипачам... Тогда-то меня и стали называть «музыкальным Мичуриным», потому что я занимался тем, что делаю и сейчас в «Гавани», — свободной импровизацией, «скрещиванием» разных музыкальных произведений.

Когда учился, бывало, прихожу к педагогу по мастерству, начинаю играть, а профессор меня останавливает, показывает ноты: «Что вы играете? Здесь этого нет!» Я настаиваю: «Но ведь красиво звучит!» — «Да, но только Бетховен этого не писал!» Но я всякий раз насыщал произведение какими-то новыми гармониями. Получалось здорово, но педагог обычно бывал неумолим: «Нельзя играть то, чего нет у композитора!»

А еще у нас в училище был такой предмет, как гармония, где давались такие задачки: к заданной мелодии надо подставить аккорды по строго определенным правилам. Но я всегда все это нарушал, и получалось гораздо красивее.

При поступлении в консерваторию меня все умоляли: «Пожалуйста, обойдись без своих штучек! Не экспериментируй, как обычно! Вот поступишь — тогда твори все что угодно».

Но я все равно решил задачку по-своему, нарушив некоторые правила, получилось оригинально и необычно. Комиссия была поражена столь рискованным поступком, но, по счастью, меня все-таки приняли.

— Экспромты вам свойственны только в музыке или в обыденной жизни тоже?

— В основном — все-таки в музыке...

— А классическую музыку вы не исполняете?

— Как только я окончил консерваторию в 1974 году, то с радостью расстался с классикой. Мои педагоги сказали: «Tвое дело — эстрада, импровизация, потому что ты всегда такое творишь за инструментом!» И я стал пианистом в Москонцерте. Когда участвовал в сборных концертах, то приходилось аккомпанировать всем подряд: то балетный номер, то ария из оперетты, то эстрадный цирковой номер... Мне это легко, я могу играть все что угодно! Если я один раз услышал мелодию, то мне этого достаточно, и ноты мне не нужны.

Например, мы отправлялись на плановые гастроли от Москонцерта по всей стране с каким-нибудь виолончелистом. Представляете себе, с каким трудом иной раз воспринимают классическую струнную музыку где-нибудь в глубинке? И подчас именно мое пристрастие к импровизации выручало нас на этих концертах. Вместо заявленного репертуара я выдавал концерты по заявкам от популярных эстрадных мелодий до «Танца маленьких лебедей» и полонеза Огинского. А началось это еще в годы учебы в консерватории, когда мне удавалось на гастролях поддержать консерваторский престиж, играя любимые народом «В Намангане яблочки» или «Ландыши».

— Так вот когда начался ваш путь в «Нашу гавань»! Говорят, на эту программу вас привела Кира Смирнова?

— Да, как-то мы вместе с Кирой Петровной были в поездке от Москонцерта, и она мне сказала: «Дима, есть такая передача! Это — твое! Это то, что именно ты можешь».

— Вам приходится репетировать перед передачей?

— Перед прямым эфиром некоторые участники подходят ко мне, чтобы прорепетировать, но мне это не нужно. Я предугадываю варианты, куда мелодия может пойти, а гармонии на всякий случай «заряжены в руках». И никаких репетиций! Ненавижу повторять то, что сыграл секунду назад. Мне достаточно первого звука, одной ноты, и дальше я всегда смогу аккомпанировать. Однажды в связи с этим был забавный случай. Когда участницу программы спросили: «Что вы будете петь?», она говорит: «Мне теперь все равно». Тогда я отвечаю: «А мне и подавно!» А оказалось, «Мне теперь все равно» — это название романса, который она собиралась исполнять.

— Дмитрий Михайлович, что кроме музыки в вашей жизни занимает важное место?

— Семья, конечно!

— Ваша жена — музыкант?

— Моя жена тоже работала в Москонцерте, но она не музыкант, а артистка оригинального жанра. У нее был потрясающий номер — световая феерия. Она жонглировала флюоресцирующими, светящимися предметами!

— Вы встречаетесь в свободное время с коллегами по «Гавани»?

— У Эдуарда Николаевича всегда все по секундам расписано, у актеров — спектакли, репетиции. А я, например, за свою жизнь столько наездился по гастролям, что теперь свободное время хочется проводить только дома с семьей, у телевизора. Даже иногда хочется, чтоб по телефону никто не звонил. От встреч и поездок я устаю, не устаю только от музыки! Готов играть 24 часа в сутки!

— А вам доводилось бывать с гастролями за рубежом?

— Я несколько раз был за границей, уже работая в «Гавани». Это были поездки в Америку и в Израиль. Когда мы приехали в Израиль, все были удивлены, потому что там было очень неспокойно и оттуда многие, наоборот, уезжали. Но Успенский сказал: «Ничего! Все уехали, а мы приедем!», и мы дали концерты в десяти городах.

А одна из поездок в Штаты у нас должна была быть, когда произошли эти страшные события 11 сентября. Тогда отменился весь тур, но мы полетели на один концерт в Нью-Йорк, только чтобы поддержать людей в трудную минуту.

— Где еще вас можно услышать кроме субботней программы Эдуарда Успенского?

— Сейчас больше нигде. Я человек такой: вот есть программа «В нашу гавань заходили корабли», и другого мне ничего не надо! Хотя поступают и другие предложения, но стоит только начать соглашаться и распыляться, сразу начнутся накладки и проблемы. К тому же иногда предлагают с каким-нибудь коллективом поехать на гастроли в круиз. Но ведь одно дело взять с собой флейту или домру, а мне что же — рояль с собой тащить? А все эти синтезаторы я не признаю. Звук должен быть живой!