Арестовывать пришли под утро. Пятеро бравых американских офицеров вошли в двери знаменитого замка Хагель. Их встретил хозяин - тщательно выбрит, подтянут, дорогой серый костюм в полоску застегнут на все пуговицы. "Вы Альфред Крупп?" - осведомился старший. "Да, я владею этим замком", - холодно ответил фабрикант. Офицер ухмыльнулся: "Отлично, старина, вы-то нам и нужны, собирайтесь". Крупп поморщился: он терпеть не мог панибратства.
За несколько дней до ареста, зябким апрельским утром 1945 года, Альфред Крупп выехал в Эссен, туда, где билось сердце его гигантской империи. Здесь были угольные шахты и рудники, оружейные фабрики и металлургические комбинаты, оснащенные по последнему слову техники. На Круппов работало практически все население города.
Альфред не появлялся здесь очень давно. Он не желал видеть, как семейное дело обращается в прах: за два года, прошедших после первой бомбежки Эссена, 5 марта 1943 года, город был практически стерт с лица земли - главной целью были фабрики Круппов, на которых производилось оружие для армии вермахта. За это время на маленький городок сбросили более 36 тонн бомб, авианалеты не прекращались ни днем, ни ночью.
Альфред ехал в открытом лимузине по опустевшим улицам города. За время поездки он не проронил ни единого слова, и только побелевшие костяшки пальцев, сжимавшие никелированную ручку двери, выдавали его состояние.
Вокруг царил хаос. Там, где раньше кипела работа, теперь торчали жалкие обломки кирпичных стен. В проемах виднелись скелеты станков, останки безотказных некогда механизмов. Не уцелел ни один дом, ни один склад, шахта или завод. От главного офиса остался лишь этаж - теперь там размещалась временная администрация. Рядом кипела работа: уцелевшие станки упаковывались для отправки в страны-победительницы. Два хмурых парня делали на ящиках пометки мелом: "Румыния", "Франция", "Британия". На большинстве ящиков красовалась надпись "СССР". Проезжая мимо, Альфред вспоминал: на этих станках вытачивались детали для знаменитых "Тигров" - самых лучших германских танков, здесь собирали подлодки "U2", а вот та засыпанная шахта приносила ему полтора миллиона фунтов стерлингов годового дохода. Он попросил шофера остановиться лишь однажды: на главной площади, забросанная кирпичной крошкой, лежала статуя его прадеда, великого Короля пушек, в честь которого назвали Альфреда. Многотонное изваяние, отлитое из лучшей крупповской стали, совсем не пострадало. Непреклонный взгляд Альфреда-старшего был устремлен в небо, и Крупп долго стоял, вглядываясь в его суровое лицо.
Эту статую, уцелевшую после всех авианалетов, он часто вспоминал сидя в одиночной камере и ожидая суда. Альфред чудом избежал Нюрнбергского процесса: в первой десятке нацистских преступников значился его отец Густав, стоявший во главе фирмы вплоть до 1943 года, - он первым из германских промышленников проникся идеями НСДАП и выписывал Гитлеру чеки на внушительные суммы. Когда же Густава пришли арестовывать, то увидели оглохшего немощного старика. После перенесенного инфаркта он не мог ни говорить, ни читать, ни писать, был неспособен даже передвигаться и есть без посторонней помощи. Его разбил паралич. Густав Крупп, самый влиятельный промышленник Германии, превратился в беспомощное растение - судить его было невозможно. Обвинители предложили осудить Альфреда, но встретили резкое сопротивление адвокатов Круппа: "У нас здесь политический процесс, а не футбольный матч со скамейкой запасных". Как ни странно, аргументация подействовала, Альфред так и не появился на скамье подсудимых. Впрочем, выпускать его никто не собирался. Отсидев в тюрьме два года - в той самой, где Гитлер написал "Майн Кампф", - глава империи Круппов дождался отдельного судебного процесса, посвященного его судьбе и судьбе семейного бизнеса.
В 1947 году Альфред Феликс Альвин Крупп фон Болен унд Хальбах был приговорен к двенадцати годам заключения с конфискацией имущества. Круппа обвиняли главным образом в том, что на его фабриках принудительно работали ни в чем не повинные люди, угнанные из стран Восточной Европы. Восемь долгих месяцев Крупп выслушивал свидетельства очевидцев и пламенные речи защиты - бесстрастный, безучастный. Лишь однажды он выступил с ответной речью, сухой и краткой, заметив, что другой рабочей силы у него попросту не было. А что до условий, в которых содержались рабочие (смертность на его предприятиях была немногим ниже, чем в концлагерях), - то он не в курсе этого. Ни один мускул не дрогнул на его лице в момент вынесения приговора. Он позволил себе лишь одно проявление эмоций, поразившее всех присутствующих: в ответ на финальную фразу обвинения "Дом Круппов никогда больше не обретет былого могущества" Альфред Крупп едва заметно... улыбнулся!
Но судьи плохо знали историю Круппов. Альфред, напротив, знал ее слишком хорошо. Двадцать семь лет назад Густав
Крупп, тогдашний владелец Дома, мрачно стоял в версальском Доме правосудия, выслушивая приговор, вынесенный лично ему победителями в Первой мировой: никогда не производить оружия, разрушить все оружейные мастерские, сократить вдвое производство стали, уничтожить миллион с лишним станков. Пушки Круппа, винтовки Круппа - то, на чем Дом сделал себе имя, должны были кануть в небытие. Густава осудили на долгих пятнадцать лет, взыскав с него к тому же пять миллионов фунтов стерлингов репараций. Французский обвинитель Жюстен де Билль сопроводил приговор победной ремаркой: "Дома Круппов больше не существует!"
Однако Густав вышел на свободу через... шесть месяцев. А через пять лет Круппы вновь стали самыми богатыми промышленниками Германии.
Зачитывая приговор, месье Вилль рано торжествовал победу: в истории этой династии было немало моментов, когда всем казалось, что ей уже никогда не подняться. Отпрыски Круппов разорялись, шли под суд, их имя трепали в неприглядных скандалах, и ни один из них не умер в добром здравии, но из любой тупиковой ситуации Круппы выходили победителями, и неудивительно: ведь основатель империи заработал свой первый капитал не на чем-нибудь - на конце света!
...За год до начала нового, семнадцатого века в городок Эссен пришла чума. Жители в ужасе шарахались от мрачных фигур в черных балахонах - монотонно стуча в колотушки, чумные отряды собирали ежедневную жатву Смерти. Город наводнили бродячие проповедники. "Покайтесь! - кричали они. - Конец света близок! Разве вы не видите - сбываются все Божьи пророчества? Бросайте все, искупите свои грехи перед Господом!" День за днем по улицам Эссена брели в никуда толпы оцепеневших от страха людей. Горожане покидали свои дома, закрывали лавки и уходили в поля, монастыри - молиться о спасении душ. И только Арндт Крупп, мелкий эссенский ростовщик, не верящий ни в Бога, ни в черта, с утра до вечера носился по городу, скупая за бесценок дома, амбары и утварь: кому нужна эта рухлядь, если скоро все кончится? По правде сказать, в глубине души он тоже побаивался конца света, но рассудил так: если уж суждено умереть - так пусть я умру богатым. Если же уцелею - богатыми станут мои дети.
Минул канун страшного 1б00 года, а конец света все не наступал. Потихоньку жители возвращались обратно и первым делом шли к Арндту - выкупать свои родовые гнезда, но уже втридорога. Мнимый конец света принес оборотистому ростовщику столько денег, что их хватило еще пяти поколениям Круппов. Потомки вложили деньги в маленькую фабрику скобяных изделий, прикупили земель, пару угольных шахт и жили вполне безбедно - до тех пор пока на свет не появился Фридрих Крупп, отец Короля пушек.
Первый и последний авантюрист в семье, Фридрих полагался на удачу и верил в судьбу. Он истратил кучу денег на поиски кладов и не терял надежды стать самым богатым человеком в Германии. Вскоре он понял как - требовалось всего лишь наладить выпуск закаленной стали. В то время секретом производства владела только Англия и хранила его так же, как китайцы - секрет изготовления фарфора. Наполеон обещал любому, кто натянет нос ненавистным англичанам, круглую сумму золотом и свое вечное покровительство. Фридрих нанял роту секретных агентов, однако они не добыли ничего, кроме сплетен. Но вот удача ему улыбнулась - два беглых британских офицера появились в офисе Круппа и заявили, что готовы продать секрет. На следующий же день Фридрих объявил, что открывает первый завод по производству легированной стали. В пригороде Эссена закипела работа, размах поражал воображение. В новое дело Фридрих вложил почти все, что имел, и залез в огромные долги - он не сомневался в успехе. Но радость длилась недолго: Крупп был дилетантом, а офицеры - профессиональными мошенниками. Формула, за которую им заплатили солидную сумму, оказалась списанной из школьного учебника химии.
Удар был сильным: ведь он доверял этим "уважаемым" людям и даже попросил их стать крестными отцами своего первенца! Фридрих впал в тяжелую депрессию: он запретил домашним говорить слово "сталь" и коротал время в местных тавернах. Чтобы расплатиться с долгами, неудавшийся стальной магнат продал все, вплоть до семейного особняка, и вскоре умер от разрыва сердца. Вдове и ее сыну Альфреду достались куча кредиторов да маленькая фабрика по производству стали (обычной, конечно). Они переселились в деревянный сарайчик рядом с фабрикой, питались овощами со своего огор
дика и еле-еле наскребали денег на жалованье семи рабочим. Никто больше не верил в Круппов - никто, кроме самого Альфреда.
Вернувшись с похорон отца, будущий Король пушек засел за его рабочий стол и написал всем бывшим партнерам письма одного и того же содержания: "Неудачи остались в прошлом, мать продолжит семейный бизнес - с моей помощью. Надеюсь, вас заинтересует сталь, которую мы предлагаем, - она самого высокого качества. У фирмы сейчас столько заказов, что мы не успеваем их выполнять". Последнее являлось чистейшим вымыслом, но упрекнуть четырнадцатилетнего парня за невинный обман было некому. Альфред забросил школу и целыми днями пропадал на фабрике, помогая рабочим. Игры, книги - его не волновало ничего, кроме заказов. Отец был мечтательным простаком, он любил при случае пустить сентиментальную слезу и писал дурные стихи в подражание Байрону, а Альфред в первые же дни отправил Байрона на растопку: он не любил стихов и ненавидел романтиков. А чуть повзрослев, самостоятельно разъезжал по Германии, Австрии и Пруссии, настойчиво добиваясь заказов.
Вскоре, купив хороший костюм, он отправился в Лондон, надеясь все-таки выведать пресловутый секрет, сведший отца в могилу. "Англичане глупы и легкомысленны, - писал молодой промышленник управляющему. - Они устроили мне экскурсию по своим заводам, будь готов - я зарисовал много полезных механизмов". Правда, рецепт сверхпрочной стали Альфред так и не добыл, но зато позаимствовал у "легкомысленных британцев" идею машины по изготовлению вилок и ложек, которая принесла ему немало денег. Заработанные средства он вложил в разработку собственной, крупповской стали. Альфред в отличие от своего отца вырос прагматиком и не верил в сторонних доброхотов, предпочитая платить людям твердую ставку. Но уж тогда драл с них по три шкуры. Стратегия оказалась весьма эффективной - через полтора года сталь от Круппов славилась во всей Европе. Альфред же незамедлительно приступил к выпуску того, о чем давно мечтал, - пушек, ружей и снарядов.
Каждая новая война приносила Дому гигантские прибыли, а Крупп становился все мрачнее и раздражительнее: давала о себе знать накопившаяся за много лет усталость. Бисмарк порекомендовал ему собственного врача: Альфред страдал бессонницей, нервными расстройствами, несварением желудка и временами впадал в затяжные депрессии - боязнь смерти (ему было уже шестьдесят) отравляла существование. Медик отправил Круппа на курорт. Из поездки Альфред вернулся со сногсшибательным известием: он женится!
Берта Эйшхофф, дочь влиятельного налогового инспектора, была вдвое моложе, из всех добродетелей предпочитала аккуратность и два раза в год ездила в Карлсбад пить воды. В окружении праздных бездельников Крупп чувствовал себя совершенно потерянным, и когда на одном из вечеров он увидел Берту, то искренне обрадовался: когда-то их представляли друг другу на званом обеде в честь победы прусского оружия, и девушка произвела на него хорошее впечатление. Теперь Берта благосклонно внимала его рассказам о призах, которые пушки Круппа получили недавно на ежегодной выставке в Берлине, и отмечала про себя: "Обходителен, красив, богат". А та беспомощность, с которой влиятельный магнат иногда озирался вокруг, пробудила в ней совсем уж материнские чувства - и дело было сделано.
"Оказывается, у меня есть сердце, - писал Альфред одному из немногочисленных друзей после женитьбы. - Я-то думал, там всего лишь кусок железа". Знакомые были ошарашены переменой, произошедшей с Круппом: последние тридцать лет он не интересовался ничем, кроме оружия, называл карнавалы, книги и политику скучнейшими вещами на свете, а тут вдруг стал появляться на балах под ручку с очаровательной супругой. Но семейное счастье длилось недолго: Берта возненавидела Эссен, и неудивительно - постоянные дожди, грохот самого большого парового молота в мире, дым и копоть от несметного количества сталелитейных фабрик могли испортить характер кому угодно. Она жаловалась на головные боли и вскоре принялась кочевать с курорта на курорт, пробуя то лечебные грязи Локарно, то целебный воздух Ниццы. Через два года после женитьбы у Альфреда случился нервный срыв - он ни с того ни с сего устроил скандал на совете директоров, чего с ним никогда не происходило, поклялся всех уволить и исчез. После долгих поисков верные слуги нашли своего господина в дешевой таверне: надев платье садовника, он пил горькую, уставившись невидящим вз
ром в стакан.
Альфред боялся появляться дома: неприятности шли нескончаемой чередой. Недавно у четы родился первенец, и Альфред был вне себя от счастья - наследник! Но у мальчика обнаружились врожденный ревматизм и астма (дурной климат Эссена дал о себе знать), и Крупп проклял все на свете. Он задумал построить замок, достойный богатейшего человека Европы, но судьба, казалось, всерьез решила этому помешать. Сперва почти готовое строение снес мощный ураган, равного которому старожилы не помнили, затем случилось наводнение, первое за семьдесят лет. В день торжественного открытия на фасаде появились глубокие трещины, и всю центральную часть замка пришлось отстраивать по новой.
И все же замок был построен - гигантское мрачное здание из стали и камня. В нем было двести комнат, зал для приемов и оранжерея, но не нашлось места для библиотеки. На стенах не висело ни одной картины, а окна не открывались даже в самую жару: Крупп опасался сквозняков. Берта не прожила здесь и недели: она окрестила новое жилище холодной гробницей, вредной для нее и сына. Альфред выслушивал ее истерики с ледяным спокойствием, и однажды Берта, в сердцах обозвав мужа бесчувственным болваном, покинула дом. Крупп бросил ей вслед только одну фразу: "У тебя есть два дня, чтобы опомниться", а по истечении этого срока спокойно приказал прислуге отослать фрау Крупп все ее вещи. Больше они никогда не виделись.
С возрастом Альфред стал маниакально подозрителен, ему казалось, что все вокруг хотят его обокрасть, и каждый день посылал своим управляющим вороха противоречивых приказов и инструкций. К счастью, реагировать на причуды вздорного старика не было особой необходимости: на своих фабриках он не появлялся, а телефон к тому времени еще не изобрели. Мучаясь бессонницей, он ночи напролет бродил по пустым комнатам замка, а затем, потушив свет, садился за очередные инструкции - из экономии он приучился писать в темноте, хотя мог бы скупить все свечные заводы Европы. После смерти в его кабинете нашли тридцать тысяч таких инструкций, в том числе "Генеральные предписания" - своеобразную конституцию Дома Круппов, в которой Альфред скрупулезно расписал для будущих наследников правила управления империей. Там было регламентировано все, вплоть до цвета униформы рабочих.
Чтобы развлечься, старик иногда устраивал приемы (непременно вывесив в комнатах расписание на день и правила поведения в доме), но с легкостью забывал о приглашенных, и гости пользовались крупповским гостеприимством, так и не повидавшись с хозяином. Впрочем, в случае невыполнения правил (не шуметь после десяти вечера, скажем) Альфред немедленно направлял письменную жалобу проштрафившемуся гостю. Его раздражало все, даже черные чулки горничных - он приказал им надевать только белые. Его несносный характер мог выносить только Фриц, единственный сын и наследник.
Фриц был полной противоположностью своего отца (рядом они выглядели как Пат и Паташон) - маленький, толстенький, классический "маменькин сынок". Все детство он провел с мамой на курортах и слыл изнеженным барчуком. Пока сыну не исполнилось двадцать, Альфред и слышать не хотел, что Фриц когда-нибудь встанет во главе фирмы - он казался ему совершенно неспособным к серьезным делам. К тому же в 15 лет Фриц увлекся археологией - эту дурацкую страсть отец пресек тотчас же, отправив его учиться на финансиста, но выводы сделал. Однако вскоре сын показал себя послушным и смекалистым парнем - днем докладывал папе о делах фирмы, а вечерами читал ему вслух. В 25 лет Фриц вознамерился жениться, Альфред был категорически против: ему не понравилась невеста, а пуще всего - необходимость что-то менять в привычном укладе. Долгих три года он не давал разрешения на брак и согласился лишь при условии, что молодожены будут жить вместе с ним в замке Хагель. Молоденькая Маргарет, дочка важного прусского чиновника, превратилась в главную мишень стариковских придирок он легко мог отчитать ее (а заодно и сына) при гостях за неподобающий наряд или неосторожно брошенное слово и находил особое наслаждение в том, чтобы изобретательно и методично издеваться над невесткой. "Отчего вы не пробуете фруктов из нашего сада?" - спрашивал он ехидно за завтраком, и слуги прыскали украдкой: они-то знали, что Альфред дал садовникам строжайшее указание не обслуживать Маргарет. Стоило ей задержаться за утренним туалетом, как Альфред каждые пять минут посылал слугу с "вежливыми" воп
осами вроде "Не помочь ли фрау одеться?"
После смерти старого Круппа Маргарет наконец вздохнула с облегчением. Она родила Фрицу двух дочерей и проявляла трогательную заботу о супруге: тот был страшно рассеян и легко мог отправиться на совет директоров в домашних тапочках. Семейное состояние на тот момент оценивалось в десять с лишним миллионов фунтов стерлингов и росло с каждым днем, Крупны стали официальными поставщиками оружия двора Его императорско-королевского величества кайзера Вильгельма, принимали у себя титулованных особ со всего мира, и казалось, ничто не может омрачить их счастья - до тех пор пока в 1902 году в немецких газетах не появилась сенсационная перепечатка из итальянской прессы.
В ней говорилось о некоем близком ко двору видном промышленнике, который частенько наведывается на Капри. И там, на уединенной вилле, в укромной бухточке творятся такие оргии, о которых в приличной газете и писать-то неудобно. Причем участвуют в этих оргиях исключительно... молодые люди! Через пару дней газета социал-демократической партии назвала и имя таинственного промышленника - Фриц Крупп.
Узнав такую новость, Маргарет немедленно потребовала развод, попросив защиты у канцлера. Фриц, пытаясь замять скандал, объявил, что подает в суд на газету, и потребовал медицинского освидетельствования супруги - его агенты распустили слухи, что Маргарет страдает лунатизмом и не способна отвечать за свои слова. Канцлер пожелал получить объяснения, но слуга, принесший приглашение на аудиенцию, обнаружил Круппа лежащим в луже крови на полу собственной ванной. Вскрытия не проводили, официальной причиной смерти был объявлен сердечный приступ. Но все, разумеется, говорили о самоубийстве - за несколько дней до смерти Фриц Крупп написал друзьям пару писем, полных самых мрачных намеков.
Канцлер заявил, что его друга погубили социалисты. Старшая дочь, вступив в права наследства, пыталась (не без успеха) убедить всех, что Круппы святее Папы Римского. Ее муж Густав фон Болен унд Хальбах тихо и решительно добился разорения скверной газетенки. За пару лет, прошедших после женитьбы на дочери Фрица, он стал большим Круппом, чем сами Круппы. Густав полюбил лошадей, выучил наизусть все 72 пункта "Генеральных предписаний", вывесил в каждой из 200 комнат дома расписание, которое сам себе составил, и неуклонно следовал ему на протяжении многих лет: без пяти девять - отбытие на работу, восемь вечера - дети докладывают об успехах за день, в воскресенье с трех до четырех они приходят и играют с папой. За визг и беготню дома - строгое наказание. Этот распорядок ему пришлось нарушить лишь однажды: ради поездки на суд в Версале.
...Густав отсидел в каземате шесть месяцев, его сын Альфред - шесть лет. Холодным февральским утром 1951 года он вышел за ворота тюрьмы, накинув на плечи шерстяное пальто, любезно подаренное комендантом, и отправился прямиком в магазин, торгующий дорогими автомобилями - спортивные машины были его единственной страстью. В банках Швейцарии и Аргентины у Круппов оставалось еще немало денег, так что Альфред мог не ограничивать себя ни в чем. В белоснежном "порше" он прикатил на пресс-конференцию, чтобы объявить: "Больше никакого оружия, теперь - только мирные товары". Круппы стали производить сверла, точильные станки и зубные протезы (последние охотно покупала Советская Россия), а кроме того - оборудование для атомных станций и занялись разработкой разнообразных ноу-хау. Кажется, все шло хорошо...
Через год Альфред женился. Чтобы репортеры об этом не пронюхали и не проникли в церковь, молодожены приехали на бракосочетание в фургончике с надписью "Хлеб". Альфред преподнес супруге шикарный "кадиллак" и букет пионов, но вместе они прожили всего четыре года: в суде жена заявила, что муж отказывался исполнять супружеские обязанности. В ответ адвокаты "Альфреда обнародовали другую пикантную подробность: истица крутила роман с главным менеджером империи Круппов - в результате экс-супруга не получила ни пфеннига. Альфред расправился с депрессией по-свойски: купил серебристый "ягуар" и отправился на ралли по Западной Африке.
Своему наследнику Арндту (получившему свое имя в честь жившего триста с лишним лет назад основателя династии) Альфред тоже ничего не оставил. Он учредил благотворительный фонд имени Фридриха Круппа, который ныне и распоряжается делами империи.
Источник информации: журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", октябрь 1999