Чабуа Амирэджиби

Дважды враг народа

В тот день, когда в Тбилиси проходил съезд писателей Грузии, звиадисты жгли на улице сочинения поэтов, прозаиков, драматургов - противников низложенного президента. На костре горел и роман Чабуа Амирэджиби "Дата Туташхиа". В биографии писателя подобных эпизодов хватает, что называется, с избытком.

"Московские Новости",№ 25 от 21.01.1992 г.

16 лет сталинских лагерей. Три побега из-за колючей проволоки ГУЛАГа. Во время одного из них судьба занесла Амирэджиби в Белоруссию на должность директора крупного деревообрабатывающего комбината, откуда он даже выезжал в загранкомандировки. Дела при нем пошли настолько в гору, что передового руководителя решили представить к ордену. Стали готовить наградные документы, и выяснилось, что кандидат в орденоносцы - беглый зэк. Роман "Дата Туташхиа" писался десять лет, писался напряженно и страстно. Работа над книгой была в разгаре, когда онкологи обнаружили у Амирэджиби рак горла: жить осталось считанные месяцы. Пациент выслушал и пожал плечами: он пишет роман и не может позволить себе роскошь умереть. Диагноз был верен, но Чабуа Амирэджиби в очередной раз переломил судьбу. Переведенный на десятки языков, изданный во многих странах, экранизированный, его роман по сей день продолжает волновать читателя. Занятно, что осенью минувшего года на митингах в поддержку Гамсахурдиа его поклонницы провозглашали "несравненного Звиада" новым Датой Туташхиа, в то время как автор подвергался преследованиям и угрозам. Впервые к врагам народа его причислили при Сталине. 40 с лишним лет спустя этого же звания его удостоил Гамсахурдиа, создав писателю образ поистине небывалый - дважды врага народа. В последний раз я встречался с Чабуа Амирэджиби больше года назад в канун президентских выборов в Грузии. У Чабуа темнело лицо, когда речь заходила об этом: он знал, чего ждать впереди. И вот я снова в Тбилиси, в доме писателя.

- Начну с вопроса фундаментального - художник и власть. Какими Вы видите их отношения?

- Художник всегда олицетворяет мост между народом и властью. Даже в те времена, когда не было еще профессионального искусства и художественное мышление вмещалось в рамки фольклора. Убежден, что и тогда правители прислушивались к сказителям и акынам. Их творчество выражало настроение соплеменников, и вождям знать его было не менее важно, чем нынешним главам государств.

Одна из обязанностей художника - "истину царям с улыбкой говорить". И власть, если она хочет оставаться властью, должна считаться с предостережениями художника.

- Каким представляется Вам дальнейший путь грузинской интеллигенции? Будет ли она сотрудничать с новым руководством республики?

- Не стоит обольщаться: и среди грузинской интеллигенции найдется немало тех, кто ради собственного благополучия пойдет на поводу у режима, вне зависимости от того, хорош он или плох. Но подлинных интеллигентов нельзя приручить.

Для интеллигенции лучший способ сотрудничества с властью - конструктивная оппозиция. Не только потому, что для нее это естественное состояние души, но потому еще, что без такого противостояния даже самая замечательная, самая демократическая власть выродится в диктатуру.

- Как оцениваете Вы роль национального самосознания в жизни Грузии? Понятен резкий его подъем, когда народ борется за независимость. Но, когда независимость уже завоевана, не подавляет ли оно личность?

- То есть не превалируют ли в Грузии права нации над правами индивидуума? Скажу кратко: те, кто пытался у нас поставить нацию выше личности, не продержались и года.

Нас порой упрекают: дескать, стреляли и свергли законного президента. Да, стреляли! Стреляли и будем стрелять, если в Грузии возникнет новый феномен фашизма. Или ляжем костьми, потому что мы народ, рожденный для свободы.

- Но как скажется на народе то, что одна его часть подняла оружие на другую?

- Много ли вы знаете народов, которых миновала бы чаша сия? И что - это наложило на них особый отпечаток? Почему же именно у грузин должен возникнуть комплекс, разъедающий душу нации? В ее душе останутся не нравственные изъяны, а память о тех днях, горькая память обо всех - правых и неправых, защищавшихся и нападавших, всех, кто лежит теперь рядом, на одних и тех же кладбищах. Ведь если вдуматься: и те, и другие взялись за оружие ради счастья родины, святой убежденности, что именно они и являются носителями той правды, которую необходимо отстоять.

Было время, мне и автомат приходилось дома держать, чужой, правда. А что оставалось делать, если и мне угрожали, и сыновей грозились убить?! Но страх, если это вправду был страх, к молчанию меня, смею заверить, не принудил.

- Что навлекало на Вас новые преследования...

- Не на меня одного. Власть предержащие, ни в чем не добившись успеха, с ожесточением посредственности ударились в ту разновидность патриотизма, которая, по известному выражению, и есть последнее прибежище негодяев.

Я думаю, не предъявить ли иск редактору одной из особо усердствовавших газет (кстати, она усердствует и поныне), которая опубликовала обо мне клеветническую статью. Честно говоря, я оставил бы ее без внимания, но недавно выплыл документ, из которого следует, что за ту статью газете было передано 400 тысяч рублей. Вот во сколько оценили мое реноме.

- Пастернаку принадлежат слова о том, что, попадая в Грузию, деятели русской культуры "сталкивались с каким-то могучим и родственным бродилом, которое вызывало их к жизни и поднимало на поверхность самое родное, самое дремлющее, самое затаенное". Я не без горечи привожу эти слова, поскольку в последние годы в Грузии отношение к России заметно ухудшилось. В одном из тбилисских скверов я видел сброшенный с постамента бюст Гоголя. Рассказывали мне и о попытках осквернить могилу Грибоедова.

- Давайте уточним: Россия - это одно, а Российская Империя - другое, Достоевский - одно, а Ленин - другое. Я сразу же хочу разграничить эти понятия и имена. Россия с ее культурными ценностями, творческим наследием, духовным потенциалом всегда была и нашим поприщем, местом приложения интеллектуальных сил Грузии.

Лично я никаких уз рвать не намерен.

Недугом разобщения надо было переболеть. Сегодня, на мой взгляд, уже начался обратный процесс - сближение, восстановление духовных связей. Однако и русской интеллигенции необходимо избавиться от своих болезней. Ведь что происходит в российских литературных кругах, где писатели с мировыми именами идут чуть ли не стенка на стенку? Возьмите российских политиков, тоже схлестнувшихся друг с другом. На чью сторону мы должны встать? Разумеется, я не имею в виду ни приверженцев г-на Жириновского, ни коммунистов, пытающихся вернуть "светлое прошлое", ни черносотенцев "Памяти". С ними-то все ясно. А вот демократическим силам, интеллигенции пора разобраться в себе.

По поводу Гоголя и Грибоедова. Не стану, подобно некоторым моим соотечественникам, восклицать: видите, каким ничтожеством мы, грузины, оказались! В определенных исторических условиях все народы проявляют одни и те же качества. И грузины не были хуже других. Хочу повторить: этой хворью надо переболеть. Да, и у нас нашлись подонки, способные и бюст сбросить, и могилу осквернить. Но разве они и есть грузинская нация? Интеллектуальная Россия знает, что являет собой Грузия, и, смею надеяться, судит о ней не по их, а по нашим делам. Мы же не придаем некий обобщающий смысл тому, что в России подонки взорвали могилу героя Бородинского сражения Петра Багратиони.

- Вы создали образ Даты Туташхиа, героя романтического склада, наделенного исключительным великодушием и благородством. Насколько соответствует этот образ реальному грузину?

- Дата Туташхиа - образ собирательный. Мне трудно судить, насколько соответствует он реальному грузину. Мы очень разные. Есть и такие, кто по своим душевным качествам весьма близок моему герою. На романе выросло не одно поколение грузинских ребят, игравших в Дату Туташхиа.

- Мы говорим с Вами больше о проблемах, которые либо уже решены, либо решаются. Но есть и нерешенные. Одна из них - осетинская, самая кровоточащая сейчас.

- Осетины стали жертвами имперской политики центра, а в результате сделали жертвами и нас. Нет такого закона, по которому у Грузии могли бы отторгнуть ее землю. Это потуги либо несведущих людей, либо тех, кто пытается сколотить на территориальных притязаниях политический капитал.

Недавно совершено кровавое преступление - расстрелян автобус с беженцами в Цхинвали. Издревле поиск виновного начинался с вопроса: кому это выгодно? Пока ответ не будет найден, не могу делать выводы. Но хотя террористический акт и был совершен в зоне, контролируемой цхинвальской милицией, это территория Грузии, которая отвечает за все, что случается на ее земле. Преступники должны быть наказаны по всей строгости закона.

Сейчас лишь замечу: это не было выгодно нынешней грузинской власти. Преступление было совершено с прицелом, что первыми его используют враги грузинского народа. Это немедленно и произошло.

- Я знаю, Вы завершаете новый роман. О чем он? Когда выйдет в свет?

- Вчерне роман уже завершен, хотя над ним еще работать и работать. А это не всегда удается. Последние полтора месяца я проболел - кровоизлияние в мозг. Напряжение всех этих лет даром пройти не могло.

О чем роман? О том, как человек бежит из дальних лагерей и ему надо в полном одиночестве пройти две с половиной тысячи километров по бездорожью, сквозь тайгу. И он идет, и думает о своей жизни, спрашивая себя, - отчего он именно такой, какой есть? И, пытаясь разобраться в себе, вспоминает все, что знает о прадедах и дедах, об отце с матерью, о друзьях, о людях, с которыми ему выпало встречаться, о времени, в котором ему выпало жить. И есть у беглеца преследователь, который повторяет весь его путь. И постепенно в душе "ловца" рождается уважение к тому, за кем он охотится. В финале их ждет встреча, но о ее подробностях я умолчу.

В романе есть чрезвычайно важная для меня мысль: каждый человек своей биографией повторяет биографию своего народа. Что пережил его народ на протяжении своей истории, то и человеку суждено пережить на протяжении его жизни. Каким его народ сложился, такой же сформируется и его собственная жизнь - с той же суммой успехов и невзгод.

Не знаю, насколько удалось мне раскрыть эту мысль, но ради нее, собственно, и писался роман. Бог даст - в этом году я его докончу. Если, конечно, буду жив.