Арсений Закревский

Биография

Московский военный генерал-губернатор 6.05.1848 - 16.04.1859 гг.

КРАТКОЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Арсений Андреевич Закревский родился в 1783 г. в семье бедного, полуразорившегося дворянина Тверской губернии. Как и большинство отпрысков подобных дворян, он был определен родителем в один из многочисленных в ту эпоху кадетских корпусов, откуда вышел в 1802 г. пехотным офицером. Дальше началось везение. Командиром Архангелогородского полка, куда был определен Закревский, был столь же молодой Н.М. Каменский, сын знаменитого екатерининского генерал-фельдмаршала. Молодые люди сдружились, и Каменский, совершая предопределенную ему по происхождению блестящую военную карьеру, тянул за собой приятеля. В качестве адъютанта Каменского Закревский участвовал в ряде войн, регулярно получая повышения по службе. Когда же в 1812 г. Каменский неожиданно и довольно загадочно умер (вроде бы от болезни), Закревский, прибывший с его бумагами к царю Александру I, сумел произвести на последнего благоприятное впечатление и был определен адъютантом к тогдашнему военному министру Барклаю-де-Толли. Всю войну 1812 г. Закревский состоял при главнокомандующем, а во время заграничных походов русской армии (1813-1814) неотлучно находился при Александре I, став одним из ближайших к нему генерал-адъютантов.

После войны у Закревского начались стычки со знаменитым Аракчеевым, очень ревниво относившимся ко всем, кому царь дарил свою благосклонность. Очевидно, под его влиянием Закревский был удален из Петербурга. При этом он получил графский титул и был назначен генерал-губернатором Финляндии (1823- 1828). Управлял он этим краем, совсем недавно, в 1809 году, присоединенным к России, жестко, в свойственном ему "фрунтовом" стиле, чем заслужил симпатии нового царя Николая I.

В 1828 г. Арсений Андреевич был назначен министром внутренних дел и почти сразу оплошал. В 1830 г. в России началась страшная эпидемия холеры. Закревский боролся с ней традиционными для себя жесткими методами: зараженные районы были отделены от остальной России строжайшей системой карантинов; их население, по сути лишенное всяких связей с внешним миром, обрекалось на вымирание. Подобные драконовские меры произвели тяжелое впечатление даже на Николая, тем более что побороть холеру подобным образом оказалось невозможно; в то же время система карантинов явно провоцировала население на волнения, бунты и прочие беспорядки. В 1831 г. Закревский получил отставку и надолго остался не у дел. О своем геройском министре Николай вспомнил только после начала грандиозной европейской революции, которая его чрезвычайно напугала. Срочно понадобились люди "твердой "руки", и в 1848 г. Закревский был назначен генерал-губернатором в Москву.

В те годы Москва была городом хаотичным, грязным, ленивым и веселым. Николай I, идеалы которого воплощались, по справедливому выражению Герцена, в казарме и канцелярии, в этой распущенности усматривал проявление опасной независимости и, наверное, был не так уж не прав... "Москву надо подтянуть" - одно из первых душевных движений царя в это тревожное время. Между тем в Москве на протяжении нескольких десятилетий сидели генерал-губернаторами люди ей под стать: мягкие, ленивые, широкие, добродушные (кн. Д.В. Голицын, кн. А.Г. Щербатов) - скорее вельможи, чем бюрократы. Вот тут-то император и вспомнил о нашем герое, находившемся не у дел уже почти два десятка лет... Доверие Николая I к Закревскому, объяснявшееся, очевидно, хорошим знанием натуры нового генерал-губернатора, было беспредельным. Широко известны слова царя, сказанные сразу после этого назначения: "За ним я буду как за каменной стеной".

Полномочия новому генерал-губернатору были предоставлены самые широкие. В народе упорно ходили слухи - и сам Закревский подтвердил это после своей отставки, - что царь вручил ему некие бланки со своей подписью. Достаточно было вписать в этот бланк любое имя, чтоб сей несчастный без суда и следствия отправлялся в Сибирь на неопределенный срок. Но отметим, что Закревский никогда не высасывал политических дел из пальца; напротив, убедившись в том, что в Москве "спокойно", он под свою ответственность постоянно заявлял об этом царю, входя иной раз в конфликт с Министерством внутренних дел, которое придерживалось другой точки зрения.

После смерти Николая I в 1855 г., когда заколебалась вся тоталитарная система, любовно создаваемая им, у Закревского стала уходить почва из-под ног. "Новые веяния" он не принял - просто не поверил в них... Подготовка крестьянской реформы уже шла полным ходом, а Арсений Андреевич все еще не разрешал говорить об этом вслух в Москве, утверждая, что "в Петербурге одумаются, и все пойдет по-старому". Однако не одумались. В 1859 г. накануне отмены крепостного права Закревский получил отставку. На этом его карьера и завершилась.

Облик и манеры у Закревского были столь же характерны, как и его натура. Фигура - полная и в то же время осанистая (при Николае I сановники, как правило, были с хорошей выправкой). Обычная поза при приеме посетителей - левая рука уперта в бедро; правая - ладонью вперед плавает в воздухе, как бы благословляя или отталкивая собеседника. Лицо, как и полагалось в те тяжелые времена, гладко выбритое; характерный профиль римского типа, с брезгливо выпяченной нижней губой, который так и просился "под карандаш". И, наконец, поразительная прическа: Закревский имел "чело, как череп голый", однако на самом затылке он каким-то чудом сохранил единственную прядь волос. Эта длинная прядь ежедневно завивалась парикмахером, и конец ее, завитый колечком, каким-то образом укреплялся на самой макушке.

МОРАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОБЛИК

Для Москвы Закревский сразу же стал пугалом, иначе его здесь не воспринимали... Один из светских острословов того времени кн. Меньшиков отреагировал на это событие так: "Святая Москва с назначением генерал-губернатора Закревского была произведена в великомученицы".

Главное качество Закревского как государственного деятеля - полное пренебрежение к закону. Это качество, вообще очень распространенное среди администрации, у него было доведено до предела. Во главу угла своей деятельности он всегда ставил только собственное мнение - прав сей обыватель или виновен, казнить его или миловать. Недаром в московском свете Закревского сразу прозвали - Арсеник-паша. Навести порядок в его понимании означало не "водворить законность", а "сделать так, как я считаю нужным". Одно из самых страшных событий, которое могло случиться в жизни московского обывателя, - это появление у дверей дома казака с требованием немедленно явиться к генерал-губернатору. Причина никогда не объявлялась. Прибыв в генерал-губернаторскую резиденцию, бедняга два-три часа, а нередко и более, томился в приемной (его сознательно "выдерживали"). Затем вели перед светлые очи, и Закревский, как правило, в самой грубой форме устраивал жуткий разнос. И тут же на месте он выносил приговор, который немедленно приводился в исполнение.

При этом нужно подчеркнуть, что Закревский был человек совершенно бескорыстный и в принципе добрый. Первое его качество признавали даже те, кто пострадал при столкновениях с генерал-губернатором. Московский откупщик В.А. Кокорев, например, рассказывает совершенно поразительную по тем (да и по нынешним) временам историю. Закревский предложил Кокореву купить у него дом в Петербурге за 70 тысяч. Осмотрев предмет продажи, откупщик оценил дом в 100 тысяч. Закревский, очевидно, увидев в этом предложении скрытую взятку, заявил, что подобная цена завышена, что ему давали максимум 70 тысяч, причем в рассрочку, за эту цену он и продаст Кокореву, и единственно о чем просит - выплатить все деньги сразу. Кокорев дом купил и не прогадал, вскоре продав его за 140 тысяч.

Сам не беря взяток, Закревский решительно боролся со взяточниками в своем генерал-губернаторстве. Насколько успешно, сказать трудно, однако это была столь заметная черта, что она вдохновила безымянного поэта на стих, точнее, на песню, популярную в свое время в Москве. Пелась она на мотив известного романса "По небу полуночи ангел летел...":

Когда граф Закревский в Москву прилетел, он грозную песню запел,

И Лужин, и Беринг, и частных всех рой внимали той песне с тоской.

Он пел о поборах с купцов и мещан, с трактиров...

Дальше, к сожалению, шло какое-то неприличие, которого в те времена бумага не выдерживала. (Лужин - московский обер-полицмейстер, Беринг - полицмейстер, "частных всех рой" - частные пристава, низшие полицейские чины.)

Как и большинство служилых дворян-сановников, Закревский откровенно презирал, во-первых, купечество, во-вторых, пишущую и мудрствующую братию, предшественницу нынешней интеллигенции. Первых он рассматривал лишь как источник денежных средств, вторых - как столь же постоянно действующий источник различных беспорядков. Но зато чрезвычайно благоволил офицерам, проводившим свои отпуска в Москве. Мало того что им прощались любые кутежи, губернатор не раз и не два предоставлял промотавшимся в веселом городе воспоможение из личных средств.

Подчиненные его любили. При несомненной строгости в служебных делах он был весьма привлекателен в личном общении - любил поболтать с дежурными чиновниками, подшутить над ними и сам не обижался на шутки. Служивший при нем В.А. Фигнер вспоминал, как, застав его (Фигнера) машинально выводящим на листе характернейший профиль генерал-губернатора, Закревский ничуть не обиделся; и после, видя его с пером в руках, всегда шутливо ворчал: "Опять, поди, карикатуры рисуешь..." Точно так же Арсений Андреевич с удовольствием наблюдал, как изображал его чиновник кн. Абамалек, мастер типа Ираклия Андроникова. Вообще, стиль управления генерал-губернатора был максимально патриархальный. К большинству чиновников Закревский обращался на "ты", вышеназванного Абамалека в глаза называл "армяшкой", другого чиновника, Швецова, лысого, как биллиардный шар, - "плешандосом"... А знаменитая буфетная в генерал-губернаторском доме, где происходили регулярные "частные собрания" всех свободных от службы чиновников? Шутки, веселье, смех... Шум стоял такой, что генерал-губернатор, проходя мимо, бил ногой в дверь - с целью успокоения.

Что касается семейных отношений, то они у Арсения Андреевича были довольно незаурядны. Любивший Закревского Александр I женил его на богатой и экстравагантной красавице Аграфене Толстой, известной своими скандальными связями. Хотя она любила другого, за Закревского, по царскому сватовству, пошла. Поначалу брак носил фиктивный характер, но затем родилась дочь Лидия, которую Закревский любил без памяти. С женой у него всегда были ровные, спокойные, вполне цивилизованные отношения.

Аграфена Федоровна Закревская (1800-1879) была женщиной яркой, темпераментной, известной эксцентричностью поведения и туалетов, открытым пренебрежением светскими условностями. "Она давала обильную пищу злословию, и по всей Москве ходили сплетни на ее счет", - писала современница. В нее был влюблен Баратынский. В числе ее поклонников был и Петр Вяземский, называвший ее "медной Венерой". С ней дружил Пушкин. К Закревской обращены его стихотворения "Портрет" и "Наперсник". Аграфену Федоровну узнают в "блестящей Нине Вронской", промелькнувшей в восьмой главе "Евгения Онегина".

ПРОИЗВОЛ ВО ЗЛО

У Закревского было свое, личное чувство справедливости, полное пренебрежение к закону и огромная власть (да еще плюс к этому мощная энергетика и работоспособность - он был неутомимым работником). Подобные качества, проявляясь на практике, окрашивали деятельность Закревского в цвета диаметрально противоположные: его деяния, как правило, беззаконные, приносили результаты и явно благие, и столь же явно порочные.

1. Постоянное, откровенное и неприкрытое вымогательство денег из купеческого сословия - никогда для себя, всегда на государственные нужды (нужно "выставить рекрутам общественное", угостить полк, получивший новые знамена...). Представитель старинного московского купечества Вишняков вспоминал, с каким восторгом, как героя, чествовали его дядю, когда ему в ходе свидания с генерал-губернатором удалось несколько скостить поборы. Чаще же всего такие попытки со ссылкой на "тяжелые времена" или "застой в делах" кончались издевательской фразой: "Если вы столь бедны, обратитесь к генерал-губернатору с просьбой о вспомоществовании. Напишите прошение - я думаю, он войдет в ваше тяжелое положение".

2. Произвольные и, как правило, чрезмерно тяжелые наказания нарушителей общественного порядка. За мелкую и глупую шалость можно было отправиться, как выражался Салтыков-Щедрин, "ловить тюленей". Был случай, когда купеческий сынок был сослан в далекую Колу за то, что посыпал пол в Немецком клубе во время бала чемерицей (едкая трава, которую в молотом виде добавляли в табак). Все обчихались...

Особенно конфузно выходило в тех случаях, когда перед светлые очи Закревского приводили не виновных, а однофамильцев. Однажды такое произошло и с Петром Ивановичем Бартеневым, большим любителем и знатоком русской истории, впоследствии издателем "Русского архива". Как всегда без объяснения причин, его привели в генерал-губернаторский кабинет. Закревский в своей обычной манере, не давая обвиняемому вставить ни слова, устроил жуткий и оскорбительный разнос. Речь шла о каком-то кутеже со многими излишествами в Дворянском собрании. Разнос продолжался около получаса. Бартеневу, наконец, удалось обратить внимание генерал-губернатора на несоответствие имен - своего и презренного буяна.

Арсений Андреевич затих. Тогда Бартенев, улыбнувшись, заметил, что, к несчастью, он и физически не способен на те подвиги, которые ему приписываются, и указал на свою ногу (он был сильно хром). Закревский улыбнулся в ответ.

Затем Бартенев, гениально найдя выход из крайне неловкого положения, заявил, что чрезвычайно интересуется историей наполеоновских войн и счастлив, что случай привел его в кабинет генерал-губернатора: он надеется уточнить некоторые детали Аустерлицкого сражения, участником которого был Закревский. Генерал-губернатор тут же усадил Бартенева и подробнейшим образом, с большим воодушевлением ответил на все его вопросы.

Извинения Петр Иванович так и не дождался.

3. Наконец, знаменитое и в своем роде показательное "дело о бороде". При Николае I понятие "образцовый порядок" распространялось на все сферы жизни и быта, в том числе и на прически, усы, бороды. Так, дворяне, особенно те из них, кто находился на государственной службе, должны были быть гладко выбриты. Усы дозволялось носить только офицерам-кавалеристам. Высшие сановники, подчеркивая свое исключительное положение, позволяли себе иногда легкий намек на баки. (Пушкинские бакенбарды, как известно, приводили царя в негодование.) Между тем московские славянофилы из принципиальных соображений запустили бороды - для них это был один из первых и немаловажных шагов на пути возрождения старорусской жизни. До поры до времени им это сходило с рук. Но именно Закревский в 1849 г. через квартального надзирателя потребовал у знаменитого писателя С.Т. Аксакова и его сына Константина подписку о том, что они немедленно сбреют бороды. Славянофилы были люди законопослушные и беспрекословно подчинились. Как выразился один из членов кружка: "Велено бриться. Что ж? И бриться станем, коль в том общая польза".

ПРОИЗВОЛ ВО БЛАГО

В те времена Закревский для многих отчаявшихся был последней инстанцией. Поскольку генерал-губернатор был человек честный и по-своему справедливый, он зачастую быстро и плодотворно решал дела, которые в суде безнадежно застряли бы или наверняка получили бы несправедливое решение. Но закон при этом страдал всегда.

Вот два характернейших дела.

1. Некий дворянин заложил у ростовщика свои фамильные драгоценности, которыми очень дорожил. Пришел срок выкупа, но ему никак не удавалось застать ростовщика дома. Когда же наконец застал, то услышал: "Срок возвращения заклада истек вчера; сегодня я продал ваши побрякушки, причем за бесценок, себе в убыток". Взбешенный дворянин бросился к генерал-губернатору. Закревский немедленно вызвал ростовщика и, не слушая его оправданий, приказал: "Вот, с этим жандармом ты отправишься домой и принесешь мне шкатулку, в которой лежат драгоценности этого господина". Ростовщик пошел и принес. "Ну вот, - сказал Арсений Андреевич, обращаясь к дворянину, - а поскольку он (ростовщик) во всеуслышание заявил, что эти драгоценности продал, денег ему ни в коем случае не возвращайте".

2. Аналогичный случай, но на этот раз в качестве ответчика выступал представитель благородного сословия. Потому и стиль Закревского несколько меняется.

Один дворянин выгнал из своего дома гувернантку, обругав и ничего не заплатив. Барышня пожаловалась генерал-губернатору. Закревский вызвал грубияна и спросил, так ли было дело. Тот в страхе признался, что жалованье удержал, потому как "временные затруднения в делах". "Ну и прекрасно, - сказал Арсений Андреевич, - так я и думал. А чтобы на благородное сословие не пала тень, я рассчитался за вас. Надеюсь, когда обстоятельства переменятся к лучшему, вы мне этот должок вернете". Иметь заимодавцем генерал-губернатора было чревато крупными неприятностями. Помещик расплатился с Закревским в тот же день.

РЕЗЮМЕ

Арсений Андреевич Закревский - фигура, несомненно, в высшей степени национальная. Весь стиль его деятельности как нельзя лучше объясняет, почему у нас в России привыкли уважать не абстрактные закон и власть, а вполне конкретных их представителей. Становится отчасти понятным и то, почему нередко иностранцы на нашу великую державу дивятся, почтительно называя ее "страной чудес".