Анель Алексеевна Судакевич достигла уже такого возраста, который скрывать нет смысла: цифра 93 может вызвать только зависть и восхищение. В 93 можно выглядеть как угодно, сравнивать практически не с кем. Тем не менее Анель Алексеевна действительно "хорошо сохранилась" и выглядит "моложе своих лет". Но самое главное: с ней очень приятно беседовать. Никакого старческого занудства, никаких "маразмов".
- Сколько вам было, когда вы начали сниматься?
- Мне только исполнилось 19 лет. Я окончила школу и пошла в студию Завадского. У меня была дружба с Моисеем Никифоровичем Алейниковым. И я часто гостила в его доме. И моя дружба с Межрабпомом была именно за столом в доме Алейникова. Там рядом жил Протазанов. Часто бывали родственники Алейникова - Райзманы...
- Юлий Райзман к ним отношение имеет?
- Жена Алейникова была, по-моему, сестрой матери Юлия Райзмана... В общем, какая-то очень близкая родственная связь. Папа Райзман был портной, очень богатый человек. Я и у Райзманов часто бывала в доме, с Лелей, сестрой Юлия, мы были большие приятельницы. Она только что вернулась из Парижа, где училась делать шляпки. Это было очень модно и очень дор
ого стоило. Леля этим зарабатывала. Вот все шляпки, в которых я снималась, - работы Лели Райзман. И когда Алейникова посадили, мы с Лелей ходили за угол Большой Лубянки...
- И не побоялись?
- Мы об этом не думали. Просто хотели, чтобы он нас увидел, хотели выразить поддержку... Хотя после пожара на Межрабпоме мне уже ничего страшно не было...
- Вы видели этот пожар?
- Я не только видела, я "участвовала" в этом пожаре! Пылало колоссальное пламя на Масловке. Я помню, Гурович, он был то ли администратор фабрики, то ли что-то еще, кричал: "Стойте на месте! Никого не выпускайте!.." Пожар начался во время съемки. Мы ринулись наверх - павильон был внизу. Гурович считал, что мы должны там и остаться, что пожар прекратится. А пожар не сумели
рекратить, и когда мы выбежали из горящего здания, перебежали Масловку на противоположную сторону, то окна в здании напротив были раскаленные. Такой силы пожар! Мои вещи все сгорели. Меня посадили в межрабпомовскую машину и привезли на Остоженку, там до сих пор живет моя сестра. Я приехала в красном сарафане, в красных сапожках и в кокошнике. А Межрабпом потом мне выплачивал деньги, чтобы я купила себе новое пальто.
- И много вам заплатили, если не секрет?
- Ну, мне казалось, что это колоссальные деньги. Я получала за одну роль больше, чем зарабатывала моя мать. Моя мама - первая женщина, окончившая Тимирязевскую академию. Тогда женщин не допускали в высшие учебные заведения и, для того чтобы женщина стала агрономом, требовалось разрешение пр
дводителя дворянства...
- А отец ваш чем занимался?
- Отец мой тоже в это время учился - на медицинском факультете в Москве. Они познакомились, будучи студентами. Отец - очень известный московский хирург.
- У вас еще две сестры?
- Сестра Елена... В это время отец от нас ушел и женился на дочке профессора Грейлиха. Но мы с Еленой, хоть только и сводные сестры, очень дружим. А Софья, родная сестра, окончила Плехановский институт, экономист, очень умная женщина, красивая. Она живет на Остоженке в той самой квартире, куда мы приехали после революции в Москву с матерью. В нашем подъезде жил Ильинский... И первые мои впечатления уже взрослой жизни, что какой-то актер театра Мейерхольда спускался со своего этажа по перилам лестницы, минуя с
упеньки.
- Он уже был женат к тому времени?
- Ну дайте мне досказать!.. Ну какое у меня, у артистки, могло быть представление, женат он или нет? Я знаю, что сумасшедший актер, молодой, спускается по перилам нашей лестницы! Он был настолько увлечен вот этой... биомеханикой, гимнастикой, трюками... Это было безумное увлечение тех лет на сцене Мейерхольда. И то, что Ильинский это проделывал, несомненно, не от глупости и риска. Он тренировал себя таким образом для работы на сцене и в кино... Поэтому как мне вам отвечать, женат он был или не женат...
- Вы на киностудии познакомились?
- Конечно.
- Он вас запомнил, знал, что вы его соседка по дому?
- Он мне ни разу об этом не напомнил, а я стеснялась. Я только что окончила школу. А
он был очень известный актер.
- А как он к вам относился в период съемок?
- Ильинский был совсем не общительным человеком, погруженным в поиски своих трюков. Как он лезет куда-то, к потолку, например. Его не интересовали партнеры. У меня с ним не было никакого духовного общения. Я общалась с интеллигентными людьми. У меня была большая дружба с Оцепом, безумно интересные отношения с Пудовкиным... А Ильинский не был интеллигентным человеком в моем понимании, он был актер... Весь.
- Анель Алексеевна, а что вы называете "безумно интересными отношениями" с Пудовкиным?
- С Пудовкиным у меня был "эпистолярный роман". Я снималась у него в эпизоде в картине "Потомок Чингисхана". Обстоятельства сложились так, что вся группа выехала на съемк
в Монголию, а я, не будучи занятой там, осталась в Москве. Вскоре я получила первое письмо от Пудовкина. Переписка как бы явилась продолжением начатых во время съемок творческих диалогов. Хотя в применении к Пудовкину может быть более уместно слово "монолог". Он любил всегда, везде и во всем оставаться в центре внимания. Он был прекрасный рассказчик, очень интересный человек. У нас с ним были свои традиционные шутки. По весне он всегда звонил и спрашивал: "Не пора ли ехать покупать удочки и выбирать кабриолет?" И мы ехали за город на прогулку.
- И чем закончился ваш роман с Пудовкиным?
- Ну, не было у нас постели! И что в этом плохого? У нас были совсем другие отношения, хотя была и бешеная влюбленность... А я как раз переживала период глубо
ого разочарования в актерской работе. Первая звуковая моя картина "Изменник Родины" была "положена на полку". Да и роли в фильмах получала только "отрицательные", примитивно решенные в сценариях. Я обязательно изображала "бывших" помещичьих дочек или "бывших" барынь, унижающих своих горничных. Появление сына в 1933 году ускорило мое решение окончательно порвать с кинематографией, что я и сделала, не явившись больше на кинофабрику.
- Ваш муж, Асаф Мессерер, был "звездой" Большого балета. А трудно было жить с мужем-танцовщиком?
- Трудно жить с человеком, которого не любишь, мы же с Асафом друг друга любили и понимали. Асаф дома был человеком молчаливым и очень сосредоточенным. Тогдашняя норма его - 28 спектаклей в месяц! С утра - танцкласс, потом
до трех репетиции, потом забегал домой отдохнуть - и снова в театр или на концерт. И потом - длительные гастроли... Мы не успевали друг другу надоесть.
- Итак, вы оборвали карьеру актрисы на взлете...
- Порвав с кино, я начала осваивать новую профессию, которая впоследствии принесла мне радость и удовлетворение, и признание моих трудов, - театрального художника. В мою жизнь неожиданно вмешалась Елена Малиновская, в то время директор Большого театра. Я с маленьким Борей проводила целые месяцы в Поленове, где был дом отдыха Большого театра, принимала активное участие в оформлении традиционных поленовских праздников, изобретала костюмы "из ничего"... Елена Константиновна привела меня в модельный цех мастерских театра. Я даже одно время работала
в первом в нашей стране Доме моделей. Костюм - это моя стихия.
- Анель Алексеевна, вы были, по-моему, главным художником по костюмам советского цирка?
- Было такое. Где-то в середине 50-х. В цирке костюм должен быть ярким, блестящим, удобным и в то же время создавать образ номера. Для Ирины Бугримовой старалась не брать красный цвет: ее львы "предпочитали" зеленые и голубые тона. Костюм подчеркивал ее хрупкость, женственность... Для Олега Попова придумала "клетку"... Работала с Волжанскими, Тугановыми. Для программы "Цирк на льду" делала не только костюмы, но и общее оформление.
- А сын пошел по вашим стопам?
- Мой сын - Борис Асафович Мессерер - известный театральный художник. Он, конечно, давно уже перерос меня. В смысле как художник.
Он учился у Фонвизина, Тышлера, Гончарова... Причем все они, в том числе и сам Боря, в разные годы писали мои портреты. Кто-то из знакомых сказал как-то, что Борины работы напоминают мой стиль. Мне так не кажется, хотя Боря однажды написал в письме: "Я на все смотрю твоими глазами".
- Как сложились отношения с Бориной семьей?
- Прекрасно. Я обожаю свою невестку. Беллочка дарит мне свои книжки, каждую надписывает. Вот одна из последних: "Дорогая, любимая Анель Алексеевна! Вот Вам еще один привет моей души. Здесь и "Путник" Ваш (88 стр.), и сама я, плутающий, но не плутующий путник Ваш! Белла Ахмадулина".
- Неужели вы так больше и не снимались в кино?
- У Швейцера в "Маленьких трагедиях" и у Климова в "Агонии". Роли, конечно, небольшие