В английских кинотеатрах нечасто увидишь российское кино – как правило, это происходит в рамках кинофестивалей. Так и в Лондон фильм Андрея Хржановского «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину» попал благодаря организаторам Лондонского кинофестиваля 2009 года. Широко не известный английскому зрителю и критикам, фильм не оставил равнодушным никого.
Это сентиментальное повествование о жизни поэта-диссидента Иосифа Бродского понравилось и молодежи, и зрелым ценителям. В нем без особого подобострастия, но зато с большой теплотой режиссер А. Хржановский и сценарист Ю. Арабов представляют свое видение жизни поэта от детства в советском Ленинграде до эмиграции. «Полторы комнаты» – лента экспериментальная по форме. В ней сплелись и документальное, и художественное, и даже анимационное кино – получился лирический видеоарт. При работе над фильмом были использованы не только записи, но и рисунки Бродского – такая деятельность режиссера вызвала многолетние трения с Фондом Бродского, который упирал на тот факт, что сам Бродский в своем завещании указал, чтобы о его жизни не писали биографий. С фильмом в фонде тоже не хотели соглашаться.
А 7 мая благодаря компании Yume Pictures, которая приобрела права на прокат в Великобритании, картину можно увидеть в кинотеатрах Curzon Mayfair, Everyman Hampstead, Cine Lumiere Kensington и The Ritzy Brixton.
Как ваша лента попала на кинофестиваль в Лондоне?
-Да просто пришло приглашение. Я думаю, что члены отборочного комитета увидели ее во время мировой премьеры на фестивале в Роттердаме. Я, признаюсь, приглашению был рад. Знаете, фестиваль фестивалю рознь. У лондонского очень высокая репутация мероприятия в первую очередь некоммерческого, с хорошим художественным вкусом, которое уж если и не ставит во главу угла интересы арт-хаусного кино, то, во всяком случае, их не исключает и принимает близко к сердцу.
А что вы подразумеваете под понятием арт-хауса?
-Я думаю, что хороший режиссер снимает любое кино как арт-хаусное, он по-другому не может. Мы с вами сидим в хорошем ресторане, а ведь есть и «Макдональдс» – я ничего против не имею, но сам туда есть не пойду. По моему мнению, девяносто процентов мирового кино – это фастфуд от кинематографа. И я к этому отношусь с пониманием – как к неизбежности, ведь нужен такой сектор обслуживания населения, как говорили в советское время. Но лично я к этому никакого отношения не имею.
Так от фастфуда уже в раннем возрасте сердце может отказать – не обидно вам, что большинство такой гадостью питается?
-А что обижаться – каждому свое. Это данность современного мира, вызванная целым рядом обстоятельств, страстями, состоянием мировых мозгов, которые предпочитают не утруждать себя работой, а схватывать готовые лозунги из рекламы. Такая духовная диета – это неизбежное побочное явление жизни в обществе потребления.
Каждый режиссер так или иначе рассказывает свою собственную историю, пускай и через образы героев. Какую историю вы рассказали через «Полторы комнаты»?
-Верно, я всегда рассказываю какую-то личную историю, потому что для меня создание фильма – процесс очень органичный. Фильм – прямое порождение моей душевной деятельности. В этом случае важен выбор героя. Творчество Бродского и его история привлекли тем, что он замечательно точно, тонко, довольно полно и в уникальной образной форме выразил наше время. То время, которое для меня и для него совпало своими
границами, поскольку мы практически ровесники и прошли через одни и те же ситуации, понятия, страсти, переживания, социальные повороты. Так что картина эта является для меня прежде всего чем-то личным, не воспринимайте ее как биографию Бродского.
Вы делали картины с использованием произведений Лермонтова, Пушкина, теперь вот Бродский. Откуда такой интерес к поэтам?
-Я сорок лет занимаюсь тем, что можно назвать поэтическим кинематографом. И дело не в том, что в основе картины должно лежать определенное поэтическое произведение. Эти люди близки мне по складу мышления –
те образы, которые они создают, легко переводятся на кинематографический язык, которым говорю я. Например, Тарковский, которого так справедливо почитают во всем мире, тоже считал, что лучшие режиссеры в мире принадлежат именно к жанру поэтического кино. Это и Довженко, и Феллини, и Бергман.
Эта работа участвовала в программе Фестиваля имени Тарковского и даже была удостоена Гран-при. Это для вас что-то значит?
-Да, для меня это приятно и почетно. Фестиваль проходил в российской глубинке, в городе Иваново, на родине Тарковского. Имя этого великого режиссера в названии фестиваля – не пустая формальность. Фестиваль был международный, с серьезными работами. И я рад, что наша работа была так высоко оценена.
А замахиваться на произведения великих не страшно? Ведь найдутся буквоеды и критики, которые разнесут плоды вашего труда в пух и прах!
-Это опять-таки неизбежность. Знаете поговорку: волков бояться – в лес не ходить. Чем бы художник ни занимался, он всегда даст повод для критики. Другое дело – для справедливой критики или нет. Умных критиков так же мало, как и качественых фильмов и талантливых режиссеров. А в большинстве своем они, к сожалению, обслуживают киношный фастфуд.
Что, даже рецензии на свои работы из принципа не читаете?
-Бывает иногда, но чаще жена заглядывает в Интернет и иногда вслух зачитывает.
Как сложился визуальный образ картины? Ведь в ней использованы и анимация, и документальное, и игровое кино. Зачем вам такие сложности?
-Как зачем? Вот зачем у вас давление 120 на 70, а не 90 на 60, как у Наполеона? Для меня это естественная образная система, более того – я осознаю, что эта система уникальна. Я ведь заканчивал ВГИК как режиссер игрового кино, работал в анимации и очень тщательно ее изучил. Это грандиозное искусство со множеством нераскрытых возможностей. А то, что сейчас происходит в этом жанре, опять же похоже на фастфуд. А в то же время существует огромное количество тончайших мастеров и удивительных произведений, которых мир не видел и которые прокат не берет в оборот, даже на уровне телевидения.
Вы начали снимать картину в 2001 году. Почему работа заняла так много времени?
-Основательность – неплохое качество для человека, даже для творческого, особенно если он занимается тем, что его вдохновляет и движет всей его жизнью. А сроки затянулись не только из-за объема работы, но и в связи с перебоями в финансировании. Картина обошлась государственному бюджету в сумму ничтожную, можно сказать, но и эти деньги получить было непросто, полного финансирования нам не дали, а потому приходилось выжидать поступления каждой части отдельно. Хорошо, что вообще получили. Государство дает деньги на кино со скрипом. Конечно, смотря кому – Михалкову, например, легче, кому-то посложнее, а для кого-то и вовсе нереально.
А с кем сложнее было иметь дело – с Госкино в советское время или с чиновниками в наши дни?
-Госкино – это организация чисто служебная, это те сферы, в которые я не имею доступа. Там идет своя жизнь по своим законам, она напрямую связана с тем самым кинофастфудом. Вы как кинозритель и потребитель делайте выводы сами насчет степени современного маразма. Я стараюсь не смотреть ленты, которые выходят на российский экран.
У этой ленты есть прокатная судьба в России или она интересна только посетителям кинофестивалей?
-Картина шла в престижном московском кинотеатре «Пять звезд» на Новокузнецкой полгода. Кинотеатр небольшой, но я считаю, что для нынешнего времени полгода – срок просто рекордный. Она шла в Петербурге несколько месяцев, сейчас вот появилась в Лондоне, а что дальше будет, не знаю. Трудно сказать, кому она может быть интересна, – здесь бывают неожиданности. Я до сих пор помню теплый прием на фестивалях в Роттердаме и в Нью-Йорке. Это было неожиданно и приятно.
Как вы сами думаете, появление этой ленты связано с ностальгией?
-Мне сложно утверждать на все сто процентов, но, наверное, какой-то элемент ностальгии содержится во всем, что сопряжено с прошлым. Какое бы оно ни было, оно все равно наше, мы в нем жили и храним, кроме прочих, много хороших воспоминаний. Как говорится, спасибо тем, кто нам мешал. Я прошлому благодарен за то, что оно состоялось и сделало меня таким, какой я есть сейчас.