21 февраля в прокат выходит отечественный психологический триллер «Сомнамбула». Мы поговорили с главным героем фильма, звездой сериала «Барвиха» Андреем Дементьевым о темной сущности, кошмарах, татуировках и паркуре.
Каково это - молодому актеру из популярного многосерийного сериала резко переместится в... практически, инди-фильм?
Я себя никогда не считал популярным актером. «Барвиха» - это был большой толчок в карьере, все закрутилось, и я попал в кино. Перед «Сомнамбулой» прошло очень много времени, когда я сидел без работы, без каких-то вменяемых проектов. Про все проекты, что присылали читать в виде сценарием я думал: «Боже мой, неужели это правда, неужели людям действительно дают читать такое». Иногда снимался в рекламе, в клипах, для друзей, для души работал, а потом, в день рождения, 31 мая с утра, мне звонит агент и говорит: «Тебя утвердили на роль в фильме, полный метр, через месяц съемки в Екатеринбурге». Я думал, она звонит меня поздравить, а она даже не вспомнила, что у меня день рождения.
Я прочитал сценарий, и сразу понял, что будет какая-то мистическая история, что-то интересное, такого не было еще, это "неформат", мне очень понравилось, что и отношения с другом были прописаны, и любовная история, и мистика, было все, что нужно. Но до того момента, пока я не приехал в Екатеринбург, не поговорил с режиссером, я не все понимал сути. Ведь пока читаешь, выстраивается что-то одно, а на деле выходит другое. Я тоже вырос без родителей, в силу определенных обстоятельств, папа погиб, когда мне было шесть, мама – когда 14. Я понимаю, что такое расти одному и самому вставать на ноги.
У тебя очень многослойный персонаж, много ли ты в него добавлял от себя?
Приходилось много трудиться, второй план держать, но даже по ходу съемок мы очень много переделывали, переписывали сценарий, понимая, что что-то не идет, что-то не так, либо мы технически не можем это снять. И фильм снимался тяжело: приборы у нас были такие старые, что видели, наверное, всех наших мэтров, нам нужно было покупать разные детали, крепления для камеры сами собирали, то есть были такие ВГИКовские методы – маленький бюджет и куча амбиций. Этот проект как наш маленький ребеночек, о котором мы переживали все время, и у нас что-то не получалось. В общем, такой был процесс.
Что для тебя это за состояние – сомнамбулизм?
В школе у меня был краткий курс психологии, и я всегда это представлял как лунатизм, но только в более глубокой стадии. По сути это так и есть. Но в нашем фильме сомнамбулизм на грани паранормальной активности, и я для себя считаю, что это такая глубокая стадия сна, когда то, что ты видишь во сне может влиять на твой внутренний мир, на поступки и действия, и ты не можешь отличить сон это или реальная жизнь.
У самого было что-то подобное? Актер ведь, когда глубоко погружается в роль, превращается в своего героя.
Был один момент, я не знаю, с чем это связано, я не могу назвать себя человеком суеверным или религиозным, я агностик, хотя верю в космическую энергию. Мы снимали уже практически две недели, немножко подустали, и в один такой жесткий день режиссер остается ночевать в квартире, где мы жили с оператором. Леша (режиссер Алексей Смирнов прим.ред) рассказывает, как у него случаются видения, потом он ложится на диван и сразу засыпает, а я лежу и ворочаюсь, и вдруг чувствую, как меня кто-то обнял и потянул вниз. И это было такое реальное физическое ощущение, а всю кровищу и сцены в интернате мы уже как раз отсняли, и я видимо себя накрутил, но само ощущение было настолько реальное, что я с криком вскочил и закричал: «Леша, что за прикол, вы что, надо мной издеваетесь?!» А он спит и даже не шелохнется, а утром говорит: «Наверное, это «мои», которые со мной постоянно ходят, решили до тебя докопаться». Я говорю: «Все, больше ты у нас не ночуешь.» Я вообще чувствительный, когда смотрю триллеры или фильмы ужасов то потом снятся кошмарчики, вскакиваю, вскрикиваю, разговариваю во сне сам с собой.
В фильме довольно много акцентов на твоей татуировке, можешь пару слов рассказать, что там такое у тебя?
Здесь написано «Move Аlong», я сделал ее после первой «Барвихи», мне было 20 или 21 год, тогда многое в жизни поменялось, и время, и ценности, и с девочкой расстался, все в куче. Мне всегда нравились татуировки, я не считаю это чем-то таким, у моей мамы была татуировка, я еще хочу несколько, но в пределах разумного, чтобы сниматься можно было. Это значит двигайся дальше, несмотря ни на что. В тот период мне надо было двигаться дальше, а еще я в то время занимался паркуром, хотя начал от этого отходить, потому что много времени, сил, энергии и желания начал отдавать актерской карьере. Определенного пика я там достиг и понял, что дальше развиваться здесь я уже не могу, да и не хотелось. Хотелось больше переключиться на работу головой.
Скажи, а вот фильмы про паркур: «13-ый район», «Ямакаси» и другие –там все по-настоящему?
Когда вышел «Ямакаси», мы с французами общались, как оценивать поступки героев, которые с одной стороны помогают бедным, но с другой – совершают воровство. Там как раз идея в том, что при помощи паркура вы можете залезть в любой дом. Это вызвало резонанс среди ребят, которые занимаются паркуром, потому что паркур – это еще и определенная философия о том, что если есть препятствие, то ты можешь преодолеть. И то, что нужно творить добро, помогать людям, а не воровать, как в фильме. «13-ый район» был абсолютно коммерческим проектом, но на фильме все помешались сразу. Хотя я позже его посмотрел, меня на скалодром привел брат, я там познакомился с ребятами, которые только-только начинали продвигать в России паркур, у нас сформировалась команда, и – понеслась. Но, кого не спроси, фильм культовый, а на плохую подоплеку все закрывают глаза.
Для «Сомнамбулы» твои навыки пригодились?
Да, Леша, когда узнал, что я занимался, просил, чт
обы я походил по перилам, попрыгал, чтобы какая-то была динамика в кадре, например, в сцене где мы с Настей гуляем, а я потом ей цветок дарю. Вообще, я себе фильм представлял по-другому, изначально он вообще был поделен на две части, первая половина – история с мальчиком, а потом уже моя история. Но на первом монтаже поняли, что получается непонятно и куце, и мы решили историю разбивать и делить, что-то вывели за кадр.
А что можешь сказать о любовной линии с Марией Ясной?
К сожалению, у нас в фильме любовная линия не очень получилась, некоторые сцены пришлось вырезать, мы сначала снимали и не думали, что будем резать столько. Это был один из путей показать, что отношения между людьми могут рухнуть в один момент, когда ты просто не увидел, что человеку плохо. Но, к сожалению, не дотянули мы, и вот эта сущность моя, которая ее убивает, я ее и сам не до конца понимаю, потому что в сценарии было одно, на съемках другое, сейчас третье на монтаже.
Давай попробуем разобраться, а что это за темная сущность такая?
Суть в том, что есть некая субстанция в мире, которую мы не видим, как сумрак в «Ночном дозоре», но именно там и происходят все главные события нашей жизни. И фильм про то, что злобу внутри нас можно победить, несмотря ни на что. У режиссера есть желание снимать вторую часть, непосредственно в Америке, с американским продакшеном, с бюджетом. Зло всегда в нас есть, как первородный грех, никуда он него не деться, но надо все-таки по-хорошему жить, мы убиваем людей, не физически, а морально, даже тем, что просто их не замечаем.
В фильме есть один важный символ - «золото», что оно обозначает и откуда оно берется?
Мой герой ходит во сне, путешествует, бегает. А золото он сам воровал по ночам, в шахтах, его темная сущность его туда приводила. Эта сущность направляла моего героя. Я знал, что у меня есть это золото. У меня там что-то вроде истерики в фильме, потому что я знал, что у меня это золото. Но я этого не показывал, потому что ждал от людей их реакции.
Какие у тебя планы на ближайшее будущее, какие-то новые проекты?
Карьера опять пошла вверх, есть перспективы, появилось понимание того, что хочется делать. В принципе, проектов у меня немного за все это время, но все они оставили след, в чем-то они достойные: визуально, актерски, где-то я чуть-чуть вырос. Я к себе всегда очень критичен, но смотрел и видел, где нормально, а что нужно по-другому делать. Сейчас есть одна завязка, не хочу всех карт пока раскрывать, пока мы не поставили свои автографы. Это сезон в 16 серий, режиссер Руслан Бальтцер, он же сценарист, написал сценарий прошлым летом под меня, а вторую главную роль будет играть Матвей Зубалевич, который в прошлом проекте («Дерзкие дни») играл моего друга, с которым у меня драка была. По сюжету там что-то между «Голодными играми» и «Бегущим человеком». Недалекое будущее, интернат, в котором детей готовят к игре, где они бьются не на жизнь, а на смерть – такой подпольный клуб для богатых дяденек, которые делают ставки. Мы уже сняли пилот, канал вроде все утвердил. Будет постоянный экшен, драки. Посмотрим, что получится, вроде бы очень нестандартный сценарий, много действия, персонажей, каскадеры будут из Европы, с которыми мы на «Дерзких днях» работали. Тем более Бальтцер меня берет сейчас под крылышко как подмастерье, и я буду там режиссером второй группы. В дальнейшем у меня есть планы на режиссуру поступать.
А куда, в России или где-то на Западе?
Вообще, в Чехию хочу. Я общался с одной девочкой, которая там училась, она очень советовала, плюс по деньгам, это дешевле раза в полтора-два по сравнению с США. И все-таки поближе, если что, два часа – и ты в Москве. Хочу летом туда съездить, поговорить с преподавателями напрямую. Ну, и с Лешкой, я по сути его ассистент в компании, выполняю некоторую продюсерскую работу. Когда я попал на площадку «Детские дни», меня привлекло, что я не только актер на проекте, а у меня – весь этот мир. И нужно понять, как устроен этот мир, везде поработать. А многие вообще не понимают, что это такое – кино. Сидят и думают: «Я закончил ВГИК», и все. Я тоже начинал с разными режиссерами, у меня же нет образования никакого. Каскадером шесть лет отпахал, ну, в школе частной, где я учился, было актерское мастерство, но оно было так, поверхностно. Какие-то сценки, этюдики. Поначалу же думал, что не буду актером, буду всю жизнь прыгать.
Почему все-таки закончил с паркуром, - возраст, проблемы со здоровьем?
Да нет, и в 40 лет можно прыгать и бегать, как тот же Райн Гигз из «Манчестера», но у меня после «Дерзких дней» немножко колено забарахлило, потому что были гематомы, нагрузки были сильные на площадке, были травмы, с которыми мне пришлось все делать самому, потом восстанавливался долго, а когда опять пошли нагрузки, просто сорвал себе колени. Шесть лет постоянных прыжков, конечно, сказались. На погоду чуть-чуть реагирую. Но, кстати, от паркура ни одного перелома, ни одной травмы. А по жизни и руку и ногу ломал, просто на ровном месте.
Если не сам фильм, то клип «Мачете» точно увидят миллионы. Как твое ощущение от того, что ты станешь секс-символ уже не для 13-летних, как было на «Барвихе», а для девочек по-старше?
Я люблю работать, люблю быть в кадре, когда мне дают работу, я готов по 24 часа на площадке снимать, а все остальные подводные камни профессии – то, что приходится ездить куда-то, светить лицом, быть на виду, быть медийным – это не совсем про меня. Я люблю себя в андеграунде считать. Я люблю сидеть тихо-спокойно дома, с друзьями, сниматься, работать, но никуда не вылезать, не светиться, на премьеры, конечно, приходится, но вообще светские мероприятия я не люблю