Андрей Бабель

ИСААК БАБЕЛЬ – ОТ ОДЕССЫ ДО ВАШИНГТОНА

В марте 1940 года в подвалах Лубянки был расстрелян писатель Исаак Бабель. Незадолго до революции близорукий еврейский юноша из Одессы, нелегально прибыв в столицу, принес свои рассказы Максиму Горькому. Тот выписал лекарство, когда-то им запатентованное, – «идти в люди». Бабель пошел: колеся по обезумевшей стране, он становится бойцом Первой Конной, его дневник – основой будущей «Конармии», а ее командарм Буденный – первым гонителем писателя.

Опубликованная в 1926 году, «Конармия» принесла Бабелю славу и на родине, и за рубежом – была немедленно переведена на испанский, французский, немецкий. Ее с восторгом читали Барбюс и Роллан, Фейхтвангер и Томас Манн. Будущий же маршал Буденный выступил с публичным доносом, требуя «защитить от безответственной клеветы тех, кого дегенерат от литературы Бабель оплевывает художественной слюной классовой ненависти». В конце 30-х Бабель был арестован по обвинению в терроризме и шпионаже.

Говорят, Бабель страстно любил театр, писал пьесы, играл в любительских спектаклях. Эта любовь к театру передалась его внуку Андрею Бабелю. Он возглавляет Театр-студию имени Станиславского, которая расположилась в центре Вашингтона, на старой Церковной улице. В 1998 году, когда студия образовалась, один местный телеведущий сказал: «Нам очень повезло, что люди, создавшие этот театр, эмигрировав, не отправились прямым ходом в Нью-Йорк». Неоднократно Театр-студия имени Станиславского выдвигался на престижную театральную премию имени Хелен Хейз и не раз получал ее.

Наш корреспондент встретился с Андреем Бабелем.

– Андрей, расскажите о вашей семье. Я знаю только, что, когда Исаак Бабель был арестован, у него осталась молодая жена и маленький ребенок.

– Да, молодой женой была моя бабушка – Антонина Николаевна Пирожкова, а маленьким ребенком – моя мама, которой тогда было два года. Бабушка не типичная жена писателя, она всегда старалась быть самостоятельной. Работая главным конструктором Метростроя, она проектировала такие станции, как «Павелецкая», «Киевская», «Маяковская». Преподавала в МИИТе и является автором единственного в России учебника по строительству метрополитена. Выйдя на пенсию, она занялась изданием книг Бабеля. Это было невероятно трудно. Собирала материалы, дневники, написала воспоминания, которые сейчас вышли на многих языках.

– Когда она их писала?

– В семидесятых, но постоянно дополняла, и не так давно в Нью-Йорке прошла презентация первого полного издания на русском языке. Его подготовило американское издательство «Слово-Word», в России же книга пока не выходила.

– Архивы КГБ были открыты – пробовали ли вы найти те 24 папки с рукописями Бабеля, которые пропали при обыске?

– Бабушка пыталась делать это многие десятилетия после реабилитации Бабеля. Писала в КГБ, и в середине 80-х к ней даже пришли оттуда с визитом – выразить соболезнования. Делались эти попытки и из США: известный американский книголюб Тоби Хольцман связывался с русскими властями по поводу исчезнувших бумаг. Но на все официальные запросы ответ был один: в архивах КГБ документов нет. Поскольку повсюду нужны личные связи, заявка вдовы или родственников мало что значит. Я думаю, что в архиве КГБ папок действительно нет, возможно, они были кем-то запрошены. Был ли это сам Сталин или кто-то еще? В России существует также Президентский архив, и он до конца не изучен. Бумаги могли быть и сожжены, хотя официальных данных об этом нет.

– Кто ваша мама?

– Мама по образованию архитектор, работала дизайнером промышленных интерьеров. Сейчас на пенсии. Живем все вместе с моей женой и сыном в пригороде Вашингтона.

– Кто из вас первый эмигрировал?

– Первым был я. Приехал в начале 90-х по культурному обмену. В Москве у нас с Давидом Шнейдеровым был Театр камерных форм. Время тогда было сложное, интерес к театру пропал – к счастью, это долго не продлилось. В Америке же мне постоянно предлагали ставить, преподавать, играть.

– Кто вам помог с театром деньгами?

- Джеймс Пикок – он председатель нашего совета директоров. Помогают гранты от фондов. Частные лица. Бизнес-компании. Билет в театр стоит 30 долларов, это приносит дополнительный доход.

– Почему театр носит имя Станиславского?

– Потому что собралась группа людей, которая занималась по системе Станиславского. Его имя объединяет театральные культуры разных стран. Мы хотели этим подчеркнуть не то, что мы национально русский театр, а то, что традиция, из которой мы исходим, международная и, конечно же, соединяет русскую и американскую театральные культуры.

– Кто адаптирует для вас тексты?

– Мой бывший коллега по Американскому католическому университету – я там преподавал актерское мастерство – Роланд Рид при моем участии. Наш театр синтетический; слово соединяется с движением, пантомимой, вокалом, балетом. Поэтому готовые пьесы и инсценировки нам не годятся.

– Театр находится в очень престижном районе – аренда помещения дорогая?

– Очень. Но место красивое, удобное, близко от метро. Зритель знает к нам дорогу. Вообще второго такого театра в Вашингтоне просто нет. Зал небольшой – на 120 мест, уютный, сцена сливается со зрительным залом, возникает чувство общения актеров со зрителями.

– В антракте я слышала только английскую речь. Кто ваш зритель?

– Мы никогда не рассчитывали на русскоязычную публику. Вашингтон – интернациональный город. Но кто бы к нам ни пришел – он поймет спектакль, помогут пластика, движение, выразительность интонации. Русского зрителя мы очень любим, но если бы мы рассчитывали только на него, долго бы не продержались.

– У актеров прекрасный вокал.

- Да, американцы вообще сильны по этой части. В детстве многие проходят через церковные хоры; очень развит жанр мюзикла.

– Ваши актеры вынуждены подрабатывать или вы платите достаточно, чтобы они могли не работать барменами и официантами?

– Ядро театра – шесть членов труппы и студийцев – работают только здесь. И мы этим гордимся. Кроме них, есть приглашенные, те, конечно, подрабатывают.

– Кто актеры театра по национальности?

- Актеры американцы, но самого разного происхождения; есть среди них русские, грузины, словаки, испанцы, итальянцы, японцы.

- Сколько спектаклей вы выпускаете за сезон?

– Четыре основные постановки идут на большой сцене, кроме того, лучшие спектакли возобновляем – «Идиот», «Фауст», «Дон-Кихот». Обычно еще есть один детский спектакль, не так давно это была «Каштанка». Сейчас обдумываем постановку «Маленького принца» и «Алисы в Стране чудес». Но, к сожалению, с экономикой и политикой ничего хорошего пока не происходит, а это сказывается и на положении театра: за последнее время состав наш сузился, да и спонсоры нам легче откажут, чем, например, Центру Кеннеди, ведь спонсорство идет из фондов, которые зависят от биржи.

– Как вы подбираете репертуар?

– Основа нашего репертуара – мировая классика. Ее в Вашингтоне не шибко ставят. Здесь можно посмотреть не «Дон-Кихота», а мюзикл «Человек из Ламанчи». А Пушкина, Достоевского, Гоголя уж точно не увидишь больше нигде.

– Кто делает музыкальное оформление?

– Обычно я.

– Как актер вы много заняты?

– Я играл Моцарта в «Маленьких трагедиях», Санчо Панса в «Дон-Кихоте», Рогожина в «Идиоте», Тригорина в «Чайке», сейчас играю в моноспектакле по рассказам Бабеля «Как это делалось в Одессе». Премьера прошла в прошлом году, когда Бабелю исполнилось бы 110 лет. К его творчеству я обратился впервые – мне все казалось, что время не пришло. Хотя прозу Бабеля всегда считал предназначенной для сцены и давно интересовался театром одного актера: с детства помню исполнение его рассказов Дмитрием Журавлевым, подростком видел «Гоголя и Бабеля» Сергея Юрского. Кстати, еще при жизни деда его рассказы со сцены читал Леонид Утесов. Театр Бабель, несомненно, любил. Уже в зрелые годы им написаны пьесы «Мария» и «Закат», есть рассказ на театральную тему. Вообще его произведения очень сценичны и кинематографичны – об этом не раз говорил Сергей Эйзенштейн.