Узнав о суде Конвента над королём, начавшемся в декабре 1792 года, Шенье помещает в журнале "Французский Меркурий" цикл статей, в которых доказывает, что статус Конвента и Конституция не позволяют судить короля, позволяют лишь отрешить его от власти. Эти статьи – смертный приговор самому себе.
"Когда великая нация, состарившись в заблуждениях и праздности, устаёт от долгого летаргического сна и посредством справедливого и законного восстания обретает свои права, а также разрушает порядок, который лишал её этих прав, то она не может сразу же утвердиться и прийти в спокойное состояние при Новом порядке, который должен следовать за Старым".
Так, спокойно и велеречиво, в академическом стиле, свойственном публицистике раннего этапа Великой французской революции, формулировал свои мысли Андре Шенье – поэт, мыслитель и жертва той самой свободы, за которую он ратовал пером и делом.
Родившийся в Константинополе сын богатого французского коммерсанта к началу революции уже не мальчик, но муж – ему 27 лет. Для той эпохи – возраст зрелости и великих свершений.
Четверо братьев Шенье избирают в чём-то схожие карьеры. Константин и Мари-Жозеф – литераторы, Андре – поэт и журналист, Совер – офицер. Вставшая на дыбы и припустившая галопом жизнь страны после 1789 года то разводит их, то сводит вместе. Спокойствию, научным занятиям, неспешному быту сыновей обеспеченного семейства приходит конец.
Подъялась вновь усталая секира
И жертву новую зовёт.
Певец готов; задумчивая лира
В последний раз ему поёт.
Заутро казнь, привычный пир народу;
Но лира юного певца
О чём поёт? Поёт она свободу:
Не изменилась до конца.
Эти строки Пушкина навсегда утвердили в нашем сознании представление об Андре Шенье, как о романтической фигуре, поэте, павшем жертвой революционных эксцессов. Правда, "юному певцу" в год гибели уже 32 года, и лира его в гораздо большей степени публицистическая, чем поэтическая.
С 1790 года, когда триумфальные восторги по поводу национального единения выветриваются и революция входит в крутое пике социальных разногласий, приближаясь к гражданской войне, Шенье неустанно выступает в многочисленных тогдашних газетах и листках с позиций либеральных. Он не очень доверяет "Его Величеству Народу", опасается, что тирания масс и вождей-демагогов будет пострашнее тирании Бурбонов, настаивает на революционном лидерстве третьего сословия. Он ядовито напоминает: в разрушенной Бастилии обнаружили пятерых узников, трое их которых были вполне довольны своей жизнью и на свободу не хотели, один был умалишённый, и лишь один обрадовался свободе, но его уронила и случайно растоптала толпа освободителей, когда несла на руках по улице...
Уже с июля 1792 года имя Шенье – в проскрипционных списках "врагов и подозрительных". С установлением якобинской Республики в конце сентября 1792 года он вынужден скрываться.
Узнав о суде Конвента над королём, начавшемся в декабре 1792 года, Шенье помещает в журнале "Французский Меркурий" цикл статей, в которых доказывает, что статус Конвента и Конституция не позволяют судить короля, позволяют лишь отрешить его от власти. Эти статьи – смертный приговор самому себе.
Шенье мог бы отсидеться в Версале, где у него были друзья и покровители. Тем не менее летом 1794 года он появился в Париже, сразу же был арестован и препровождён в тюрьму Сен-Лазар. Далее: высосанное из пальца обвинение в "тюремном заговоре", комедия суда длительностью в две минуты...
Андре Шенье гильотинировали 25 июля 1794 года, за два дня до термидорианского переворота и падения диктатуры Робеспьера.
Мог ли он выжить? Вряд ли. В ночь на 28 июля, уже после переворота, в тюрьмах Консьержери и Сен-Лазар были по инерции казнены 80 человек.