Анатолий Рыбаков

ИНТЕРВЬЮ С АНАТОЛИЕМ РЫБАКОВЫМ

Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести - и больше ничего". Не станем подсчитывать число книг Анатолия Рыбакова, отвечающих этому великому критерию. Ибо метафора, возведенная в степень, отрицает самую себя. Заметим только, что промелькнувший на прилавках "Роман-воспоминание" Рыбакова в который раз подтверждает истину, что настоящие книги пишут во все времена.

- Анатолий Наумович, мы беседуем с вами в знаменитом Доме на набережной. Не могли бы вы вкратце рассказать, как стали жителем этого дома?

- Я - арбатский житель. В доме #51 на Арбате, который я описал в "Кортике" и в "Детях Арбата" - это огромный дом, три корпуса, - я жил с матерью и отцом. Потом мы с сестрой выросли, начались обмены и тому подобное. В результате мы с Таней, моей женой, очутились в этом доме. Здесь Таня выросла. Ее отец был заместителем Микояна. В 1938 году его расстреляли. А мать Тани посадили на 8 лет в лагеря как ЧСИР - члена семьи изменника родины. И Таню, маленькую девочку, вместе с двумя братьями из этого дома выбросили. Оба брата погибли на фронте - заметьте, дети врага народа! Многие дети репрессированных погибли... Так вот, Таня осталась одна, ее воспитывала тетка. Много лет спустя - это был уже 1991 год - ей представился выбор: жить в этом доме или в другом. И она выбрала этот! Здесь живут люди, которые помнят ее девочкой! Этот дом прославлен Юрой Трифоновым - он жил в нем, и в одном из подъездов висит в его честь мемориальная доска. Это же был пересыльный дом - я пишу об этом в романе "Страх". Людей переселяли сюда из Кремля, из 5-го Дома Советов, а отсюда - в лагеря, в ссылки, в тюрьмы. В доме есть музей, и там можно увидеть фотографии, другие материалы о судьбе обитателей этого дома.

- Вы пишете просто. Это ваша задача - ясность, прозрачность или внутренняя потребность?

- Когда написано сложно, как сейчас пишут некоторые, читатель начинает разгадывать ребус: что хотел сказать автор? И если ребус разгадан, он удовлетворен. Но процесса собеседования автора с читателем, сотворчества, не получается. А когда написано просто, то читатель остается один на один с героями романа - он может сам дорисовывать, его воображение работает, он творит как бы вместе с автором. Кроме того, со времени "Кортика" я привык писать сюжетно; сюжет не обязательно загадка, не обязательно поиск преступника. Сюжет - это людские судьбы.

- Язык - инструмент писателя. Конечно, он дается от природы, но в процессе работы он, видимо, совершенствуется, обогащается...

- Я прожил долгую жизнь, вращался в разных кругах общества, жил во многих местах России, знаю диалекты языка, его наречия. Без чувства языка писателя не существует. Труднее всего писать от первого лица, как написан, например, "Тяжелый песок". Важно найти интонацию рассказчика, она сама потом тебя ведет.

- "Роман-воспоминание" тоже написан от первого лица, но здесь герой не вымышленный, а подлинный - писатель Анатолий Рыбаков. Роман пользуется успехом...

- Да, видимо, пользуется, во всяком случае, быстро распродается. Я для этого не устраивал презентаций, фуршетов, как это теперь модно. Все подобные "мероприятия" не слишком нравственны в такое тяжелое для России время, и ни на какие презентации я не хожу. Читаю в "Комсомольской правде": "Анатолий Рыбаков присутствовал на презентации двухтомника Зои Богуславской". Я хорошо отношусь к Зое, но я на этой презентации не был!

- Поговорим о романе по существу. В нем много горьких слов сказано об отце. Думаю, они дались вам нелегко.

- Эти страницы я писал с болью в сердце, но не писать их было нельзя. Это та правда, которая касается меня. Слово неправды или умалчивание вызывают недоверие ко всему произведению. Я не писал отца зло, я написал его таким, каков он был. Он был великолепный инженер, его способности передались моей сестре, о которой я тоже пишу в книге. Это был очень честный, порядочный человек, но раздражительный, нервный. Что делать - так было в моей семье. У меня была неблагополучная семья, и я обязан был ее такой и написать, показать условия, в которых я рос.

- В своей книге Серго Берия полностью обеляет своего отца.

- Берия был отвратительной личностью, палачом при Сталине. Все разговоры о том, что Берия влиял на Сталина - чепуха. Берия приспосабливался к Сталину, был исполнителем его воли. Это был топор в руках Сталина: безжалостный и циничный. Конечно, попытка Серго реабилитировать своего отца несостоятельна. И все же... Когда сын пытается, пусть неправильно, бездоказательно, но как-то защитить своего отца, это лучше, чем всяческие отвратительные поношения своих отцов, только за то, что они служили идее и системе, хотя от этой системы сами и погибли в 30-х годах.

- В "Романе-воспоминании" вы пишите, что по требованию цензуры вы из "Детей Арбата" выбросили 202 страницы. Вы потом их восстановили?

- Нет. У меня уже не было сил. Книга - это организм. Если бы я решил все восстановить, надо было бы снова перестраивать роман, менять сюжетные ходы. А я уже писал следующий роман. Если я делал в книге просто купюры, как это было в "Тяжелом песке", я потом восстанавливал текст: страницы о 37-м годе, о листовках, сбрасываемых немцами с антисемитскими высказываниями Достоевского.

- А Достоевского-писателя вы любите?

- Нет. Я люблю Пушкина и Толстого.

- Вас заставили выбросить страницы "Детей Арбата" об убийстве Сталиным своего "брата", как он его называл, - Кирова. Вы пишете, что существуют прямые тому доказательства, изложенные в выводах комиссии Шатуновской. Вы их читали?

- Да, читал. В "Детях Арбата" был такой эпизод - его у меня выбросили. Будущий убийца Кирова пишет письмо Сталину (и так оно было на самом деле), что его исключили из партии, что Киров окружен троцкистами, зиновьевцами и так далее. Что он дошел до последнего. Сталин вызывает Ягоду, показывает ему письмо и говорит: "Надо объяснить молодому коммунисту Николаеву, что партия не виновата в его неудачах. Виноваты окружающие Кирова люди. Надо восстановить Николаева в партии, надо позаботиться об этом молодом человеке". Это было прямое указание НКВД. Его задерживали с оружием в руках и отпускали. Я спрашивал Александра Николаевича Яковлева: "Где письменное приказание Сталина убить Эйхе, Постышева, Рудзутака?" - "Такие распоряжения отдаются устно". И с Кировым так было.

- Не считаете ли вы, что Ельцин в свое время допустил ошибку, отменив запрет на деятельность компартии?

- Ну как ее запретишь, если за нее голосовало 46 процентов населения?

- Но нет ли опасности, что коммунисты снова возьмут власть, как 80 лет назад?

- Нельзя компартию рассматривать вне истории. Одно дело - компартия, совершившая революцию, Великую революцию, потому что у России не было другого выхода; Керенский не прекратил войну, которую Россия не могла больше выносить. И если бы не большевики, то пришли бы белые генералы и ввели не знаю какой порядок: вернули бы самодержавие или установили кровавую диктатуру. Те коммунисты были люди идеи: и Ленин, и Троцкий, и Бухарин. Я помню ту партию, я вырос в Москве. В Москве в 21-м году я стоял в очереди, на руке был написан мой номер, чтобы получить 100 граммов хлеба. А в 23-м году все уже было. Ленин не побоялся ввести НЭП. И были коммунисты, которые стрелялись из-за несогласия с НЭПом. Тогда были другие коммунисты, их Сталин истребил. Сталин создал другую партию: национал-большевистскую, нацистскую. Она ориентировалась не на мировые ценности, как те коммунисты, а на государственный национализм. Запретить коммунизм как идею невозможно. Но эта партия не может вернуться к власти, потому что она не покаялась. Если бы они сказали: да, мы создали ГУЛАГ, допустили 37-й год, раскулачивание, альянс с Гитлером, это были преступления, мы в них каемся перед народом, - тогда, может быть, они имели бы какой-то шанс.

- "За три десятилетия сталинского правления, - пишете вы, - война была, может быть, нашим единственным правым делом... Сталин понимал, какую угрозу несет диктатуре пробудившееся в людях достоинство. На следующий день после победы он прежними безжалостными средствами стал превращать народ в ту же покорную забитую массу, над которой господствовал тот же страх. Именно поэтому война не стала в судьбе России тем поворотным историческим событием, каким она стала для многих стран, в том числе и побежденных".

Вы один из немногих, уцелевших на той войне, потерявших на ней здоровье. Не вызывают ли у вас горечи те ветераны войны, кто выходят сегодня на демонстрации с портретами генералиссимуса и лозунгами "За родину, за Сталина!"?

- Цитирую "Роман-воспоминание": "Когда я вижу на демонстрациях портреты Сталина, уничтожившего многие десятки миллионов русских людей, в том числе дедов, бабок, отцов и матерей тех, кто эти портреты несет, я задаюсь все тем же вопросом: неужели у нашего народа нет памяти?"

- Сейчас многие здравомыслящие люди приходят к выводу, что Союз был разрушен бездумно. Каково ваше мнение, Анатолий Наумович?

- Россия никогда не была колониальной державой. У нее не было колоний. Колонии были у Англии, Испании, Португалии, а Россия была единым пространством. Она никогда не жила за счет колоний, так же, как и ее наследник СССР. Нет. Геополитически Россия была тем пространством, которое поглощало в себе монгольские нашествия с Востока и наполеоновское и гитлеровское нашествия с Запада. Сейчас это пространство потеряно. Что будет с европейской цивилизацией? И в странах, где я часто бываю: в Америке, Франции, - я говорю об этом. Пусть они не потирают руки: слава Богу, Союз развалился. Перед странами Запада сейчас встанут громадные геополитические проблемы. Если не в это десятилетие, то в будущем - наверняка. А Китай с его миллиардным населением и атомной бомбой и нашим вымирающим Дальним Востоком и Сибирью? Беловежская пуща положила начало новому преобразованию мира, которое определит судьбу XXI века. Никто не может меня обвинить в том, что я не боролся со сталинизмом. "Дети Арбата" нанесли по сталинизму сильный удар. Но я предполагал для России другой путь. Я говорил Александру Николаевичу Яковлеву: вводите новый НЭП! Оставьте в руках государства банки, крупную промышленность, транспорт, связь. И дайте свободу крестьянину, торговцу, предпринимателю. Но они выжидали. Этот разговор был в 1986 году! Главный "выжидатель" был Горбачев. У него не было качеств лидера, и при всех достоинствах он не сумел удержать власть.

- В вашей новой книге показана целая галерея писателей: Твардовский, Симонов, Панферов, Трифонов, Фадеев, Сурков. Меня порадовало то, что вы ни с кем не сводите счеты, а вам, мне кажется, было бы с кем их свести... Сейчас модно ругать Евтушенко. Как вы к нему относитесь?

- Он очень талантливый поэт, хотя неровный и с личными недостатками. Но у кого их нет? Талант - это такой цветок, который растет на любом удобрении. Поэт часто бывает эгоистичен, сосредоточен на себе, но Евтушенко щедр в своих оценках других поэтов, помогает людям.

- Вы пишете сейчас новый роман?

- Есть три варианта написания романа. Можно придумать название и не написать романа. Можно сначала написать роман, потом придумать название. А можно ничего не придумать. Да, во мне копошится замысел, но во что это выльется - никто не знает: начинаешь одно, приходишь к другому. Я знаю, что напишу, когда я написал первые 100 страниц. Главное - занять территорию, как в военном деле. Что касается "Романа-воспоминания", то тираж 25 тыс. экземпляров не так уж плох по нынешним временам, когда серьезная литература мало издается. Тем более, что тираж допечатывается. Этот роман как нельзя больше подходит к вагриусовской серии "Мой ХХ век". Потому что ХХ век действительно мой: я родился в 1911 году, а сейчас 97-й! О чем мои книги? Я написал три повести о детстве: "Кортик", "Бронзовая птица", "Выстрел"; три романа о юности: "Дети Арбата", "Страх", "Прах и пепел". Поэтому мне трудно писать воспоминания. И все-таки я написал их. Мои книги - это история моего поколения. Мое поколение - это дети революции, выросшие на ее идеалах. Но эти идеалы были растоптаны Сталиным уже в 1927 году. А мои сверстники превратились или в лагерную пыль, или погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Их могилы раскиданы от Колымы до Берлина. Вместе с ними в могилы ушли их надежды, их убеждения, их песни. В памяти потомков остались только их заблуждения. Все ими сделанное превратилось в пепел, а они сами - в прах.

Конечно, как у всякого старого человека, у меня есть ностальгические чувства. Но это было хорошее поколение! Это были чистые, бескорыстные люди; помните у Маяковского: "И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо". Конечно, они росли в сложное время. Конечно, ряд постулатов, ряд принципов, выдвинутых во время революции и действительных только для революции - о революционной нравственности и тому подобное, владели ими очень долго. Они были бескомпромиссны, нетерпимы к чужому мнению, имели другие недостатки. Но в них было много хорошего. В них было жертвенное начало - они могли принести себя в жертву другим людям, и они думали о других. Когда спорили о "Детях Арбата" - об этом есть книга "Дети Арбата с разных точек зрения", - я отвечал оппонентам: да, сталинизм надо демонтировать, но сохранить социальные завоевания революции! На этой позиции я был, на ней и остаюсь по сей день.