Родился 28 декабря 1935 г. в Ленинграде. Мама преподавала музыку и пение в школе. С 6-го класса перешел учиться в школу рабочей молодежи и поступил на работу на Балтийский завод учеником электрослесаря.
В 1954 г. поступил в Театральный институт им. А. Н. Островского, но был призван по спецнабору на флот в радиолокационные войска почти на 4 года. Отслужив, остался работать там, где служил, - был приглашен в Театр Краснознаменного Балтийского флота в Лиепае.
В 1959 г. вернулся в Ленинград, работал в "Метрострое". Вторично поступил в Театральный институт на вечернее отделение актерского факультета. Учился у Ф. М. Никитина, у А. Н. Куницына. Все время стремился на эстраду, хотел читать стихи с пяти лет.
В институте взял в руки гитару (семиструнную). Сделал 10-ти минутную композицию по стихам Николаса Гильена и на 3-м курсе пришел с ней в Ленинградскую филармонию, где начал работать на журнале. В 1963 г. от Ленинградской филармонии поехал в Москву на Всесоюзный конкурс артистов эстрады, получил звание лауреата.
Окончив институт, был зачислен в штат Ленинградской филармонии, многие годы работал на эстраде, был актером-солистом "Ленконцерта" и "Петербургконцерта".
Песни пишет с 1961 г. преимущественно на чужие стихи. Первая песня "Любовь прощается не вдруг...". В последние годы А. Тальковский ведет концерты и вечера питерского клуба песни "Восток".
С 1993 г. был директором медицинского центра, в настоящее время занимается творческой деятельностью.
Хобби - рыбалка, автодело.
Вышли пластинка с композицией по стихам М. Дахие "Повесть о Наде Рушевой" (фирма "Мелодия", 1981), аудиокассета "Путь к себе" (1998).
Из автобиографии: "По поводу взаимоотношений с авторской песней. Дело в том, что, когда встал вопрос репертуара, я вдруг для себя выяснил, что честные стихи пишут те, кто не рассчитывает на то, что они будут изданы. И я стал выискивать таких людей. И, кроме в то время молодых и горячих Евтушенко, Вознесенского и даже Рождественского, я стал включать в репертуар авторов никому не известных. Познакомившись в 66-м - 68-м годах с песнями, а затем и лично с Окуджавой, я вполне естественно потянулся к поющим поэтам. Включил в репертуар песенное творчество Окуджавы, Кукина, Клячкина, Высоцкого, Галича, Лобановского. В программе "Песня, которой тысяча лет" была песня на стихи Коржавина. Я всю жизнь разговаривал эзоповым языком, а иначе в нашей стране было невозможно.
До сих пор не понимаю, как мне удалось уцелеть на эстраде, когда и "театроведы в штатском", особенно на Украине, обязательно посещали концерты и выискивали у артистов эстрады не столько незалитованные тексты, сколько неуловимые подтексты, а ведь их было предостаточно у всех, а уж у меня - тем более.
Однажды в Ворошиловграде после того, как я спел песню Окуджавы о дураках ("Вот так и ведется на нашем веку:"), в антракте за кулисы поднялись трое в штатском. Они попросили предъявить репертуарный лист, в котором, естественно, многое из того, что исполнялось вообще и "Песня о дураках", в частности, не было. Через несколько дней по сигналу друзей из Министерства культуры Украины я быстро улетал из Запорожья, следуя принципу "С глаз долой, из сердца - вон".
Через несколько лет, когда, по-моему, все забылось, я опять был в Запорожье, и мне показали копию служебной записки, которая после того инцидента легла на стол 1-го секретаря ЦК Украины тов. Шелеста. По сей день горжусь фразой, которую я в ней прочел: "Очень талантлив, потому и опасен".
Свои песни стали появляться тогда, когда иного выхода не было, когда не находил нужного песенного литературно-музыкального материала у своих коллег. Тридцать лет я занимался пропагандой авторской песни, делая все для того, чтобы как можно больше людей узнали эти песни и эти имена. Судьба заносила в такие уголки, где люди не знали о существовании клубов самодеятельной песни, о существовании пласта магнитофонной культуры.
Когда несколько лет тому назад Булат Окуджава сказал в одном из интервью, что авторская песня умерла, я думаю, он неточно выразил свою мысль, или его поняли неверно. Умерла та подача, тот жанр, в котором авторская песня родилась. Она была фигой в кармане, элитарным искусством. То, о чем мы говорили на кухнях, пели под гитару. Сегодня же мы пришли в такое время, когда с трибун слышится то, чего не придумает ни один автор, потому что мы этого не знаем. Поэтому авторская песня перестала существовать именно в этом понимании, но ей остаются темы извечные. Понимал ли я это тогда - не знаю, но я это чувствовал, поэтому у меня ни одной социальной песни не было".