Алена Аносова
Краткая биография
Творческий процесс и актуальность результата в художественном жесте Алены Аносовой абсолютно не поддается «назывательному» акту, одному «имени», скорее их можно анализировать только как состояние, как Путь.
ПАЛОМНИЧЕСТВО В СТРАНУ ЗЕМЛЯ.
«Кто ко Мне близок, тот близок к огню»
Из апокрифического Евангелия
«Первой формой будет куб»
Казимир Малевич
Творческий процесс и актуальность результата в художественном жесте Алены Аносовой абсолютно не поддается «назывательному» акту, одному «имени», скорее их можно анализировать только как состояние, как Путь. Задачей художницы становится не объяснить, а рассеивать смыслы в российских ландшафтах, в локальности Места, отмечая его священность и апокалиптичность одновременно. Те структуры и спонтанные знаки, органические формы и радикальные технологии, к которым обращается Алена, в реальности при всей их фактурности и вещественности остаются в «пограничных» ситуациях, в энергетических зонах между жизнью и искусством. Они «зависают» в пространстве их пребывания как облака или НЛО над деревней Беницы, где «живет» художница, где рождаются ее композиции и перформансы, подчиняясь стихиям и ее художественным свидетельствам. Их образы витают и далее впечатываются в поверхности «создаваемого» художественного объекта в останки сожженного куба, в органику «картины», в эмульсию фотографии и в осознавшее свое безвестие реликтовое вещество естественных пигментов.
Жизнь Алены Аносовой вне традиционной городской цивилизации, в природной среде, ее художественная «деятельность», подлинность которой невозможно обозначить как деятельность, а скорее, как недеяние, - превращается в уникальный феномен. Искусство в этом случае возвращается к своим первоистокам, к той точке, где отсутствуют пределы и границы и сама человеческая экзистенция наполняется эстетическим смыслом.
В основу первоначала визуального модуля Алены Аносовой выбран куб, трехмерный пространственный объект, во всех фундаментальных культурах обозначающий планету Земля. Этот куб присутствует в философии Платона и Малевича, он «скрепляет» магию каббалы и алхимии, он становится священным образом в Мекке и в пирамидах древней Мексики. В кубе собираются все духовные измерения человечества, но удивительно то, что само человечество постоянно старается забыть об этом великом интеграле и его регулярное рождение осуществляется лишь в подлинно пережитом художественном акте, абсолютно редко, но абсолютно своевременно, как например, в творчестве Сол Левита или Йозефа Бойса. Куб, рожденный в конце второго тысячелетия в крошечной деревушке Беницы с аббревиатурой «концепция универсальной бесконечности» КУБ только подтверждает этот парадокс своего бытия, открывающегося согласно знаменитой формуле, что «дух дышит там, где хочется». В пространствах Беницы, этого затерявшегося Места в Калужской области, очевидно, произошел сдвиг хронотопа, кручение слоев реальности, позволивший художественному сознанию соединить начало человеческой истории и его ожидаемый конец. Куб Алены Аносовой погружает в ее искусство в стратегии возвращения земной магии в культуре постмодерна. Являясь абсолютно русской художницей, Алена принципиально не интернациональна, но не националистична, а, скорее, транскультурна. В ее искусстве можно констатировать особо последовательное обращение к евразийскому пранаследству, где встречается мир нордической архаики, сурово-возвышенно-мятежный гиперборейский настрой и путешествия к истокам среднеземноморской культуры, к теням сакральной Праистории. В этой системе художественных и человеческих координат Алене Аносовой предназначается своя роль «тяжелого элемента», глубоко фундаментального свидетельства, где очищаются шлаки истории и культуры во имя своего рода философского камня, во имя идеала сверхвременности «вечного возвращения».
Искусство Алены Аносовой пребывает в мифологии земного, в ее хтонических составляющих, где «тяжелое» обязано вернуться в свое естество изначального, в первосущность, поддерживая космический кругооборот. Оно живет в ветхозаветных традициях, подчиняясь парадигме «прежде чем родиться, необходимо умереть». Художница, начиная с создания иконологической трехмерности, рассматривает процесс художественной акции как ритуал, как вхождение в пространственную матрицу жизни и судьбы в камеру пирамиды, в саркофаг или в великие трехмерности русской литературы Достоевского и Толстого. В ее художественном жесте вспоминаются и комната шкаф вечность Раскольникова, и пространственные туннели Ивана Ильича в его «жизни после смерти», и знаменитый сундук Даниила Хармса, и тот самый завершающий акт бытия Казимира Малевича изготовленный им самим гроб-корабль, направленный в иные измерения. Алена буквально впечатывает в поверхность своего куба чувственно-осязаемую многослойность своей мифологии, своего личного существования, свою телесную и свою женскую пронзительную нежность.
Осуществляя развертку куба, она превращает его плоскости в древний манускрипт, в палимпсет, вводя в его измерения органический мир своего естественного окружения, своей непосредственной реальности.
Ее искусство археологизирует визуальные и смысловые пластические коды, наполняясь ворожбой с деревом, природными субстанциями, льющимся битумом, ассоциативно соединяясь с культурными символами, перемешиваясь с «мусором», «шлаками» человеческой обыденности, сгорая в реторте немотствующей Земли и осеняющего неба над деревней Беницы. В деяниях художницы полустерто, мерцая, проступают русское сектантство, самосожжение старообрядцев, страстное горение поэзии Марины Цветаевой, заклинательная речь Андрея Белого и в то же время вселенская мудрость Ницше, Вагнера и Юнга. Ее картины моделируют сожженную рукопись Гоголя, обгорелую страницу и одновременно скрижали с потускневшими, но явными в своей значимости строками текста живописи. Картинный сгусток «письма» Алены подобен не только нерукотворному пергаменту рукописи, но и самому гео-ландшафту-тексту Земли, ее женской матрице, естественному палимпсету с его археологически скрытыми слоями, наносами и залежами ископаемых отпечатков прошлого, где таится будущее. Цель ее образности энергетическое излучение смыслов времени, где постоянно присутствуют катастрофы, предвосхищая обновления, где просвечивает эсхатология нашей реальности, истончается ее материя, нуждающаяся в преображении. Наплывы, напластования, «заносы» и метки ее письма «намечают» ее универсальную топографию, неотделимую от рельефов ее обитания, где возвышается ее дом, где разбегаются тропы смысла и стягиваются к горизонту пути земные.
Композиции Алены, сотворенные или продиктованные в контексте сгорания это одновременно и кочевничество художницы, ее номадизм постмодерна и оседлость культуролога, собирателя и хранителя пирамид и руин. В этой укорененности, в почвенном начале всегда таятся иррациональные наития, припоминания, звучат голоса крови и рода. Они транслируются в триптихе «Приапово воинство», в священной цифре 3, в архаических формах, напоминающих культовые фигуры о. Пасхи, в традиционной целостности и завершенности, погруженной в технологии и стратегии ART. Величественности менгиры «Приапова воинства» несут в себе охранительный жест матери и возлюбленной, они не только сберегают в себе актуальные образы знаки сегодняшнего времени, но и те еще не выговоренные, а только возможные потенциальные смыслы. Безмолвие вечности спрессовалось в этом феномене единства фундаментальной архаики и радикального будущего, наполняясь алхимией энергосодержащих веществ, где стихия знаков, растворяясь, сливается в единый сплав.
Искусство Алены Аносова живет арт-центричностью, стремясь к интегральным образам и тотальным формам, где сцена действий не отделима от самой жизни. В то же время его подлинность заключается в том, что это глубоко внутренний театр художницы и в нем ангелы прошлого и будущего сообща воплощают мистерию личного мира мастера. ЕЕ энергетизм, ее великая пиромания несомненно предстояние, подступ к утраченной и искомой тотальности искусства и жизнечувствования, осуществляющийся в наше сомнительное время, когда господствует скепсис и всеисчерпанность. В пространствах художественного поведения Алены Аносовой проступают архетипы универсальных культур, утверждая единый контекст ее размышлений возрождение цивилизаций через их постоянную гибель и обновление, возрождение человека в условиях его невозможного существования.
