Алексей Скурлатов

ЧЕЛОВЕК, НЕ ЗАХОТЕВШИЙ СТАТЬ ПАМЯТНИКОМ

Его призвали в армию в августе 1941 года. От роду было 19 лет. Попал в знаменитый лыжный батальон сибиряков. Лыжная разведка. Уже 5 декабря зашли в деревню Крюково. Многие погибли. Больше половины батальона полегло здесь. Страшная была битва. Когда вспоминал бои, чаще всего говорил о павших. На каждом метре был убитый наш солдат. Такие потери. Сражался на Орловско-Курской дуге. Потом Украина. А 9 сентября 1944 года вошли в Болгарию. Вот здесь он и превратился в памятник.

Знаменитого "стоявшего над горою алешу" зовут Алексей Иванович

С алтайскими стариками я дружу четверть века. Они достались мне в наследство от Анатолия Абрамовича Аграновского.

Они не стали героями его очерков. Они стали его корреспондентами и друзьями. Я читала письма Аграновского колхозному бухгалтеру из Косихи Григорию Никитичу Блинову, отцу космонавта Германа Титова Степану Павловичу, учителю Ивану Васильевичу Калишу и многим другим. Знала, что к пришельцам у них строгий счет. Соответствовать было непросто, но и прервать отношения я не могла...

Два года назад 9 Мая я привезла в Налобиху своих учеников к своему давнему другу Ивану Васильевичу Калишу.

Его не брали на фронт. Молод да в очках с восьмого класса. Но в первые же дни войны испытал сильное потрясение: <Вы видели, как плачут старики? Так плакал мой отец: <Пропала Россия>. Я не мог усидеть и второй раз решил обмануть медкомиссию.

Захожу, а у меня рост 186. Вес - 86. Классика. Правда, ведь так положено? Почему-то комиссия смотрела на ноги, ступни. Спрашивают, на что жалуюсь. Ну я тихо про зрение сказал. <Очки носишь?> - спросила врач. <Ношу!>. <Ну-ка принеси>, - скомандовал врач. Бегом в предбанник, где раздевались. Хватаю очки. Принес. Врач надел. Спрашивают: <Сильно хочешь стать командиром?>. Я в свой ответ вложил всю свою душу. Меня и зачислили.

Командиром не стал. Но Европу всю прошел своими ногами.

Рассказ о войне часто сопровождался восклицанием: <Господи! Да какое это самое настоящее безобразие - война!>

Чаще всего вспоминал переправу через Дунай.

- Ехали на полуторке. Дорога забита войсками. Стоят колонны танков, <катюш>. Автобаты с боеприпасами. Переправа была колоссальная. Весь Дунай перегорожен баржами.

Бомбежка шла непрерывно. Немецкие самолеты летали, как дьяволы. Правда, зенитная наша оборона была. Со стороны наблюдать отражение атаки воздушным огнем интересно. Вы понимаете, зрелище фантастическое. Со всех сторон, где стоят орудия и пулеметы, идут трассы конусом. Кажется, снаряды ме-е-едленно летят. Летит красный цвет. Красивейшая картина, если не знать, что это летит смерть.

...Мы отступили. Увидели избушку, как наша русская хата. И знаете, кто в этой избушке оказался? Командир 135-го сибирского полка царской армии. Ему было за восемьдесят лет. Врангелевский офицер. У него жена лет пятидесяти. Красивая. Видать, дворянка. Знаете, чем жила эта дворянка? Обстирывала богатых югославов. Прачкой была. Как же они радовались нашему приходу!

Потом Мохач на Дунае, Печ - здесь долго стояли. Наши уже близко к Берлину подошли, а сюда немцы полезли. Почему? Здесь находился нефтеносный район. Где-то к 17 марта хребет им надломили.

...Я ведь в рубашке родился. Лежу в окопе. Трассирующий огонь. Что это мне вздумалось посмотреть, откуда он бьет? Повернул голову. Автомат вжал в землю. Если бы я голову не повернул, пуля пришлась бы прямо в лоб. А так прошла через позвоночник в плечо. Долго в госпитале лежал. К строевой непригоден. Перевели в автороту.

Калиш резко переводит разговор:

- Вот Андрей Дементьевич, который с вами говорил, он Вену брал. - От одних этих слов глотка пересыхает. - Да вот сейчас мой друг Алеша придет. Памятник ведь он. Памятник!

Пришел Алексей Иванович Скурлатов. Высокий. Голубоглазый. Стройный. Красивый. Да! Тот самый Алеша, который как памятник русскому солдату стоял до недавнего времени в Пловдиве. В Болгарии.

Алеша. Алексей Иванович

Его призвали в армию в августе 1941 года. От роду было 19 лет. Попал в знаменитый лыжный батальон сибиряков. Лыжная разведка. Уже 5 декабря зашли в деревню Крюково. Многие погибли. Больше половины батальона полегло здесь. Страшная была битва.

Не доходя пяти километров до Калинина, наткнулись на аэродром. Начали стрельбу. Немцы выскочили кто в чем спал. И - в самолеты! Два самолета завели, но подняться им не дали. Бежали в Калинин в чем спали.

...Вспоминает Ржев. Окружение. Лыжная разведка сумела прорваться. Их называли наземными десантниками. Потом шли на Волочок. Здесь ранили. Мать получила похоронку.

Была еще одна похоронка. При освобождении села Веревкино получил сильную контузию. Мать получила вторую похоронку. Все похоронки находятся в музее Северо-Западного фронта.

- А у меня и два дня рождения. Паспортов у нас, у деревенских, не было. Мать говорила, что родился я 30 марта. Надо было получать удостоверение, вот мне и говорят: иди к врачу. Он определит тебе день рождения. Пришел, да забыл сказать, когда родился. Отчего-то он просил показать ему зубы. Вроде в зубы-то коню смотрят, а не человеку. Ну врач и говорит: запомни - твой день рождения 9 августа.

Учился Алексей Иванович на тракториста-механизатора. Сначала был на колесном тракторе.

Когда вспоминал бои, чаще всего говорил о павших. На каждом метре был убитый наш солдат. Такие потери. Сражался на Орловско-Курской дуге. Потом Украина. А 9 сентября 1944 года вошли в Болгарию.

Вот здесь он и превратился в памятник.

В Пловдиве надо было связь кабельную тянуть. Основная задача: копать да столбы ставить. Связь вели к Софии и далее до самого Черного моря.

В Пловдиве встречались с болгарскими связистами.

- Мы к ним придем - они нас угощают. А наше солдатское житье известно какое - мы не могли к себе приглашать. Унизительно это было.

Но все равно с болгарами подружились. Особенно запомнился связист Методи Витанов.

Так вот: Алексей Иванович богатырь был сибирский. Еще до войны полтора центнера на себе носил. Ну три мешка. По мешку на плечо и сзади мешок.

Вечерами болгары любили хороводы водить. Хоро - танец такой. Русский солдат брал под мышки двух болгар и уносился в танец.

Когда пришло время уезжать, строительство памятника русскому солдату только начиналось. На ту гору, где собрались ставить памятник, пришел однажды Методи. На одном камне написал: <Алеша>.

Шло время. Алексей Иванович трудился на Алтае, а Методи упорно искал своего друга Алешу. Писал в журнале <Огонек>, на радио выступал.

Иногда, слыша о поисках, Алексей Иванович улыбался: <Смотри, точно как у нас было в Пловдиве!>.

Уже вовсю звучала песня про Алешу. Да мало ли Алеш-то было на фронте.

Уральский учитель со своими учениками-следопытами отыскал Скурлатова. Пришло письмо от Методи: <О! Друг, я тебя искал>.

Дальше была поездка в Пловдив. Аэропорт. Методи взялся сам определить, тот ли это Алеша прилетел. Определил. Тот самый. Сделался Скурлатов почетным гражданином Пловдива. Вручили серебряную медаль, шкатулку. Сейчас она почернела.

Однажды ездил с женой на курорт в Варну. Чаще вспоминает встречи с фронтовыми друзьями по Белоруссии, Украине. Теперь не ездит. На что поедет наш герой?

Я спросила Алексея Ивановича, переживал ли он, когда рушили памятник Алеше.

- Нет, - сказал Алексей Иванович, - меня это не касаемо. Никогда не волновало. Сами поставили, сами и снять могут.

И тут самое главное - из Скурлатова не вышло сделать ни Алексея Стаханова, ни Валентину Гаганову. Не стал памятником.

Он по-прежнему много работал на тракторах и комбайнах. В 1972 году ушел строить моторемонтный завод и крайне удивлялся, когда его, допустим, дважды приглашали в новосибирскую партийную школу.

- Всегда в таких случаях говорил: что-то здесь не так. Часто приглашать стали. Писем много получал. Бывало, в один месяц до 200 писем доходило. В день по пять-шесть писем получал: О памятнике?

Ну видишь, я такой человек. Дела у меня много было.

Так и живет в Налобихе Алексей Иванович, не захотевший стать памятником.

Каждый раз, уезжая из Косихи или Налобихи, я все пытаюсь вспомнить, сумела ли выразить свое восхищение этими стариками. Не забыла ли сказать те самые важные слова, которые должны быть сказаны вовремя...