Хомяков – не из пушкинской плеяды, но из пушкинской эпохи. Из пушкинского окружения и, что еще важнее, – из той же дворянской культуры русского «золотого века». Что это подразумевает? Родовитость, образованность, отвагу, свободу.
Мир делится на больших людей и на людей маленьких. А юбилеи – то поле, на котором маленькие люди (дело, видимо, в количестве) легко затаптывают больших людей. Когда представляешь, что чувствовал бы Пушкин, взгляни он одним глазком на тех, кто произносил здравицы в его честь в 1937-м или в 1999-м, становится не по себе. Правда, юбиляр не виноват в том, что его так «любят».
Вот и близящийся юбилей Алексея Хомякова (а 13 мая исполняется 200 лет со дня его рождения) навевает схожие опасения. Хомяков – не из пушкинской плеяды, но из пушкинской эпохи. Из пушкинского окружения и, что еще важнее, – из той же дворянской культуры русского «золотого века». Что это подразумевает? Родовитость, образованность, отвагу, свободу.
Родовитость? Хомяков частенько вспоминал своих предков времен царя Алексея Михайловича, один из которых служил при особе государя.
Образованность? Шик ее не в том, что он владел европейскими языками так, как не владеют ими нынешние выпускники МГИМО (хвала гувернерам-иностранцам), а древними так, как те же выпускники владеть не собираются. Шик – это когда мальчик Хомяков, к ужасу своего учителя, французского аббата, обнаруживает ошибку в латинском тексте послания... Римского Папы! А потом еще хитровато спрашивает у бедного аббата насчет папской непогрешимости.
Отвага? Хоть отбавляй. И не только потому, что каждый дворянин исполняет воинский долг по закону сословной чести. В Хомякове, в придачу к этому, был особенный огонь, который вспыхнул в юности и не погас до смерти. В 17 лет он сбежал из дому, чтобы отправиться освобождать Грецию от турок. Вот вам и русский Байрон. (Его схватили на заставе.) Правда, он слишком быстро (через пять лет) вышел в отставку с военной службы, хотя и был награжден за «блестящую храбрость» орденом Анны с бантом. Но ведь для творческого человека отвага – это не только размахивать палашом. Отвага – это идти против общего мнения. Нам надоедливо повторяли об одной линии оппозиции в старой России – «революционных демократах». Как будто критиковать можно только с одной точки зрения! (Кстати, и «революционные демократы» не были такими остолопами, какими они выглядят в учебниках по литературе или истории.) Хомяков – больше всего в земной истории любя родную страну – обратился к ней в грозные дни Крымской кампании со словами библейского предупреждения: «Но помни: быть орудьем Бога/ Земным созданьям тяжело./ Своих рабов Он судит строго,/ А на тебя, увы! как много/ Грехов ужасных налегло!/ В судах черна неправдой черной/ И игом рабства клеймена;/ Безбожной лести, лжи тлетворной,/ И лени мертвой и позорной,/ И всякой мерзости полна!/ О, недостойная избранья,/ Ты избрана! Скорей омой/ Себя водою покаянья,/ Да гром двойного наказанья/ Не грянет над твоей главой!» («России», 23 марта 1854 г.).
Бедный Хомяков и бедные славянофилы! Уж кто-кто, а они себя славянофилами не называли! Да, смирились с наклеенным ярлыком, но между своими предпочитали именоваться иначе – москвичами, к примеру. Правда, звучит неплохо? Или – московским направлением. А «московское направление» исключало казенщину – в том числе и «патриотизм» в петербургской, столичной редакции. Это не значит, что Хомяков и его друзья были нелояльны власти. Но независимость мысли, барское фрондерство, «самостоянье», как назвал это Пушкин, было неотторжимо от них.
Свобода, конечно, проверяется не только в отношениях с властями. Вообще свободный человек мало думает о власти, больше – о себе самом. О своем досуге, к примеру. А уж Хомяков умел весело проводить время. Богослов, православный полемист, «отец Церкви», по выражению Юрия Самарина, он был горячий картежник и страстный охотник. Конечно, в наши невнятные времена иной блюститель благочестия усмотрит в этом все семь смертных грехов. Но ведь парадокс не в том, что православный Хомяков позволял себе негожие развлечения, а в том, что человек дворянской культуры поднялся выше бытовой церковности, выше лояльности государственной Церкви, стал глашатаем Церкви свободной и, если хотите, воинствующей. Только это «воинственность» человека слова, а не министерского циркуляра.
Ирония Хомякова – над другими (а он был остер на язык), над самим собой – не просто черта характера. Эта ирония продолжает миссию русских юродивых – людей, говорящих правду. Юродивый может ходить нагим (Василий Блаженный), а может быть во фраке (Хомяков) или в пиджаке (Михаил Булгаков).
Таких людей, как Хомяков, принято называть деятелями культуры «второго ряда». «Не Пушкин» звучит как приговор. Но разве этот приговор справедлив, если поэта небольшого дарования – я имею в виду Дениса Давыдова – до сих пор помнит простой читатель и, главное, помнить будет? И малым талантам есть что предъявить близоруким потомкам.
В случае с Хомяковым это помимо многих и многих весьма сильных стихов, помимо философских и богословских изысканий будут занятия хозяйством. Тема, сами понимаете, непопулярная, что в среде революционных демократов ХIX века, что у авторов официоза века XX. А ведь Хомякову удалось выплатить громадные долги отца, удалось – что случалось в эпоху 1840-х годов нечасто – сделать свое помещичье хозяйство прибыльным. Кто-то, вероятно, скажет на это, что он умел «выжимать» из крестьян. Вряд ли это было так, если знать, что Хомяков лично лечил своих крестьян во время эпидемии холеры, а над другими помещиками подтрунивал, намекая на скорую отмену крепостного права. Добавьте к этому технические изобретения (на одно из них он получил английский патент), агрономические новации, меткие политические прогнозы – и вот вам портрет того, кого принято называть ренессансной личностью.
Ирония и самоирония проявлялись даже в его внешности. Вот впечатление современника после первой встречи с Хомяковым: «Хомяков, маленький, черненький, сгорбленный, с длинными всклокоченными волосами, придававшими ему цыганский вид». Цыганом называл Хомякова и Герцен, вероятно, первый пустивший эту шутку. Вряд ли Хомяков обижался на такие сравнения (а бывали и похлеще!) – славянофильство не предполагает чистоту крови. К тому же те, кто желал зацепить его таким образом, неожиданно продолжали сопоставления с Пушкиным. Пушкиным – «негром».
Кстати, сам Пушкин о литературном даровании Хомякова отзывался не очень высоко. Что же – поэт был прав? И фигура Хомякова раздута? Вряд ли. Ведь знаменитые слова о Европе – «страна святых чудес» – сказал он, Хомяков.
Слова достаточные, чтобы тебя помнили.