Алексей Гарнизонов

С утра до ночи нас кормят продукцией звездофермы

В пятницу известный музыкант, режиссер и продюсер Алексей ГАРНИЗОВ на фестивале «Славянский базар» получил премию Союзного государства, которая вручается за особые достижения в искусстве. Для Гарнизова минувший год действительно оказался плодотворным: в мае 2007-го он организовал кинофестиваль имени Тарковского «Зеркало». А в июне этого года фестиваль состоялся уже во второй раз. О том, что увидела публика в «Зеркале» и почему в нашей стране «нет ни шоу, ни бизнеса», Алексей Альбертович рассказал нам на традиционной открытой редакционной летучке.

– Сегодня фестивали растут как грибы после дождя. На этом фоне открывать новый проект достаточно рискованно. Не боитесь ли вы, что фестиваль Тарковского может затеряться в толпе?

– Нет, не боюсь. Потому что наш фестиваль – это не дань моде. Я принимал участие в создании многих фестивалей и в плане организации, и в плане стилистики, креатива. Я видел главный недостаток тех фестивалей: организаторы завлекают звезд пляжами, пальмами, фотокамерами. Но при этом очень мало времени остается для пресс-конференций, для научно-практических встреч, где люди могли бы обсудить тематику и тенденции современного киноискусства.

– Второй год подряд ваш фестиваль демонстрирует в Ивановской области несправедливо забытые фильмы. Эти фильмы, к сожалению, никогда не попадут на большой экран…

– А знаете, почему не попадут? Потому что кинопрокатчики считают, будто публика не проявляет к ним интереса. А как публика может проявить интерес, если выросло уже два поколения зрителей, не знающих, к примеру, что такое документальное кино? Получается замкнутый круг. И мы пытаемся его разорвать.

– Каким образом?

– Интеллектуальное кино нужно возвести в ранг престижа. А помогут это сделать представители российской элиты. Вы заметили, как резко возрастает интерес к спорту, когда появляются программы вроде «Звезды на льду»? Таким же образом следует пропагандировать и интеллектуальное кино. Артисты могли бы ненавязчиво призывать смотреть интеллектуальные ленты, как делает это, например, Инна Михайловна Чурикова, которая является президентом нашего фестиваля. Я бываю у них в доме с Глебом Панфиловым. Там сделан небольшой кинозальчик, мы смотрим фильмы и подолгу их обсуждаем. Но все прекрасно понимают, что выпустить эти ленты в широкий прокат пока что очень трудно.

– Может ли авторское кино быть коммерческим?

– Скажите, а абонемент в библиотеке стоит дорого или доступно? Авторское кино должно быть доступно. Его можно сделать супердорогим, эксклюзивным, как яйца Фаберже. Но кто захочет платить большие деньги за то, чтобы побывать на сеансе? Вкус нашим согражданам испортили американские фильмы, хлынувшие на киноэкраны страны. Они отучили зрителя думать.

Теперь многие из них живут по принципу: «Я плачу деньги за развлечение, а не за то, чтобы прийти на сеанс и задуматься о проблемах». Именно такая позиция и вызывает у меня тревогу. Сотни замечательных картин лежат сегодня на полках и лишь малую часть из них показывают на телевидении – в ночном эфире. Российские умы, не досыпая, ждут двух часов ночи, чтобы увидеть что-нибудь интересное. Поэтому мы решили, что наш фестиваль начнет возрождать авторское кино. Пока что демонстрацию фильмов мы устраиваем раз в году – в кинотеатрах Ивановской области: в Иваново, Плесе, Юрьевце, Шуе и так далее.

– Обычно престижные фестивали проводятся в столице, а вы пошли в глубинку …

– Дело в том, что интеллектуальное кино и провинция напрямую связаны. Авторское кино всегда обращается к человеческой душе. Оно рассказывает о жизни, которая загнала человека в угол. И наиболее ярко эта драма вспыхивает именно в провинции, где живут очень хорошие люди, но в силу многих причин они не могут быть счастливы. Одним мешают пьющие соседи, других засуха оставила без урожая, третьих незаконно лишили зарплаты. Эти темы близки провинциальному зрителю. Сегодня на жизнь глубинки обратили внимание не только отечественные кинематографисты, но и знаменитые режиссеры мирового кино. И мы старались прикоснуться к энергетике провинции, которая дала миру замечательных художников. На нашем фестивале люди выходили из кинотеатра и говорили: «Вот теперь я знаю, как жить». Простой человек что-то для себя определяет, он нашел внимание к себе, почувствовал, что в его душу заглянули создатели фильмов. Наверное, это и есть главная цель фестиваля.

– И все же один фестиваль вряд ли сможет решить проблемы интеллектуального кино. Например, фильм Анджея Вайды «Катынь» получил прокатное удостоверение, но картину показали только один раз в Москве. Петр Тодоровский бьется со своей «Рио-Ритой», ее никто не хочет выпускать на экраны. Почему так происходит?

– Да боятся все! Это как в шоу-бизнесе – приходит поющий человек на конкурс, ему говорят: «А зачем вы пришли? Вы и без нашей помощи хорошо поете. Нам нужны те, кто ничего не могут». И в этих малоталантливых людей продюсеры готовы вкладывать большие деньги. Победа в любом громком проекте дает новичку возможность продавать дистрибьюторам свой раскрученный «талант». А с интеллектуальным кино совсем другая история. Чем сильнее фильм, тем сложнее его вывести на широкий экран. Ведь зачастую это кино, выражающее недовольство нынешними условиями жизни. Если вдуматься, то становится страшно: хорошие ленты талантливых мастеров из-за этого не попадают на кинофестивали. И вот мы, проводя фестиваль имени Тарковского, постарались исправить такое недоразумение. Наград на нашем фестивале нет, а есть только дипломы участника, потому что мы не хотим прикрываться именем выдающегося режиссера и торговать фильмами.

– И все же, чем продиктовано рождение вашего фестиваля?

– Я думаю, что самим временем. Потому что сегодня очень много поверхностного, очень много фаст-фуда, много броских, техногенных вещей, которые, как обертки, легко продаются, но ничего не оставляют ни в душе, ни в культуре. Вырастает поколение попкорна. А потом ведь придет какой-то момент, когда потребуются внутренние ресурсы, образованность, знание истории, культуры. И люди почувствуют собственную духовную бедность.

– Вы как известный деятель шоу-бизнеса любите говорить о нем правду. А не пытались ли снять о шоу-бизнесе кино, чтобы все разом расставить на свои места?

– Знаете, в России нет ни шоу, ни бизнеса. Что об этом снимать? Шоу-бизнес в России – это обертки, интриги, пузыри. Что многим продюсерам дает силу и желание победить? Только лишь амбиции и знакомства. Попробуйте пообщаться с кем-нибудь из них. В большинстве случаев вы встретите много пафоса. Это отражается и на качестве шоу-бизнеса. Он у нас искажен и совершенно не похож на институт, сформировавшийся на Западе. Я знаю об этом не понаслышке. Например, как там готовят музыку к кино? Это же фантастика. Сидят за столами 15–20 человек, перебирают бесчисленные кассеты, предлагают свои варианты. И ни одного шага влево, ни одного шага вправо, каждый занимается своим делом – ищет решение режиссерской задачи. А у нас на студиях работают многостаночники, и в результате качество продукции значительно ниже. Пока что в России производство кино построено на интригах, на желтухе и так далее. Конечно, можно снять замечательную трагедию или комедию о нашей с вами жизни. Но сейчас это мало интересно продюсерам. Поэтому с утра до ночи они кормят нас продукцией звездофермы.

– Есть ли, на ваш взгляд, выход?

– Есть. Чем меньше мы будем рекламировать безвкусие, тем быстрей оно погибнет. Наступит новая волна коммерции, которая волей-неволей повысит качество кинематографа. Я в этом глубоко убежден. Но беда в том, что нынче сделать это очень непросто, поскольку много сдерживающих факторов, распиаренных фигур, которые будут костьми ложиться, чтобы сохранить шоу-бизнес в том виде, в котором он существует. Они ведь зарабатывают на интригах приличные деньги.

– Много лет вы были ведущим режиссером концертного зала «Россия». Сейчас идет реконструкция этого зала. Вы вернетесь туда?

– Пока мне сложно ответить на этот вопрос. Но судьба московских концертных площадок меня беспокоит. На самом деле, в столице не так много места, где можно поставить грандиозное шоу. Вот в «Москва-Сити» большой зал строится. А в «России» будет зал то ли на 3500 мест, то ли его разобьют на несколько сценических площадок. Ведь если площадка большая, это совсем не значит, что она самая лучшая. Она должна быть под жанр заточена. Нельзя чтобы в одном зале были и кино с системой dolby-surround, и оперные спектакли. В «России» сцена безобразная была. Что мы там вытворяли в процессе репетиций – страшно сказать. Это очень сложная площадка, и она требует серьезных исправлений, чтобы появилась внушительная театральная коробка, правильная акустика. Посмотрим, что построят.

– Свою творческую деятельность вы начинали еще в советское время, жили по другим законам. А в 1990-е годы вам трудно было приспосабливаться под новую эпоху?

– Да, потому что я воспитывался на другом. Были худсоветы, цензура. В любом жанре были люди, способные какую-то чистоту донести со сцены. А сейчас каждый утюг поет. Композиторам нечего делать, потому что есть аранжировщики. Раскрученные музыканты на этом фоне не очень-то стремятся создавать новые песни, и этот поток набирает скорость. Дальше начинается пиар. Можно ничего не делать, а только тусоваться. Быть там, где есть телевидение и фотокамеры. Поцеловал публично чужую жену – создал интригу для желтой прессы. Тусовка – главное занятие жизни. Раньше такого не было, поскольку на сцену не пускали людей, не умеющих петь. Хотя были перегибы иного характера, цензурные рамки. Но эти рамки не позволяли фальшивить.

– Что поделать. Это век шоу-бизнеса…

– Еще Ильф и Петров писали, что есть много способов честного отъема денег у населения. Шоу-бизнес – один из основных. Когда американцы провели опрос, какое направление бизнеса будет приоритетным, приносящим сверхдоходы, то выяснили, что шоу-бизнес. Люди последнее отдадут, детям есть нечего будет, но они пойдут на концерт вот этого звездуна. Это знаете о чем говорит? О том, что душа ранена у людей. Дома поговорить не могут и живут непонятно как.

– А какова судьба вашего музыкального творчества? Песни еще писать будете?

– Я его и не оставлял. Вот сейчас пишу музыку для двух кинофильмов. Признаюсь, это мое любимое занятие. Продолжаю и песни писать. И хотя поступают разные предложения, мне не хотелось бы ориентироваться на уровень «Фабрики звезд». Потому что есть песни, а есть песенки. Песня – это то, что лет 15–20 звучит и ассоциируется с радостью. Я о России много пишу. Хотя мой хит «Казанова» – это своего рода исповедь. Кроме того, у меня сейчас началась большая продюсерская и композиторская работа с Симфоническим оркестром Министерства обороны. Замечательный оркестр и музыканты хорошие. Также готовлю альбом с ироничным названием «Музыка к неснятому кино».