Александр Стручков
РУССКИЙ ЭПОС ХХ ВЕКА
Гости нашей редакции — поэт Геннадий Николаевич КРАСНИКОВ и писатель Александр Фёдорович СТРУЧКОВ, директор «Всей России» (не политического блока, а книжной серии, которая оказалась гораздо долговечнее одноимённого объединения и издаётся уже более 10 лет).
Он же руководит издательством «Московский писатель», где недавно вышла уникальная книга — шолоховский роман в четырёх книгах «Тихий Дон» в авторской, шолоховской, редакции, воссозданный им при научной поддержке учёных Института Мировой литературы имени А.М. Горького РАН, Союза писателей России, близ
ких родственников Михаила Александровича Шолохова и попечительстве Виктора Степановича Черномырдина.
Геннадий Красников: — Александр Фёдорович, мы привыкли воспринимать историю России через образ — и прежде всего через литературу. История гражданской войны — не исключение. Её десятки лет писа
ли несколько институтов под руководством действительного члена Академии Наук СССР Исаака Израилевича Минца, но так и не написали. Наверное, потому, что писать приходилось с оглядкой на «генеральную линию», которая постоянно «колебалась». Как же удалось Михаилу Александровичу Шолохову создать столь в
печатляющую панораму гражданской войны в романе «Тихий Дон»?
-Александр Стручков: — Во-первых, уточню: не только панораму гражданской войны, но, через своих героев, и сегодняшнюю панораму человеческой жизни, а по большому счёту, Шолоховым был создан русский эпос ХХ века, равного которому нет во в
сей мировой литературе. При том, что хронология романа вобрала в себя, казалось бы, небольшой период — с 1912 года по 26 марта 1922 года (дата выделена и установлена мною).
Шолохов показал Россию на историческом изломе. И если говорить об образе, то это гениально выписанный образ национальной тра
гедии, последствия которой не изжиты за целое столетие. Что же касается оглядок, то вспомним тех немногих существующих в истории литературы авторов великих эпических произведений: Гомера, Сервантеса, Бальзака, Толстого, — чтобы убедиться в мужестве этих тружеников слова. Шолохов без всяких скидок со
поставим с ними и по божественному дарованию, и по бесстрашию. Масштаб его личности счастливо оказался под стать масштабу задачи. И никакой партийный кнут или пряник не мог заставить его пойти против истины реальной жизни.
Геннадий Красников: — Вы говорите об истине исторической? Можно ли доверя
ть фактам, описанным в романе?
-Александр Стручков: — Шолохов — и это принципиально важно для его исторического и художественного метода изображения событий — в силу своего характера не допускал вольностей в обращении с фактами. Когда-то Сталин задал ему вопрос: откуда вы всё это черпали? Что он
отвечал? — «Я работал с документами». И от документов он не отступал ни на йоту. В этом, кстати, поучительный нравственный урок — только исключительная шолоховская правдивость позволяла ему держаться так независимо и уверенно.
Представьте себе картину: по всей стране идут аресты, ищут «врагов нар
ода». А в ОГПУ среди прочих лежат письма Шолохова Харлампию Ермакову — человеку, послужившему прототипом Григория Мелехова. Кавалер четырёх Георгиев за Первую мировую войну, один из руководителей Вёшенского восстания, затем командир в составе Первой Конной армии. В 1927 году Ермаков расстрелян ОГПУ,
а незадолго до расправы Шолохов добивается встречи с арестованным...
Геннадий Красников: — При всех-то обвинениях в «контрреволюционных настроениях»?
-Александр Стручков: — Обвинений против Шолохова с лихвой хватило бы на несколько «посадок» и расстрелов. Вот, к примеру, цитаты из газет 30-х
годов: «идеализация казачества», «любование кулацкой сытостью», «объективизм» в изображении классового врага. «Роман «Тихий Дон» — произведение чуждое и враждебное пролетариату»; роман «является знаменем», а его автор — «идеологом кулацкой части казачества и зарубежного дворянства». Вот сотоварищ п
о перу, несгибаемый РАППовец Фёдор Гладков, высказывается (по существу, доносит): «У меня свой взгляд на этого писателя <...> Идеализируя казачество, он противопоставляет ему большевиков... Большевиков он и не знает, и не любит». Это сейчас можно любить или не любить коммунистов или президента. Тогд
а такая нелюбовь, да ещё с подсказки собратьев — «инженеров человеческих душ», была равносильна приговору.
Геннадий Красников: — И всё же, чем тогда объяснить расположение Сталина к Шолохову?
-Александр Стручков: — Расположением я бы это не назвал. Лукаво-мудрому Сталину Шолохов был выгоден,
в первое время он им прикрывался, показывая Западу, что вот-де и в СССР есть демократия, разные взгляды... Любил же он ходить во МХАТ на «белогвардейскую» пьесу Булгакова «Дни Турбиных»...
На ознакомительной встрече в июле на даче в подмосковных Горках у Горького в 1931 году Сталин Шолохова упрек
нул, что в романе «Тихий Дон» «слишком объективистски», «вроде как бы с сочувствием» показан генерал Корнилов. Шолохов на это ответил: «Субъективно он был генералом храбрым, отличившимся на австрийском фронте. В бою он был ранен, захвачен в плен. Затем бежал из плена, значит, любил Родину, руководст
вовался кодексом офицерской чести... Вот художественная правда образа и продиктовала мне показать его таким, каков он и есть в романе». Кто ещё с таким спокойствием и достоинством мог отстаивать перед всесильным генсеком свою правду?
Геннадий Красников: — Хорошо, поставим вопрос иначе: можно ли
говорить об особом отношении вождя к писателю?
-Александр Стручков: — Сталин, как любой грузин, уважал силу. Это первое. Но были ещё и политические соображения, которые заставляли его прислушиваться к голосу Шолохова. Шла борьба с Троцким и троцкизмом, который был выведен в романе таким, какой ес
ть: с животной ненавистью к казачеству, с цинизмом, превосходящим все мыслимые пределы. Фактически Лев Давидович сознательно спровоцировал Вёшенское восстание: как известно, сначала он подписал «Воззвание Реввоенсовета Республики к офицерам и казакам белой армии», гарантируя амнистию, мирный труд и
свободу, а месяц спустя, в начале февраля 1919 года, направил в войска приказ о «расказачивании» Дона и начале массовых репрессий.
«Сталин... задал вопрос: откуда я взял материал о перегибах Донского РКП(б) и Реввоенсовета Южного Фронта по отношению к казаку-середняку? Я ответил, что в романе всё
строго документировано. А в архивах документов предостаточно, но историки их обходят... Историки скрывают произвол троцкистов на Дону и рассматривают донское казачество как «Русскую Вандею»! Между тем на Дону дело было посложнее... Вандейцы, как известно, не братались с войсками Конвента Французско
й буржуазной республики... А донские казаки, в ответ на воззвание Донского Реввоенсовета Республики, открыли свой фронт и побратались с Красной Армией. И тогда троцкисты вопреки всем указаниям Ленина о союзе с середняком обрушили массовые репрессии против казаков, открывших фронт. Казаки, люди военн
ые, поднялись против вероломства Троцкого, а затем скатились в лагерь контрреволюции... В этом суть трагедии народа!..»
(Из беседы Константина Приймы с Михаилом Шолоховым)
Геннадий Красников: — Были какие-то другие причины благоволения Сталина?
-Александр Стручков: — Да, были. В 1928 году
две первые книги романа «Тихий Дон» напечатаны в СССР в «Роман-Газете» тиражом 300 000 экземпляров! Народ полюбил книгу. В 1930 году незавершённый роман переведён практически на все европейские языки. Даже в далёком Шанхае в 1931 году в переводе на китайский язык.
Роман был принят в мире восторже
нно. Лондонская газета «Санди график», начиная в мае 1934 года печатать главы из него, сопроводила их следующим аншлагом: «Тихий Дон» — это книга, которая удивила мир!» И далее: «Сегодня «Санди график» начинает публикацию выдающегося, одного из наиболее сенсационных, правдивых и очаровательных роман
ов, когда-либо написанных». Это позволяло поднять престиж власти: если столь правдивый роман опубликован, значит, в стране всё в порядке со свободой. Коммунист Шолохов «бесстрашно и объективно изображает действительность» — откровение! А вот оценка из-за океана. «Нью-Йорк Таймс», спустя семь лет: «И
звестно, что Шолохов — коммунист. И между тем в романе нет привычной марксистской пропаганды. К своим персонажам — белым и красным — он относится объективно, с неподдельным проникновением в человеческие чувства...».
Геннадий Красников: — Шолохов первым показал революцию как огромную национальную
, общую трагедию. Его книгу приняли и «белые», и «красные», за исключением самых крайних. Иное дело, что политических выводов тогда не сделали.
«Когда там, по вашим учебникам, гражданская закончилась? В двадцатом? Нет, милый, она и сейчас ещё идёт. Средства только иные. И не думаю, что скоро конч
ится. Потому, что до сих пор у нас что ни мероприятие — то по команде, что ни команда — то для людей, мягко сказать, обиды... Это если мягко сказать». А если со всей определённостью, то: «Гражданская война, она, брат, помимо всего прочего, тем пакостна, что ни победы, ни победителей в ней не бывает
(Из беседы М.А. Шолохова с сыном Михаилом)
-Александр Стручков: — Коллективизация на селе была прямым продолжением гражданской войны против собственного народа. Те же установки на уничтожение кулачества, а на деле — крестьянства «как класса», те же методы, та же психология. И, конечно, особ
ое пристрастие в отношении к казакам. Их сделали синонимом контрреволюционеров, врагов советской власти и народа. На них обрушились голод и самые жестокие репрессии. С этим со всем Шолохов обращается к Сталину.
«В Вёшенском районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозники и еди
ноличники: взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой, и всяческими болотными кореньями. Словом, район как будто ничем не отличается от остальных районов нашего края <...> Овчинников («особый уполномоченный» Крайкома. — Ред.) гр
омит районное руководство и, постукивая по кобуре нагана, даёт следующую установку: «Хлеб надо взять любой ценой! Будем давить так, что кровь брызнет!
Дров наломать, но хлеб взять!...» <...> Установка эта была подкреплена исключением из партии, на этом же бюро РК 20 коммунистов — секретарей ячеек
, уполномоченных РК и председателей колхозов, отстававших с выполнением плана хлебозаготовок. <...> И большинство терроризированных коммунистов потеряли чувство меры в применении репрессий. По колхозам широкой волной покатились перегибы. Собственно то, что применялось при допросах и обысках, никак н
ельзя было назвать перегибами: людей пытали, как во времена средневековья...»
«Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает... Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится... Казаки говорят: «Нас разорили хуже, чем нас разоряли в 191
9 году белые».
«...Надо на густые решета взять всех, вплоть до Калинина, всех, кто лицемерно по-фарисейски вопит о союзе с середняком и одновременно душит этого середняка».
(Из письма М.А. Шолохова, июнь 1929 года)
Первое письмо, Сталину вовсе и не предназначавшееся, передала вождю большеви
ков Левицкая, первый редактор «Тихого Дона» и старший друг Шолохова. А первая официальная встреча писателя и вождя в Кремле состоялась в начале 1931 года. Сталину в ту пору было 52 года, а Шолохову 26 лет! В дальнейшем, по «Журналу регистрации посетителей Сталина в Кремле», за последующие десять лет
они общались ещё одиннадцать раз. В действительности чаще — виделись же они на даче у Горького. Шолохов направил Сталину по крайней мере шестнадцать писем, и тот сам ему отвечал. Неизменно. Мало того, что отвечал, — принимал меры, на которых писатель настаивал. Скольких земляков спас Шолохов от гол
одной смерти в 1933 году — только Богу ведомо. И никогда никаких просительных и униженных интонаций.
Геннадий Красников: — Опубликованная переписка действительно впечатляет. Описывал ситуацию очень жёстко, предлагал, как исправить, прямо называл виновных и требовал наказания. Потрясает заключени
е одного из самых пространных писем: «Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины» (4 апреля 1933 г.)». Похоже на ультиматум?
-Александр Стручков: — Не ультима-а-а-тум. Припомним слова царя Николая I после
его беседы с Александром Пушкиным: «Сегодня я разговаривал с умнейшим человеком России»! Царю было 29 лет, а Пушкину 26 лет. Нечто подобное и здесь. Только в данной ситуации как необычайно умный человек Шолохов шёл ва-банк. Разговор вёлся на равных, как сложилось с первой же встречи. И это при том,
что к моменту знакомства автору «Тихого Дона» было, как и Пушкину, тоже 26 лет. В каком-то смысле Шолохов на время стал для Сталина единственным не искажающим, а реальным человеком, запечатляющим жизнь в слове, в которого тот терпеливо вглядывался, в какой-то момент прислушивался, словно бы пытаясь
определить для себя границы возможного народного терпения. Шолохов же бросил вызов не только троцкистам, но и всему репрессивному советскому аппарату. На свой счёт Шолохов не обольщался, он со дня на день ожидал ареста. Евдокимов, руководитель ОГПУ края, планировал его задержание ещё в начале тридца
тых годов. А к тридцать седьмому он стал первым секретарём Ростовского обкома партии, по сути — полным хозяином области. Арест Шолохова был уже подготовлен, но не хватало только согласия Сталина.
«Евдокимов ко мне приходил два раза и требовал санкции на арест Шолохова за то, что он разговаривает
с бывшими белогвардейцами, — говорил Сталин в 1938 году на встрече с выпущенными из тюрьмы вёшенцами. — Я Евдокимову сказал, что он ничего не понимает ни в политике, ни в жизни...»
Геннадий Красников: — Феликс Кузнецов заметил, что Шолохов был настолько независимой фигурой, что Сталин в его книг
ах практически отсутствует.
-Александр Стручков: — Имя Сталина отсутствует не только в романах, но и в публицистике Шолохова! Сравните данный факт, о котором не любят вспоминать патологические ненавистники Шолохова, хотя бы со стихами Пастернака о Сталине или Евтушенко, вспомните его небезызвестн
ые строки «Мой лучший друг живёт в Кремле». Справедливости ради надо сказать, что о Сталине есть и действительно талантливые произведения, скажем, у Александра Вертинского, как это ни странно для бывшего русского эмигранта, или знаменитая песня Павла Шубина «Волховская застольная», или песня Виктора
Гусева с мощным рефреном «Артиллеристы, Сталин дал приказ!». Шолохов имел смелость (а по сути, и дерзновение!) говорить то, что никто другой не мог себе позволить. С.Г. Королькову, другу и художнику, который иллюстрировал первое издание романа «Тихий Дон», он как-то сказал в сердцах: «Советская вла
сть — враг человеку». Но, вы знаете, этой прямотой он и держался. Если бы он хоть чуть слукавил, его бы не пощадили...
Геннадий Красников: — Образ весьма далёкий от того, каким представлял Михаила Шолохова Александр Солженицын в предисловии к «Стремени «Тихого Дона».
-Александр Стручков: — Тр
удно понять позицию Александра Исаевича. Ведь сначала, в декабре 1962 года, он пишет Шолохову о том, как высоко «ценит автора бессмертного Тихого Дона»...
Геннадий Красников: — Но какая-то почва для сомнений в авторстве остаётся?
-Александр Стручков: — У кого? Если бы хоть какая-нибудь «почва
» была, не сносил бы Шолохов головы. Он был «просвечен» ОГПУ — НКВД вдоль и поперёк. Найди тогдашний руководитель ОГПУ Ягода со товарищи малейшую зацепку к версии о плагиате — её немедленно пустили бы в ход. Но не нашли. Не было таковых. А исчезновение рукописи, как считает директор Института Мирово
й литературы имени А.М. Горького РАН Феликс Феодосьевич Кузнецов, — именно результат конфликта с ОГПУ. Шолохов привёз её в 1929 году в Москву на комиссию по обвинению его в плагиате. Но после того, как никаких сомнений в авторстве не осталось, решил оставить её в Москве у своего близкого друга Васил
ия Кудашева, человека, которому доверял, как себе. В начале войны его товарищ погиб, вдова же отказалась возвращать рукопись романа «Тихий Дон», уверяя Шолохова, а в дальнейшем и родственников писателя, что рукопись утеряна при переездах и т.д. Копии шолоховских рукописей тем временем уже стали появ
ляться на Западе в поисках покупателей. Лишь после её смерти рукопись обнаружили у наследников. В 1999 году её выкупил за пятьдесят тысяч долларов Институт Мировой литературы имени А.М. Горького РАН при материальном содействии — кого бы вы подумали? — Владимира Владимировича Путина, а не какого-нибу
дь олигарха..
Геннадий Красников: — Итак, рукопись романа «Тихий Дон» найдена. Вам не приходилось подсчитывать количество правок-вставок, которыми «обогатила» «Тихий Дон» редактура «обсовеченного» времени?
-Александр Стручков: — Да она и не пропадала, рукописи, как известно, не горят. Шолохов
ская рукопись 1-й и 2-й книги романа «Тихий Дон» необходима прежде всего для создания академического издания Сочинений М.А. Шолохова, и эту работу ведут учёные Института Мировой Литературы имени А.М. Горького, Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук.
В процессе текс
тологической работы по воссозданию авторского шолоховского «Тихого Дона» мне пришлось восстановить более трёх с половиной тысяч разночтений с шолоховским авторским текстом...
Геннадий Красников: — Солженицын ставит под сомнение авторство Шолохова и потому в том числе, что Михаил Александрович сл
ишком «спокойно» относился к цензурным исправлениям.
-Александр Стручков: — Давайте скажем так — не «ставит под сомнение», а «ставил». Александр Исаевич Солженицын, безусловно, человек незаурядный, я лично его уважаю за великую работоспособность даже уже в глубоко преклонном возрасте, дай Бог каж
дому оставаться таким. Достойна уважения и его способность в какой-то момент исповедоваться в своих книгах, меняться, но не размениваться, эволюционировать, что, согласитесь, и в молодости не каждому доступно. Судьба его трагична. Этот сложный поиск истины идёт в нём давно. Вспомним его блистательну
ю статью «Наши плюралисты», написанную более двадцати лет назад ещё на Западе и бросившую вызов всей злобствующей эмиграции из бывших диссидентов. Кстати, «Наших плюралистов» полезно было бы издателям и перепечатать, настолько актуально она звучит и сегодня. Пророческими оказались тогдашние его слов
а о борьбе с коммунизмом: «...В какую же плоскость сплющил сам себя этот плюрализм: ненависть к России — и только... В Союзе все пока вынуждены лишь в кармане показывать фигу начальственной политучёбе, но вдруг отвались завтра партийная бюрократия — эти культурные силы тоже выйдут на поверхность — и
не о народных нуждах, не о земле, не о вымираньи мы услышим их тысячекратный рёв, не об ответственности и обязанностях каждого, а о правах, правах, правах, — и разгрохают наши останки в ещё одном Феврале, в ещё одном развале...» Претензии же Солженицына к Шолохову, как мне кажется, другого происхож
дения: Солженицын хотел создать свой эпос ХХ века, он его и создал, но получилось только в документально-историческом жанре, а ему хотелось — в художественном, как в «Тихом Доне». Так что русскую «Илиаду» написал не он, а Шолохов, в этом-то и вся суть, и нормальное писательское раздражение. Но, судя
по тому, что премию своего имени Солженицын в последние годы вручает таким национально ориентированным русским писателям и философам, как Валентин Распутин, Константин Воробьёв, Евгений Носов, Леонид Бородин, Александр Панарин, то и его «оппозиционность» к Шолохову, хотя и косвенным образом, явно с
нята.
По моему разумению, шолоховская гениальность заключается не только в том, что он создал роман «Тихий Дон», но и в том, что сумел его напечатать! Эпопея с публикацией романа подобна детективному жанру. В 1931 году, после выхода первых двух книг романа, печатание Третьей, без каких-либо объяс
нений, в журнале «Октябрь» приостановили. Только после встречи Шолохова со Сталиным в Горках и их беседы Сталиным было принято решение: «Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем!» Так уж повелось, на Руси всегда было и есть, — страной правит не Царь, Генсек, Президент, а его окружение. Шолохов смел
ый человек, он боец. Как вспоминал Михаил Александрович, чего ему только не предъявляли: и «обвинение в вымысле Вёшенского восстания, — мол, его и не было!», и что он оправдывает повстанцев... В письме к Горькому он заметил: «...если всех слушать, то три четверти нужно выбросить». Но своё видение жи
зни в романе «Тихий Дон» отстоял. После пятнадцати лет напряжённой работы над романом, 28 марта 1941 года, в Москве в ОГИЗЕ (Государственное издательство художественной литературы) подписан к печати полный текст первого, отдельного издания всего романа «Тихий Дон» (4 книги), и это произошло за 88 дн
ей до начала Великой Отечественной войны с фашистской Германией.
Геннадий Красников: — Но какие-то исправления и тогда вносились?
-Александр Стручков: — Они были явными. Сначала убирали нежелательных персонажей — «врагов народа»: Троцкого, Маркова... По настоянию боязливого редактора Юрия Бор
исовича Лукина в текст был вставлен документ, где был показан «решающий» вклад товарища Сталина во время гражданской войны. В 1956 году Шолохов сам убрал «абзац-байку», но до 1953 года не трогали шолоховский язык, его авторский стиль. Роман избежал участи обсовечивания русского языка учёными-«шолохо
едами»... боялись Сталина. Боялись до 1953 года. А в 1953 году, дождавшись смерти вождя, приступили к полномасштабной диверсии против языка романа «Тихий Дон» и не только.
После 1953 года редакторы-«осы» налетели на роман. Шолохов назвал их метко — «шолохоеды».
Геннадий Красников: — Давайте в
ернёмся к Льву Давидовичу Троцкому. Шолохов-то его показал, что называется, «во всей красе».
-Александр Стручков: — Имя Троцкого после высылки из СССР окружили молчанием (Троцкий за антисоветскую деятельность в 1929-м был выслан из СССР, в 1932-м лишён советского гражданства. — Прим. ред.). И это
, видно, для кого-то было выгоднее, чем постоянно его поминать, хотя бы и ругая. Но я думаю, что не эта, политически-конъюнктурная правка была особенно болезненна для автора. Нобелевскую премию Шолохов всё-таки получил за «необсовеченный» роман «Тихий Дон» издания 1941 года.
Геннадий Красников:
— До Нобелевской премии была и Сталинская.
-Александр Стручков: — Тут особая история. Любопытно, как решался вопрос о присуждении Сталинской премии? Процитирую стенограмму II пленарного заседания комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства от 11 ноября 1940 года. Вопрос стоял
не только и не столько: «достоин — не достоин». Обсуждали, «вреден ли «Тихий Дон»! Вот выступление Алексея Николаевича Толстого: «Читатель наш настолько вырос, что он сам поправляет, вмешивается в творчество писателя. Читатель любит этот роман, лезет туда с сапогами и говорит: «Не так! Пиши ещё пяту
ю книгу!» ... Вопрос о вреде надо снять». «Нельзя свести революцию к судьбе одной семьи. Надо раздвинуть рамки трагедии...»
Геннадий Красников: — Что же, отзыв вполне доброжелательный и отчасти смелый. А как вы думаете, почему же сам Шолохов не протестовал против вивисекции своих произведений?
-Александр Стручков: — По рассказу Светланы Михайловны Шолоховой, старшей дочери писателя, её отец, устав от назойливости редакторов-шолохоедов, по этому поводу однажды с досадой сказал: «Я написал, а вы что хотите, то и делайте». И он прав, жить-то нам. Шолохов своим романом «Тихий Дон» преподнёс
всем нам урок высшей нравственности.
В 1949 году Сталин опубликовал в полном Собрании своих сочинений (в 12-м томе) письмо Феликсу Кону с критикой «Тихого Дона» от 1929 года. Это был долгожданный сигнал всем идеологическим службам против Шолохова, кстати, успешно реализуемый и новыми либеральны
ми торквемадами. Шолохов и этот вызов принял. С письмом к генсеку он обратился 3 января 1950 года. Сталин просит передать Шолохову, что принять его не может «ввиду перегруженности работой». Обратите внимание, с тех пор вождь ни разу с писателем не встречался.
Геннадий Красников: — Похоже, после
Победы в Великой Отечественной войне, когда мощь государства и собственный авторитет Сталина стали неоспоримы, нужда в Шолохове отпала?
-Александр Стручков: — По всей видимости, для Сталина — да. Сходным образом складывались отношения и с очередным генсеком — Брежневым. Сначала — близкие, почти д
ружеские, потом — охлаждение. Думаю, во многом это было вызвано письмом, которое он направил Брежневу в марте 1978 года. В этом историческом письме к руководству страны — удар по нравственной необразованности правителей. Что его беспокоило:
«протаскивание через кино, телевидение и печать антирусс
ких идей, порочащих нашу историю и культуру»;
«многие темы, посвящённые нашему национальному прошлому, остаются запретными»;
«продолжается уничтожение памятников русской культуры»;
необходимо утверждать «историческую роль» отечественной культуры «в создании, укреплении и развитии русского г
осударства».
Каково? Все члены Политбюро с ним ознакомились под роспись! — и под сукно, с грифом «Строго Секретно», в «Особую папку»! А это ещё секретнее.
Геннадий Красников: — Верите ли вы, что ситуацию можно изменить теперь?
-Александр Стручков: — Мир со своей пресловутой технократией ск
атывается в хаос безнравственности и дури. Новый миропорядок по-американски ведёт человечество в бездуховный тупик. Человека пытаются превратить в рабочее животное с «ножками Буша» на столе. Вам нужно а-ля клонированное, а-ля пробирочное общество людей? Вам нужна пища, которую «склонировали» америка
нские сельхозучёные для рабов?
Николай Васильевич Гоголь ещё в позапрошлом веке (1846 г.) в статье «О лиризме наших поэтов» писал так:
«...Наши поэты видели всякий высокий предмет в его законном соприкосновенье с верховным источником лиризма — Богом, одни сознательно, другие бессознательно, п
отому что русская душа вследствие своей русской природы уже слышит это как-то сама собой...».
«Зачем же ни Франция, ни Англия, ни Германия не заражены этим поветрием и не пророчествуют о себе, а пророчествует только одна Россия? — Затем, что сильнее других слышит Божью руку на всём, что ни сбывае
тся в ней, и чует приближенье иного царствия. Оттого и звуки становятся библейскими у наших поэтов. И этого не может быть у поэтов других наций, как бы ни сильно они любили свою отчизну и как бы ни жарко умели выражать такую любовь свою. И в этом не спорь со мною, прекрасный друг мой!».
«А что та
кое Соединённые Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит...»
В России есть и новые Пушкины, Гоголи и Шолоховы. Необходима всего лишь национальная политика, а к ней реальная финансовая и мудрая поддержка государства и Союзу писателей России, и Фонду куль
туры... На сегодняшний день основной хранитель народного слова — Союз писателей России, имеющий и сохранивший свои писательские организации во всех субъектах России и объединяющий свыше 5 тысяч членов СП России!
Властвующие структуры начинают осознавать необходимость сохранения литературы в своём
государстве. Как известно, в нашем издательстве «Московский писатель» в серии книг «Всемирная библиотека поэзии и прозы» вышел том Всех Сочинений Н.В. Гоголя, с вступительным словом Президента Украины Леонида Даниловича Кучмы, и российская общенациональная газета «Известия» 23 января сего года напе
чатала статью «Путин едет в Киев закрывать Год России», где помещена фотография В.С. Черномырдина и Л.Д. Кучмы, читающих Пушкина, с такой подписью: «Три символа Года России на Украине: Черномырдин, Кучма и Пушкин». Не символично ли?
В сентябре 1999 года по воле судьбы я оказался в Краснодаре. На
одной из встреч в Краснодарском государственном университете Виктору Черномырдину задали вопрос: «Виктор Степанович, в своём вступлении к однотомному изданию произведений Пушкина вы написали, что «Россия — хранительница души человечества» и что «если бы не Россия, то весь мир погиб бы от своей пресл
овутой технократии». Но сегодня, накануне третьего тысячелетия, Россия почти в хаосе. Кто же ей поможет?»
Черномырдин ответил серьёзно, по-своему, метко: «Пушкин. Только Пушкин! Спасибо России, что у нас есть такой великий предок, который и саму Россию во многом создал. Это мы, потомки Пушкина, Л
ермонтова, Гоголя, Шевченко, Достоевского, Шолохова и других наших великих русских классиков, вдруг начали их подзабывать. А ведь на самом деле российская культура — это высочайшее наше достижение, высочайшая ценность. Нам бы почаще обращаться к этим ценностям. И, может быть, мы были бы намного боле
е собранными, намного более внимательными к себе и людям... Это мнение не только моё, так считает весь мир. И нам надо гордиться этим». Молодые люди, сидящие в зале, сначала помолчали, а потом долго аплодировали...
И его наблюдение, на мой взгляд, точное и чрезвычайно важное, я бы сказал — провид
ческое.
Геннадий Красников: — Что ж, сказано — так сказано. По-моему, неплохое продолжение мысли Александра III о двух союзниках России: армии и флоте. Дай Бог, не лишимся их, не утратим и своей культуры.
-Александр Стручков: — Действительно, это глубокая мысль о том, что у России кроме армии
и флота есть третий, или, вернее сказать, четвёртый союзник — русская литература. А первый и самый главный союзник, без которого нас не было бы как нации, народа, — это Православие, высшая духовность России.
Геннадий Красников: — Благодарю вас за беседу, желаю новых успехов!
-Александр Струч