Александр Поволоцкий

Александр Поволоцкий – музыкант на все руки

Впервые я услышала его на концерте "Виртуозов Тель-Авива", где он играл вместе со своими детьми Юджином и Марианной. Это было потрясающе: совершенное звучание, блестящая импровизация и полное взаимопонимание между музыкантами. Я еще подумала: как же надо любить музыку, чтобы дети захотели продолжить дело отца. И вот спустя два года, мне удалось договориться с Поволоцким об интервью.

Александр Поволоцкий скрипач-виртуоз. Есть что-то в нем от мальчишки: волосы, собранные в хвостик, очень живые глаза за очками. Впервые я услышала его на концерте "Виртуозов Тель-Авива", где он играл вместе со своими детьми Юджином и Марианной. Это было потрясающе: совершенное звучание, блестящая импровизация и полное взаимопонимание между музыкантами. Я еще подумала: как же надо любить музыку, чтобы дети захотели продолжить дело отца. И вот спустя два года, мне удалось договориться с Поволоцким об интервью. Я пришла к ним, в розовый дом в одном из районов Яффо. И отметила, до чего это уютное жилище, красивое и теплое, насквозь пропитанное музыкой, соответствует духу своих хозяев. Он поставил свой рабочий диск и полились его дивные "Четыре времени любви", которые он писал на протяжении 25 лет.

Как говорится, нет пророков в своем отечестве. И у меня сложилось впечатление, что ваше имя больше известно за пределами Израиля, чем в Израиле. Так ли это?

Я не знаю, мне трудно определить степень моей известности за границей, но доля истины в том, что вы сказали – есть. Могу судить хотя бы по тому, что я был приглашен членом жюри на международный конкурс Венявского. (Для тех, кто не в курсе: один из старейших в Европе международный скрипичный конкурс имени Генриха Венявского проводится с 1935 года, один раз в пять лет. К примеру, одним из его победителей был Давид Ойстрах. До Поволоцкого чести быть приглашенными в члены жюри не удостаивался ни один русскоговорящий израильский "мастер смычка" – прим. ред.).

То, что вы написали увертюру в "соавторстве" с Венявским своеобразная творческая наглость, как если бы кто-то написал фантазии на тему Паганини (а я знаю, что они существуют).

Ну, фантазии на тему Паганини, писали, начиная с его смерти. В соавторстве с Венявским я тоже писать не мог, потому что он умер достаточно давно. Но я использовал его произведения. Это был очень кропотливый труд. Венявский является одним из столпов скрипично-музыкальной литературы, композитором и виртуозом-практиком, одним из праотцов современной скрипки, то есть техникой ее владения. Он развил романтическую виртуозную скрипичную игру. И те несколько концертов для скрипки в сопровождении фортепьяно, или в сопровождении оркестра – даже спустя сто лет трогают сердца. Его музыка, может быть, проста, но очень мелодична и очень искренна. Но в смысле исполнительского мастерства она отвечает самым высоким меркам. И очень трудно работать с материалом талантливым. Поэтому то, что я сделал, безусловно, было смело. Но в первую очередь, это было смело со стороны тех, кто мне предложил это сделать. Ведь это была не моя идея. (Сам бы я просто не решился.) Мне это предложил сделать Шломо Минц, очень известный в мире скрипач, который был председателем жюри на конкурсе Венявского.

Существует печальная традиция: таланты в Израиле не задерживаются. Принимают гражданство других стран и уж прославляют их. Почему?

Если говорить о талантах, то их не так уж и много. Если уезжают по-настоящему талантливые люди, то это оттого, что здесь мало пространства для работы. Они уезжают для того, чтобы играть, если они солисты. А если уезжают только для того, чтобы где-то играть в оркестре или преподавать – я очень много таких встречал за границей, – я вам даю гарантию, что они не прославляют ни себя, ни страну, в которой живут. Израиль могут прославить такие имена, как, например, Максим Венгеров, Ефим Бромфман, Гиль Шахам. Они являются гражданами Израиля, и, действительно, живут и в Европе, и в Америке, и концертируют по всему миру. А кто знает человека, который сидел здесь в каком-то небольшом оркестре, и переехал в такой же оркестр, но в Европе?

А как вы думаете, почему израильские родители стараются дать образование талантливым детям не дома, а за границей?

Там более широкие горизонты. Но опять-таки, не все талантливые дети становятся талантливыми взрослыми. Недавно я услышал по телевизору одно очень интересное высказывание одного музыкального критика. Она сказала, что талантливый и спобный человек – это два совершенно разных понятия. О способном человеке говорят – "ах, он такой способный и талантливый", хотя это разные вещи. Я когда услышал это, понял, что она абсолютно права. Потому что способный человек – это человек, который хорошо впитывает, а талантливый – это человек, который отдает. Когда способный ребенок уезжает за границу, он там впитывает новое. Например, в Джульярдской школе в Америке, безусловно, его развитием будет заниматься больше людей, чем здесь. И культурная жизнь там богаче. Но сумеет ли он потом выдать, то что впитал в себя – это покажет жизнь.

Почему вы "задержались" в Израиле? Может быть, за границей ваша творческая жизнь сложилась бы совсем по-другому?

Так получилось. Наверное, у каждого – своя судьба. Мне захотелось поменять свою судьбу, которая, кстати, и в Советском Союзе складывалась удачно.

То есть, можно сказать, что Израильский филармонический оркестр под управлением Зубина Меты стоил того, чтобы оставить ради него ансамбль скрипачей Большого театра?

Я думаю, что никакая работа не стоит жертв. Есть твое внутреннее состояние. Ты можешь работать в замечательном коллективе, а быть исключительно несчастным человеком. Все должно быть в гармонии. Неужели вы думаете, что игра в оркестре у Зубина Меты является краеугольным камнем моего счастья? Безусловно, это не так. Но все вместе: и то, что я приехал сюда, и поступил в оркестр, и то, что имел возможность реализоваться, и то, что мои дети получили достойное образование (дочка тоже играет в этом солидном оркестре), и то, что я люблю эту страну – все в комплексе дает мне право чувствовать, что я здесь нахожусь на своем месте.

Картинка детства: дети гоняют во дворе в футбол, а какой-то еврейский мальчик пиликает на скрипке. Его зовут поиграть, но родители не пускают. Это похоже на ваше детство?

Нет. У меня не было такого зацикленного детства, где скрипка – и больше ничего. Я успевал и с мячом бегать, и на скрипке играть, и в кино ходить чуть ли не каждый вечер. Когда я был ребенком, телевизоров еще не было, единственным культурным центром были кинотеатры, а в кинотеатрах были оркестры, у меня там работал папа, там я и ошивался.

А если бы сейчас предложили какую-то халтуру – пошли бы? Например, на частную вечеринку к "новым" "русским"?

Когда мы только приехали сюда, я, безусловно, искал любой вид заработка. Не ходил на похороны, но на торжества – ходил. Я не играл, когда гремели тарелками, вилками, и когда жевали. Но, когда на торжествах устраивали небольшой камерный концерт, я играл. Последних 5-6 лет я это не делаю. Хотя... все зависит от оплаты. Но играть когда жуют, я этого не сделаю, даже если много заплатят. Потому что я всегда одинаково играю при любом выходе на публику, понимаете? Для меня все равно – стою я на большой сцене или в ресторане. Главное – что я играю.

Вы играли в лучших оркестрах мира...

Всего в двух оркестрах двух стран: Советского Союза и Израиля, но они были лучшие и там и здесь, и они концертировали по всему миру.

Насколько вы современны? Пользуетесь при написании музыки компьютером?

Да, последние лет пять я пишу на компьютере. Я не пишу компьютерную музыку, аранжировки я делаю на компьютере. Во-первых, это значительно удобнее! Когда я пишу, я не только сразу вижу напечатанные ноты, но и слышу написанное. То есть, я как бы пишу – и одновременно себя критикую. Это замечательно! Компьютер для сочинения – конечно, колоссальная вещь!

Интернетом пользуетесь?

О-о, в компьютерах во всем, кроме написания музыки, я полный профан! Я вам скажу по правде, я до сих пор не знаю, как включить... Я с 70-х годов разъезжаю по всему миру, живу в самых лучших гостиницах – это оговорено контрактом, не ниже четырех звездочек. Заходя в номер, я не знаю, как включить будильник. Я до сих пор не знаю, как вставить видеокассету в видеомагнитофон. Недавно был такой курьезный случай: мы остались дома вдвоем с внучкой (ей недавно исполнилось три годика). И она меня просит включить мультик. Я ей говорю: "Мамочка, я не знаю, как вставить кассету!"

Она на меня вылупила глазки с удивлением и спрашивает: "Ты что, тоже маленький?"

Так что, когда говорят, что "все великие музыканты немного не от мира сего", это недалеко от истины?

Этого я подтвердить не могу. Я очень даже реален и от "мира сего". Но все, что касается техники, у меня как-то не укладывается в голове. Знаете, есть люди: услышали – и сразу запоминают. У меня даже с именами проблема. Цифры я просто не знаю. Я не знаю, какой у меня номер счета в банке, шифр каспомата...

Хоть номер домашнего телефона помните?

Путаю. Иногда спрашиваю у дочери.

У вас есть любимый город?

Я вообще люблю путешествовать. Люблю Париж, Лондон и Нью-Йорк. Обожаю маленькие города в Италии, во Франции. Прагу люблю... И Буэнос-Айрес мне очень нравится, и Рио-де-Жанейро...

Гимнастка Ольга Корбут однажды сказала, что, достигнув определенного уровня мастерства, она уже не могла спуститься ниже. И ничто не в силах помешать, ни плохое настроение, ни самочувствие. Вы бы могли сказать это про себя?

Год назад я был приглашен в Польшу на 70-летие президента конкурса имени Венявского. Они попросили, чтобы я приехал со своими детьми. Я специально для этого выступления написал пьесу на три скрипки. И наше выступление должно было стать центром всего юбилейного концерта.

И вот буквально за несколько дней до этого... С нами жила моя тетя. Она меня вырастила, она всю жизнь прожила с моими родителями, и в Израиль приехала с нами. Ей было почти 99 лет, но она была молодцом. И как раз накануне нашего отъезда она попала с воспалением легких в больницу. Не поехать я не мог, потому что это моя работа, я не мог подвести людей, который нас пригласили.

Мы прилетаем в Польшу. У нас был один день на репетицию – пианист, с которым мы должны были играть, был поляком. И вдруг по CNN передают, что в Израиле произошел теракт. Палестинцы расстреляли в упор шесть израильских солдат. И мой сын начал интересоваться – кто погиб? Он ведь тоже служит в армии, и у него там масса друзей и знакомых. И в день концерта, буквально за пару часов нашего выхода на сцену, приехала моя жена с израильской газетой. И мой сын увидел, что один из погибших – мальчик, с которым они были приятелями, вместе играли в теннис... Он через дорогу от нас жил. Можете представить состояние моего сына, когда он увидел, что его товарищ – погиб! Какое у меня было настроение, вы тоже можете представить. Но я ему сказал: "Так! Эмоции – в сторону! Мы идем на сцену!" И мы отыграли. Концерт прошел потрясающе. Нас великолепно принимали.

На следующий день мы улетали. И вот зазвонил мобильный телефон моего сына. Звонили из больницы. И по его взгляду, по тому как он посмотрел на мою дочь я все понял. "Она умерла?". Он ответил: "да". Моя тетя умерла буквально за пару часов до нашего возвращения. Я вам рассказываю это к тому, что в профессии есть только одно: твой выход на сцену – и зрители. Никого не должно интересовать, что творится у тебя в душе.

Я знаю, что существует определенный набор популярных классических произведений-шлягеров, которые ждет зритель. Чем бы ты его ни угощал – модным, изысканным, чувственным,– а она все равно будет хотеть "Чардаш" или "Полет шмеля". Что вы думаете на этот счет?

Я к этому отношусь положительно. Все дело в том, как это исполнять.

Я видела в одной из телепрограмм, как Вы на пару с Саней Кройтером играли этот самый "Чардаш". Кройтер – это уже другое поколение, и на скрипке он играет джаз...

Я тоже играю джаз. Но для меня это только одно из направлений. Так как я еще играю в оркестре, то я могу варьировать, играть и эту музыку, и другую.

На своем первом диске, который я записал на три скрипки вместе с сыном Юджином и дочкой Марианной, мы играем 11 классических миниатюр в джазовом обрамлении. Кстати, на этом диске мы играем и "Полет шмеля".

Какие творческие планы?

Во-первых, я только что закончил пьесу по заказу международного мастер-класса "Кешет Аялон" под руководством Шломо Минца. На эти мастер-классы приезжают скрипачи со всего мира. Обычно по окончании этих курсов проводится заключительный концерт, на котором играют лучшие, а завершается все это выступлением ансамбля скрипачей. На этот раз они попросили меня, чтобы я аранжировал пьесу, которую израильский космонавт напел жене из космоса.

Второе – выпуск диска, который я должен закончить до конца этого месяца. Это будет мой сольный диск, где будут исполняться импровизации на известные темы с пианистом Игорем Наймарком, мои пьесы, которые были записаны в Москве с оркестром радио и телевидения, джазовые пьесы, пьесы для скрипки с оркестром... Одну пьесу – на тему "Перпетуум мобиле" Паганини – в джазовой обработке я играю с дочкой. Весь этот диск – подарок моего сына, который его продюссирует.

В общем, у вас получился натуральный семейный подряд. Как он будет называться?

"Четыре времени любви". Есть у меня такая пьеса. Я ее часто играю в концертах, и зрители часто просят... Всем она очень нравится.

Это сюита из четырех частей, которую я писал на протяжении двадцати пяти лет. Правда, когда я ее начинал, я не думал, что так получится.

Тема бесперспективности жизни больше у вас не возникает? Вы живете в согласии с самим с собой?

Да, я живу в гармонии.

На прощание Александр Поволоцкий показал мне выложенную кирпичом стенку и сказал: "Когда я обдумывал, как писать увертюру к Венявскому, я выкладывал эту стенку"...

И я с уважением посмотрела на его руки. Руки, способные класть кирпичи – и писать музыку.