Александр Пономарев

БУДЕМ ЖДАТЬ НОВУЮ МУЗЫКАЛЬНУЮ РЕВОЛЮЦИЮ

Продюсер «Сплина», «Би-2», а в прошлом «Наутилуса…»

Музыкальный продюсер на Западе чуть ли не такая же звезда, как и сам музыкант. Например, Найджел Гордвич, работавший с Radiohead, или Брайан Ино, продюсер U2, во многом благодаря которому группе удалось записать альбом (Joshua Tree, 1989), считающийся одной из лучших работ в истории рок-музыки. Главная задача музыкального продюсера в цивилизованных странах изначально заключается в том, чтобы музыкантам было легче донести свои идеи до слушателей. Чисто коммерческая сторона деятельности находится совсем не на первом месте среди всех приоритетов его работы.

В нашей стране профессия «музыкальный продюсер» уже давно рассматривается как деятельность человека, имеющего отношение только к шоу-бизнесу, но никак не к самой музыке. От опытного, что чаще всего подразумевает собой богатого продюсера, знающего, на чем в шоу-бизнесе можно сделать деньги, зависят успех и все творчество музыкантов. О продюсерах рок-музыкантов разговор особый. Кто, как не они, должны вместе со своими подопечными сражаться с попсовым шоу-бизом? Впрочем, деньги часто застят глаза даже самым декларированно свободолюбивым.

Один из наиболее известных российских рок-продюсеров Александр Пономарев, раскрутивший группы «Сплин» и «Би-2», поделился с «Новой» взглядами на собственную профессию и отечественную музыкальную индустрию в целом.

— Расскажите немного о себе — где вы учились, например…

— Я окончил Институт гражданской авиации в Киеве, так что мое образование не имеет никакого отношения к музыке. Просто, как и многие другие, я очень любил рок-музыку. У нас в институте учились довольно много иностранцев, благодаря которым мы добывали себе не только джинсы, но и новые пластинки. Только что вышедший альбом «Лед Зеппелин», например, уже через неделю был у нас в руках. Мы передавали его друг другу, чтобы переписать на магнитофон, и крайне дорожили такой возможностью. Чуть позже я и мои товарищи стали устраивать в стенах института дискотеки.

— Как же вы стали музыкальным продюсером?

— Началось все с того, что я стал организовывать, кроме дискотек, «подпольные» концерты таких исполнителей, как, например, Юрий Лоза. Как ни странно, тогда я работал в прокуратуре города Рязани, в котором оказался по распределению после окончания института и окончив специальные юридические курсы. Я получил должность эксперта-криминалиста. Достаточно известная тогда группа «Зодчие», в которой вокалистом был Юрий Лоза, а на бас-гитаре играл Валерий Сюткин, была приписана именно к Рязанской филармонии. Нередко они обращались ко мне за помощью, и в конце концов я стал помогать им регулярно. Например, ставил на билетах-открытках квартирных концертов Юрия Лозы печать рязанской прокуратуры, чтобы они имели «официальный» характер. Потом гастрольная биография этого музыканта расширилась до нескольких городов, так я и стал заниматься той деятельностью, которая сейчас, спустя много лет, называется словом «продюсер». Когда я приехал в Москву, Валерий Сюткин, который был тогда солистом группы «Браво», пригласил меня на работу музыкальным директором. Это был 1994 год. Далее была группа «Наутилус Помпилиус», потом — группы «Сплин» и «Би-2».

— Кто ваш любимый рок-музыкант сегодня?

— Мне кажется, что сейчас рок-музыки как таковой просто нет. Есть ремейки, ремиксы — называйте, как хотите, — того, что было раньше. Любая, даже самая популярная сегодня рок-группа может играть года два-три, не больше. Все идеи сегодняшней рок-культуры заимствованы из ее первоисточников. В каждом столетии есть взлеты и падения поэзии, литературы и искусства вообще. То же самое, как мне кажется, происходит с рок-музыкой сейчас. Она превратилась просто в некий музыкальный фонд и стала явлением именно массовой культуры и ничем более. Самые смелые идеи рок-музыкантов сегодня очень быстро превращаются в ничто, как жевательная резинка или карамель. Лидер-вокалистка английской Portishead, одной из самых любимых мною групп за последнее время, однажды призналась в том, что можно сколько угодно увлекаться экспериментами со звуком, сэмплами и аранжировками, но все равно в итоге главное — это сама песня в чистом виде и ничего более. Человечество не придумало пока ничего лучшего.

— В чем заключается основная трудность профессии продюсера, с которой вы, например, сталкиваетесь чаще всего?

— Самое трудное — работать с действительно талантливой группой, которая еще неизвестна. Сейчас очень сложно найти правильную, нужную песню, при помощи которой надо представить группу широкой аудитории. Так называемая стартовая песня является своего рода музыкальным товаром, имеющим чуть ли не самое главное значение. Она не должна быть, с одной стороны, произведением искусства, иначе ее вряд ли поймут многие, но и не должна иметь при этом прямое отношение к поп-музыке. Главное — почувствовать то, какая именно песня может вызвать действительно большой интерес, что, поверьте, очень трудная задача. Кроме того, любой артист на самом деле — весьма тонкий по своему характеру человек. Его поведение иногда просто невозможно предугадать. Когда музыкант становится звездой, ему може

т прийти в голову все что угодно. Прежде всего (и чаще всего) — это мысль забыть о своем собственном продюсере. Но сегодня ситуация такова, что без поддержки «мощного паровоза», каким и должен быть музыкальный продюсер, музыканту просто не обойтись, насколько бы популярен он ни стал. Многие этого не понимают.

— Многие считают, что сегодня любой исполнитель может стать известным, если ему поможет опытный продюсер. Это так?

— Скорее всего. Правда, как показывает время, все равно ненадолго. Для меня основой всей моей работы является то, насколько сильно заинтересовала меня музыка той или иной группы. Если я чувствую, что смогу донести ее буквально до каждого дома или подъезда, только тогда у меня появляется по-настоящему сильное желание работать. Ведь все-таки музыка — это нечто особенное, а не обычная торговля. Как мне кажется, без интуиции и некоторого авантюризма современному продюсеру не обойтись.

— Почему проекты вроде «Фабрики звезд» стали настолько популярны?

— Таков менталитет нашего народного большинства — то, что ему показывают изо дня в день, он и считает лучшим и самым популярным. У нас по-прежнему очень велика сила телевидения. А оно вместе с радио буквально отлучает людей от нормальной музыки. Каждая станция или телеканал ссылаются при этом на так называемое тестирование или рейтинг. Скорее всего, интересных рок-исполнителей в таких списках попросту нет. А ведь для того, чтобы действительно хорошая музыка была популярна, надо, чтобы она звучала в эфире.

Но в эфире пока — целый поток или даже некая лавина хорошо поставленной на конвейер околомузыкальной продукции, макулатуры. Кроме того, в нашей стране всегда была весьма сильная склонность именно к той музыке, которую сегодня стали называть популярной, или попсой. Тем не менее мне кажется, что через некоторое время начнется некоторое отторжение от этой «музыки» просто потому, что ее крайне часто передают по тому же телевидению. Людям захочется наконец чего-то действительно настоящего…

— Когда вам было легче работать — сейчас или, скажем, десять лет тому назад?

— Раньше было легче работать потому, что не было никаких проблем поставить на радио действительно талантливую песню. Тогда не было «железобетонных» форматов, которые определяют сегодня политику буквально всех музыкальных радио- и телеканалов. И вообще было меньше суеты… Хотя количество денег, которые ты мог заработать, было примерно в пять раз меньше, чем сейчас.

— Музыкальный продюсер сегодня — это человек, который наконец-то получил возможность честно заниматься своей работой или нет?

— Сложный вопрос. Скорее всего, все-таки нет. Наша страна по-прежнему имеет одну очень важную для всех профессий особенность — вся твоя работа так или иначе строится прежде всего на каких-то связях, знакомствах и так далее. Принципиально в ней ничего не изменилось — кроме того, что все стало намного сложнее. Например, произошедшее несколько лет назад уплотнение всего музыкального рынка, при котором всех стала интересовать только музыка одного направления, прежде всего популярного.

— Что-то может изменить ситуацию в лучшую сторону?

— Всего лишь одна радиостанция, полностью независимая от каких бы то ни было внешних причин. Например, от влияния популярной музыки, рекламы, так называемых учредителей, или околомузыкальных деятелей шоу-бизнеса, имеющих сейчас огромную власть, от всех этих проектов типа «Фабрики звезд» и так далее. У людей сейчас просто нет выбора. Есть только восемь радиостанций, из которых шесть или семь имеют примерно один и тот же формат вещания, то есть передают одну и ту же музыку.

Все это уже невозможно слушать. Дайте людям хотя бы один глоток чистого воздуха, и все изменится в лучшую сторону. Правда, честно говоря, то, на какие деньги такая радиостанция сможет существовать сейчас, — это очень и очень трудный вопрос. Кроме того, хорошая музыка должна быть защищена юридически. Так будет, например, если выйдет наконец закон, полностью запрещающий петь под фонограмму. Любое исполнение под фонограмму — это издевательство над зрителями, которые пришли на концерт, и попросту воровство. Потому что человек (зритель) купил билет на концерт, а слушает вместо этого запись. Для настоящего музыканта выступление под фонограмму — это что-то вроде самоубийства. Конечно, необходимо снизить влияние пиратского рынка, который сейчас составляет чуть ли не 90% всей продаваемой музыкальной продукции. У нас до сих пор нет законов, регламентирующих отношения между продюсером и артистом. Продюсер не может быть в силу своей профессии настоящим другом или товарищем музыканта, точно так же он не может быть просто человеком, занимающимся всеми его делами, связанными с бизнесом. Ведь хороший продюсер любит музыку не меньше, чем сам музыкант… Часто получается так, что сначала продюсер помогает музыкантам в их творчестве, а после их успеха остается практически ничем не защищенным.

Будем ждать новую музыкальную революцию. Если рок-музыка ушла в тень и терпит коммерческие удары популярной музыки, она все равно должна снова появиться. В своем наилучшем качестве.