Герой Советского Союза (22.02.39). Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденами Кутузова 1-й и 2-й степени, Суворова 2-й степени, Отечественной войны 1-й степени, орденами Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», медалями.
Родился в семье крестьянина. Русский. В детстве жил в деревне Новосёлки Смоленской области.
В РККА с 1929 г. В 1930 г. окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков, а в 1932 г. - 2-ю военную школу летчиков КВФ в г. Борисоглебске. Был командиром звена, а затем отряда 40-й эскадрильи 83-й истребительной авиабригады Белорусского военного округа.
В 1936 г. за успехи в боевой, политической и технической подготовке был награжден орденом «Знак Почета».
Вспоминает генерал-майор авиации Кондрат: «Саша - человек дела… Смуглявый, стройный, галифе с шиком. А главное - летает Саша, как дьявол, и стреляет без промаха. Мы постоянно встречаемся в учебных боях, и, честно сказать, мне частенько от него достается. Когда бригада улетала в Москву на первомайский парад, Сашу подвела ангина, он остался в части. А вернулись - и пожалуйте на свадьбу! Первый во всем, Саша тут не изменил себе - стал первым «клятвоотступником» нарушил холостяцкий уговор не жениться».
В 1937 г. он зарегистрировал брак со своей сослуживицей Полиной Денисовной Говязь, взявшей после замужества его фамилию. В 1937-38 гг. старший лейтенант Полина Осипенко участвовала в нескольких дальних беспосадочных перелетах и установила пять женских мировых авиационных рекордов. Была награждена двумя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и удостоена звания Герой Советского Союза.
Участвовал в национально-революционной войне в Испании с 12.01.38 по 28.06.38 гг. Был командиром отряда, а затем комэска. Летал на И-15. Провел 30 воздушных боев, в составе группы сбил 23 истребителя и 3 бомбардировщика. Летчики эскадрильи под его командованием уничтожили 34 самолета противника в воздухе и 17 на земле. Был награжден орденом Красного Знамени (14.11.38).
В начале 1937 г. Осипенко прибыл в Испанию в составе группы советских летчиков-добровольцев под командованием майора Котрова.
Генерал-лейтенант авиации Осипенко вспоминает: «Услышав, что я рекомендован на должность командира эскадрильи и командующего истребительной группой «чатос», Птухин… усмехнулся:
- Нет, дружок, - сказал он, - сперва полетаешь рядовым летчиком в 1-й эскадрилье «чатос» Никиты Сюсюкалова, потом посмотрим, на что ты годен.
В душе обиделся на генерала, но виду не показал. На родине, командуя истребительным авиаотрядом, я был представлен на должность командира эскадрильи. Семь лет пролетал на истребителях, освоил многие их типы. А тут… рядовым летчиком!..
Конец января 1938 года... Эскадрилья на несколько дней выведена с фронта для ремонта самолётов и кратковременного отдыха лётного состава. Но боевая задача не снята. Лётчики днём и ночью несут дежурство в готовности прикрыть город и порт Барселону от ударов фашистских бомбардировщиков...
После обеда готовлюсь к вылету на опробование отремонтированного двигателя и ознакомление с зоной аэродрома.
Демонстрирую свое умение. Зная, что за мной с земли придирчиво наблюдает вся эскадрилья, стараюсь не ударить лицом в грязь. Делаю традиционный круг, набираю высоту над центром лётного поля и начинаю пилотаж. Приземляюсь, касаясь колесами шасси посадочного знака...
В нашей эскадрилье кроме Никиты было ещё два советских лётчика. Остальные - молодые испанцы.
В районе Теруэля продолжались упорные наземные и воздушные бои. Освобождённый от противника в начале января 1938 года, город стал центром притяжения противоборствующих сторон...
Никогда не забуду свой первый боевой вылет в составе звена на разведку наземного противника в районе Теруэля. Ведущим шёл Никита Сюсюкалов...
Обойдя Теруэль с запада, мы приближались к железнодорожной станции Каламоча, когда, круто пикируя, из разрывов облачности стали вываливаться на нас «Фиаты», ведя огонь с дальней дистанции…
Сюсюкалов, переложив «Чато» с крыла на крыло, резко развернулся в сторону противника, просигналив рукой: «Идём в атаку». Помня строгое предупреждение - не отрываться от ведущего, перекладываю И-15 на крыло. Удерживаясь за комэском слева, сзади, бросаю машину навстречу противнику. Из головы вмиг вылетело всё то, что мне рассказывали и советовали побывавшие в боях лётчики. Верчусь в образовавшемся «рое» своих и фашистских самолётов. Пытаюсь удержаться в строю и не потерять ведущего. Пытаюсь, но не всё удается. Воздух располосован светящимися, дымными трассами. Начинаю понимать, что «Фиатов» значительно больше, чем нас. Они появляются сверху с разных сторон, а когда закладываю глубокие виражи, невольно отрываюсь от Сюсюкалова… По спине пробежал холодок. Мелькнула мысль - пропаду?
Понимая, что спасение в резком пилотаже, а выдерживать перегрузки я был приучен, ношусь в круговороте стреляющих друг в друга истребителей. Пытаюсь атаковывать сам, но, честно говоря, подумываю больше об обороне... Успеваю про себя отметить, что «Фиат» - машина маневренная, устойчивая в воздухе, но фигуры пилотажа выполняет медленнее, чем И-15.
Какие только эволюции на истребителе мне не пришлось проделать в первом воздушном бою!.. Как потом оказалось, на один республиканский И-15 приходилось не менее шести «Фиатов».
Время воздушного боя быстротечно и ограничено рядом факторов. Бортовые часы показывают, что деремся 50 минут. Понимаю, что на исходе горючее, боеприпасы. Вижу, как отдельные «Фиаты» покидают арену схватки. Но не все. Продолжая бой, так закрутился, что не могу сообразить, где в данный момент нахожусь, целы ли мои товарищи? И - о радость! - ниже меня над перекрестком шоссейной и железной дорог Теруэль - Каламоча замечаю пару И-15, призывно покачивающих крыльями. Переворот через крыло. Вслед рванувшемуся из - под меня «Фиату» даю длинную очередь и пристраиваюсь к Никите Сюсюкалову... Выставив из кабины руку в жёлтой перчатке, он показывает большой палец. «Значит, всё в порядке, комэск доволен». Киваю в ответ головой... Приходим на свой аэродром. В строю растянутого правого пеленга совершаем посадку. Про себя думаю - летали в разведку, а я ничего не видел.
Следует строгий разбор боевого вылета. В моем самолёте несколько боевых пробоин. «Могло быть и больше, но ты, кажется, умеешь летать», - скупо улыбается малоразговорчивый Сюсюкалов. Оказывается, в воздушном бою мы сбили два «Фиата». Боюсь признаться товарищам, что это сообщение для меня новость...
Теруэль вспоминается очень упорными ожесточёнными воздушными боями... Склоны гор, окружающих город, были усеяны обломками сбитых и сгоревших самолётов. Фашисты, несмотря на потери, стремились к побережью Средиземного моря. Мы, на пределе сил, совершали до 6-7 боевых вылетов за световой день...
На подступах к Теруэлю находилась хорошо оборудованная в инженерном отношении гора Лопеньа...
В середине февраля 1938 года командование подняло в воздух всю группу «Чатос», чтобы нанести штурмовой удар по подходящим к Лопенье резервам противника. Нас прикрывали две эскадрильи «Москас»... Подходим к району удара. В рассветной мгле кинжальным блеском сверкают выстрелы фашистских зениток. Группой командует Никита Сюсюкалов. По его сигналу энергично выполняем противозенитный маневр. Летя в головном звене, вижу на заснеженной горной дороге колонну вражеской пехоты. Подав сигнал на перестроение, Сюсюкалов сваливает машину в атаку. Не отстаю от него. Навстречу брызжут трассы зенитных пулемётов. Поздно... Идя над забитой войсками дорогой, открываем огонь. Высота полёта предельно мала. У земли скорость кажется огромной.
На первом заходе пытаюсь рассмотреть результат нашей штурмовки... Огибаем высоту, повторяя извилины дороги. Под нами плотные квадраты фашистской пехоты. Горка. Огонь. На дороге творится нечто невообразимое...
Разворот на обратный курс. Вновь атака. И так, раз за разом, выполняем 4 штурмовых захода. На 5-м выше нас видим воздушный бой, который ведут с «Фиатами» и «Мессерами» прикрывающие нас эскадрильи «Москас». Никита Сюсюкалов подает сигнал сбора. Над огневыми позициями вражеской артиллерии стоят столбы маслянистого дыма, мечется жаркое пламя. Вскидываются взрывы. Снег у дороги усеян трупами. Смолкли выстрелы зениток. Ложимся на курс отхода...
В тот день мы совершили ещё 3 вылета к горе Лопеньа. В последнем Сюсюкалов предложил мне вести эскадрилью. Сам полетел в звене, замыкающем строй. Это был мой 13-й боевой вылет в Испании…
9 марта 1938 года, сосредоточив ударную группировку войск на Арагонском фронте, фашистские дивизии при поддержке крупных сил авиации и танков прорвали передний край республиканцев и, расширяя прорыв, устремились к побережью Средиземного моря.
Едва забрезжил рассвет, истребительные авиагруппы «Чатос» и «Москас» поднялись с обжитых ими аэродромов Теруэльского аэроузла. Летим северо-восточным курсом на Арагонский фронт, куда перенесен центр тяжести боевых действий...
Мы спешим. Поэтому часть пути пролегает над территорией, занятой мятежниками. Нас встречает яростный огонь вражеской зенитной артиллерии. Без кислородных приборов забираемся на высоту свыше 5 километров. Разрывы снарядов зависают под нами... После посадки дозаправка горючим... Нас торопят... Под прикрытием И-16 взлетаем для нанесения удара по сосредоточивающимся западнее Бельчите фашистским частям. В тот день число боевых вылетов достигло максимума - 8, из них 3 - на сопровождение лёгких бомбардировщиков «P-Z».
Мартовские бои в Арагоне приняли ожесточённый и в то же время быстротечный маневренный характер. Обстановка на линии фронта менялась не только ежедневно, но и ежечасно. Лётчики и механики работали с большим физическим напряжением...
На исходе дня 2 апреля посты ВНОС предупредили КП аэродромов, что к Балагеру под прикрытием «Фиатов» идет большое соединение бомбардировщиков «Юнкерс-86». Находившаяся в боевой готовности 4-я эскадрилья немедленно уходит в воздух. Вражеские лётчики хотели сбросить на город бомбы и под прикрытием вечерних сумерек уйти на свою территорию. Вижу в лучах заходящего солнца плотный строй бомбовозов и роящихся над ними истребителей сопровождения, будто тёмная туча с необыкновенной скоростью надвигается на город...
Увожу эскадрилью в разрыв облачности: это хорошая маскировка. 2-3 минуты полёта - и мы ныряем во второй разрыв. Как снег на голову сваливаемся на вражеские самолёты, едва они появляются над рекой Сегре. Вспыхивают оранжевым огнём два летящих в верхнем ярусе «Фиата». Атакуем бомбардировщики, разрывая их строй на несколько частей.
Внезапность удара дает нам некоторое временное преимущество. Вижу, как двухкилевой Ju-86, оставляя в воздухе жгут чёрного дыма, боком падает на скалы. В упор даю длинную очередь по зависшему при выходе из боевого разворота «Фиату». Что с ним, времени смотреть нет. Сам уклоняюсь от пучка дымных трасс... Верчусь в центре разбушевавшегося в небе огненного бурана. Мне в лоб несётся пятнистый «Фиат». Не сворачивая, принимаю вызов противника. Обычно вражеские пилоты лобовых атак избегают. А этот, видно, знает своё дело, раз на такое решился. Открываю огонь. Мелькает мысль: «Сейчас столкнёмся». И в этот момент фашист немыслимым переворотом уходит вниз. Инстинктивно даю вправо ногу. Толкаю от себя ручку управления. «Чато» сваливается вслед за «Фиатом». Машина противника тяжелее по весу и быстрее набирает скорость. Вывожу двигатель на полные обороты. Мы несёмся к подернутой вечерней дымкой земле. В 70-80 метрах от неё, переломив траекторию полета, «Фиат» круто пошёл на вертикаль.
Повторяю его маневр. На миг от перегрузки темнеет в глазах. Центробежная сила вдавила в сиденье. Чувствую боль в позвоночнике. На приборы не смотрю. Цепко удерживаю в поле зрения хвостовое оперение итальянского истребителя. Палец на гашетке общего огня. В верхней точке своего подъёма «Фиат» теряет скорость. То же вскоре произойдёт и с моей машиной. Умостив в прицеле вражеский самолёт, открываю огонь. Огненные струи обволакивают пятнистый истребитель. Он вздрагивает и тотчас вспыхивает. На мгновение словно останавливается, а затем, лениво перевернувшись, ввинчиваясь в воздух, падает в небытие...
Вновь врываюсь в клубок маневрирующих, стреляющих друг в друга машин. Не дойдя до Балагера, «Юнкерсы», свалив бомбы на горы, дымя форсированными моторами, оттягиваются на запад... Наша эскадрилья продолжает бой с вражескими истребителями...
Ловлю в перекрестие прицела кабину «Фиата». Очередь из верхних пулемётов. Итальянец входит в переворот. Иду за ним. Устремившись в пике, он несётся вниз. Повторяется предыдущий эпизод. Высота катастрофически уменьшается. Попытки вражеского пилота вывести машину в горизонтальный полёт парирую длинными очередями. Чувствую, что у меня осталось мизерное количество боеприпасов. Даю несколько коротких очередей. Земля почти рядом. На размышление отпущены секунды. Фашист их не использует. «Фиат» врезается в каменистое строение, обсаженное частоколом тополей и платанов. Взрыв. Вверх вскидывается огненно-дымный клубок. Я едва выхватываю И-15 от удара о землю. Взгляд на бортовые часы. Воздушный бой продолжается 1 час 5 минут. Быстро наступают сумерки. Направляюсь к своему аэродрому…
Штурмовые действия в условиях горного рельефа Испании весьма усложнены. Шоссейные и железные дороги страны извилисты, тянутся в междугорных ущельях, часты туннели. Все эти факторы усложняли действия истребителей, атакующих противника с бреющего полёта. К тому же фашисты, хорошо зная местность, умело использовали её рельеф для защиты.
Следует добавить, что вражеские колонны, железнодорожные станции и другие транспортные объекты прикрывались с воздуха сильными эскортами истребителей. В составе колонны находились зенитно-пулемётные установки. На маршрутах следования, в особенности в населенных пунктах и на подступах к ним, развертывались позиции зенитной артиллерии...
Поднятые с трёх аэродромов «Чатос» за неимением времени на сбор группы выходили в район удара самостоятельно. Нас прикрывали «Москас»...
Наша задача - нанести удар по голове вражеской колонны, застопорить её движение.
На стыке шоссейных дорог вижу колонну лёгких итальянских танков «Ансальдо». За ней скрывающаяся за горизонтом тёмная линия едущих в два ряда автомашин. Быстро осматриваю воздух. Невольно вздрагиваю. Над нами не менее трёх десятков «Фиатов». Выше их на развороте две пары Ме-109. Наши камуфлированные И-15 на фоне серо-коричневых гор пока невидимы... «Москас» устремляется в атаку на вражеские истребители. Порядок, теперь дело за нами! Быстро перестраиваемся. На нашем пути встаёт стена зенитно-пулемётного огня. Доворот на цель. Подаю сигнал: «Атака!» Ввожу «Чато» в пологое пикирование...
Чем меньше высота, тем отчётливее видны силуэты танкеток, автомашин, артиллерийских тягачей. Прижался к прицелу. Навел вздрагивающее перекрестие на идущую впереди колонны легковую «испано-суису». Открываю огонь. Брызнул сходящийся у земли веер трасс 4 бортовых пулемётов.
Высота полёта не более 50 метров. Слегка опускаю и приподнимаю нос истребителя, с трудом его удерживая, чтобы не врезаться в землю. Бег предметов на малой высоте утомляет глаза. Узнаю по красным беретам сидящих в грузовиках наваррских стрелков - самых оголтелых приспешников Франко. Жму на гашетки нижних пулемётов. Огонь... Огонь... Автомашины лезут друг на друга, загораются, из них вываливаются вражеские солдаты.
Знаю, что 3-я и 4-я эскадрильи также штурмуют фашистов. Перед Гандесой доворачиваю на параллельно идущую через Каспе дорогу к Сарагосе. Полосую трассами фуры, повозки, табун неоседланных лошадей. Мои ведомые добавляют огня. На дороге хаос и паника. Поворачиваю строго на юг. У выезда из Альканиса море огня. Пожары, взрывы, опрокинутые в кюветы грузовики, орудия. Пылают штабные автобусы. Валяются убитые фашисты. Обходим мрачную громаду замка, из которого строчат зенитные пулемёты.
Беглым взглядом осматриваю истребитель. В крыльях виднеются рваные отверстия от пуль вражеских крупнокалиберных пулемётов. Мчимся северо-восточным курсом...
Впереди Гандеса. В небе густая сетка разрывов. С ходу веду эскадрилью на удар по позициям зенитной артиллерии... Огонь, огонь, огонь... Мы разгоняем и поражаем из пулемётов артиллерийскую прислугу. Расстреливаем ящики с боезапасами. К небу вскидываются султаны взрывов. Проскакиваем со стрельбой над забитыми вражескими войсками узкими улочками Гандесы.
Круто доворачиваю на юг. Под нами серпантин идущей на Тортосу шоссейной дороги. Слева по курсу полёта вижу стремительно бегущую к морю реку Эбро. Пора оглядеть небо. С радостью замечаю носящиеся на низких высотах звенья «Москас».
Остатки боеприпасов расстреливаю по позициям итальянского экспедиционного армейского корпуса. Бортовые пулемёты смолкли. Вижу, как далеко впереди курсом на северо-восток, к своему аэродрому разворачиваются «Чатос» 3-й и 4-й эскадрилий. Пора и нам... Через 2 часа налёт по вражеским резервам повторили. Но теперь вместе с нами наносили удар скоростные бомбардировщики СБ...
Поздно вечером из оперативной сводки узнали, что мы разгромили доукомплектованную людьми и техничкой в Памплоне 6-ю дивизию фашистов «Наварра», следовавшую к району Тортосы...
Весь май 1938 года прошёл в ожесточённых боях на земле и в воздухе. Фашистские войска усиливали наступление на Валенсию.
12 июня, когда «Чатос» заканчивали штурмовку наступающих в междуречье Альфаморы и Михарес войск противника, в воздухе появилась смешанная группа бомбардировщиков «Юнкерс» и «Савойя-Маркетти». Их было около 100. Направлялись они к городку Мора-де-Рубьелос, стоящему на перекрёстке дорог юго-западнее Теруэля.
Вижу, как на бомбовозы и их истребительное прикрытие устремились сопровождавшие нас «Москас»... Понимая, что одним И-16 с такой фашистской армадой справиться будет трудно, перевожу истребитель в набор высоты. Цель - атаковать бомбардировщики на встречно-пересекающемся курсе. Выжимаю из двигателя всё, что он может дать. Однако «Чатос» не успевают выйти на один уровень высоты с бомбовозами. Открываю огонь с дальней дистанции. Моему примеру следуют ведомые. Шквал светящихся трасс, летящих густыми пучками на бомбовозы, заставил фашистов отвернуть от цели. Но сделано полдела. И мы продолжаем сближение с противником... Тем временем, сбросив бомбы на горы, крестастые воздушные корабли потянулись к Теруэлю. Преследуя их, мы оставляем за спиной схватившиеся с «Фиатами» две эскадрильи «Москас». И тут, ограждая свои бомбовозы, открыла плотный отсечный огонь вражеская зенитная артиллерия.
Мы второй час в воздухе. В баках истребителей мало горючего. Пора подумать о возвращении на Алькублас. Досадую, что не удалось догнать фашистских бомбардировщиков...
Разворачиваемся на курс к своему аэродрому. И... сталкиваемся, нос в нос, с мчавшимися от Теруэля двумя десятками пёстро расцвеченных камуфляжем «Фиатов». Потом от сбитого итальянца нам станет известно, что мы встретились с лётчиками-инструкторами высшей школы воздушного боя, расположенной в предместьях Рима, прибывших в Испанию для получения боевой практики. Но это будет потом, а сейчас мы принимаем воздушный бой в самый неподходящий для нас момент... Война есть война, и сейчас нам ждать помощи неоткуда.
С первых же атак, когда на меня набросилась четвёрка «Фиатов», сразу почувствовал, что это пилоты самого высокого класса. Мы приняли бой. Знали: дрогнешь на мгновение - пиши пропало, моментально будешь расстрелян. Бой растянулся почти на 1000 метров по вертикали…
Под большим углом, рискуя сорваться в штопор, задираю нос своего истребителя... На какие-то доли секунды в памяти фиксирую грязно-жёлтое брюхо «Фиата», пузатые обтекатели колес шасси. Открываю огонь... Автоматически сваливаю «Чато» в переворот, через крыло, валюсь вниз. Надо мной раздается громовой взрыв: фашистский истребитель разваливается на куски. И тут на моём пути встречается ещё один «Фиат». К счастью, оказываюсь над вражеской машиной. Итальянец полупереворотом мгновенно выскальзывает из перекрестия моего прицела. Высота полёта не более 400 метров. Выше нас вершина лесистой горы...
Стремясь уйти от моего преследования, фашист рванулся в пике. Но нам давно известен такой приём. Несёмся в широкий провал горного ущелья. Мелькает мысль: «Сейчас оба разобьёмся!» Видимо, то же самое подумал мой противник. Он начал резко выводить свою машину из пике. Набравший скорость «Фиат» сильно просаживается ко дну ущелья. Колесами шасси цепляет за выступ скалы, переворачивается на спину и сваливается в ущелье. Признаюсь, что и моя машина на выводе едва не врезалась в гору.
Выбравшись из этого переплёта… спешим на Алькублас. Вот - вот остановятся двигатели. Нехватка горючего - вечный наш бич в затяжных воздушных боях...
Это был мой 50-й воздушный бой в небе Испании. И последний».
22.02.39 г. старшему лейтенанту Осипенко Александру Степановичу было присвоено звание Герой Советского Союза.
Избирался депутатом Верховного Совета СССР 1-го и 2-го созывов.
В 1939 г. комбриг Осипенко окончил КУКС при Военной академии Генштаба. Был заместителем командующего ВВС Московского военного округа.
Член ВКП(б) с 1940 г.
4.06.40 г. ему было присвоено воинское звание генерал-майор авиации. Вскоре он был назначен командиром 20-й смешанной авиадивизии Одесского военного округа.
Осипенко был требовательным командиром, но часто «перегибал палку».
Рассказывает писатель Тимофеев: «Шла речь и о командире 20-й смешанной авиадивизии, в которую входили 4-й и 55-й полки, генерал-майоре А.С. Осипенко. 30-летний комдив воевал в Испании, был удостоен звания Героя Советского Союза, затем стремительно поднялся по служебной лестнице, как поговаривали, прежде всего благодаря славе первой жены - летчицы Полины Осипенко. Стараясь показать, что свой пост заслужил личными качествами, Александр Степанович, сам, почти прекратив летать, отталкивал от себя грубостью, пренебрежением к мнению подчиненных. Примеров тому, увы, немало в воспоминаниях А.И. Покрышкина и его сослуживцев... Прилетая в 4-й полк, Осипенко ругал тех, кто служил здесь, и ставил в пример 55-й полк. И наоборот. Каждый прилет комдива становился «событием». Он требовал при обращении к себе называть не только звание генерал-майор, но и - Герой Советского Союза. Придирался к мелочам, налагал за них строгие взыскания. Тем, кто его не заметил, - пять суток «для развития зрения», кто не услышал - столько же «для развития слуха». Несколько позднее, в мае-июне 1941-го, когда летчики, выбиваясь из сил, аврально осваивали поступивший, наконец, в полк новый истребитель МиГ-3, Осипенко обнаруживал у летного состава недостаточную строевую подготовку, мусор на аэродроме. И заставлял, прервав полеты, маршировать или цепью прочесывать летное поле в поисках окурков! Однажды Покрышкин и другие летчики заявили: «Мы должны к защите Родины готовиться, а не собирать окурки». Поразмыслив, Осипенко отменил приказ и уехал. Обычно же следовали разносы в духе: «Как руку держите?! Не умеете подходить к генералу!».
Участвовал в Великой Отечественной войне с 1941 г. Был командиром 20-й сад.
Писатель Тимофеев рассказывает: «Командир полка сообщил летчикам о полученном из штаба дивизии графике полетов «по сковыванию действий авиации противника с аэродрома Романа». Первую половину дня полеты должны были совершать одно за другим через определенные интервалы звенья 4-го полка, вторую половину - 55-го. А.И. Покрышкин вспоминал:
«Все притихли... Никто не хотел умирать по глупости начальства.
Хотя немцы не получили доведенного до нас графика, но через пару дней составят копию его.
Начальство, лично не летая на боевые задания, имеет такое же представление об этом аэродроме, как о наших, на которых, к сожалению, нет даже ни одного зенитного пулемета».
Комэск Атрашкевич сказал:
— Товарищ командир полка! Это равносильно приказу послать нас на явную гибель. Лучше ударить один раз, но всем полком. Самолетов у нас достаточно для этого. Будем наносить удары по графику тройками — через неделю полк останется без самолетов и без летчиков.
В.П. Иванов, хорошо понимавший всю нелепость решений комдива и его штаба, мог ответить подчиненным только одно:
— Товарищ Атрашкевич! Это докладывалось начальнику штаба дивизии Козлову. Он подтвердил точность выполнения его приказа и график вылетов... Приказы не обсуждают, а выполняют.
Иванов, как мог, стремился сохранить своих летчиков — согласовывал действия с командиром 4-го полка, менял направления налетов, высоту, маневр, даже время ударов, что ему строго запрещалось. В отличие от комдива, Виктор Петрович внимательно выслушивал летчиков, вникал во все детали, лично участвовал в боевых вылетах. Потерь какое-то время удавалось избежать…
Стремление Покрышкина воевать по-своему начинало раздражать штаб дивизии. После доклада о действиях с площадки у Сынжереи Иванов сказал:
— Покрышкин, вашей работой очень недоволен Осипенко. Считает, что вы мало сделали налетов на штурмовке.
— Как же мало! На каждого летчика пришлось в два раза больше вылетов, чем установлено.
— Он требует штурмовать звеньями, беспрерывно, на каждом направлении...
— Это же, товарищ командир, будут булавочные уколы. Через пару дней эскадрилья останется без самолетов и без летчиков. Нельзя так воевать! — с возмущением ответил я.
Иванов, еще раз уточнив результаты вылетов, принял решение:
— Ну, хорошо. Действуйте так и дальше. А Осипенко я возьму на себя. На завтра вам те же задачи. Отдыхайте.
Командир полка, на сей раз, прикрыл своего комэска. Но гроза надвигалась…
На следующий вечер штаб дивизии приказал повторить в последнем вылете заход за Бельцы. Но на сей раз, район полетов окружала мощная грозовая деятельность, темнота должна была наступить раньше. Многие летчики эскадрильи не имели опыта ночных полетов. Аргументы Покрышкина, звонок Иванова в штаб комдива не переубедили.
«Так, Покрышкин. Осипенко приказал точно выполнить его распоряжение. Надо выполнить, но действуй разумно.
- Будем выполнять, хотя это добром наверняка не кончится, — ответил я и приступил к запуску мотора.
Таким образом, наша вчерашняя инициатива понравилась начальству, а сегодня она обернулась против нас», — пишет Александр Иванович.
С громадным риском его группе пришлось прорываться через черную стену грозы, в которой сверкали молнии. («Если развернуться и не идти на Бельцы, то Осипенко обвинит меня в трусости. Лучше погибнуть, чем носить на себе ярлык труса».) Не обнаружив немецких самолетов, летчики обстреляли артиллерийские батареи. Затем пришлось вновь испытать судьбу в грозе. Садились в Маяках в темноте по ракетам. Своевольный Фигичев, не поверив в правильность курса, увел свое звено в сторону. Как выяснилось наутро - сел на строящуюся летную площадку, поломав один самолет.
А.С. Осипенко лично прилетел в полк для разбора. Уставший и, надо полагать, так же задерганный приказами сверху, комдив вызвал на командный пункт Покрышкина. В их разговоре у КП и громыхнул грозовой разряд. Осипенко выслушал ответ на вопрос, где находятся летчики эскадрильи. Далее, по воспоминаниям А.И. Покрышкина, разговор проходил так.
«- Что ты мелешь?! Почему ты растерял вчера свою группу? Отвечай!
Тон разговора стал меня раздражать и я, не утерпев, ответил:
- Группа рассыпалась при возвращении с задания и посадке уже ночью. В этих условиях оторвалось звено Фигичева и, не найдя в темноте своего аэродрома, село вынужденно.
- Какая ночь?.. Иванов! Что он мелет? Сумерки путает с ночью.
- Товарищ командир дивизии! При грозовой облачности темнота наступает почти на полчаса раньше. Об этом хорошо знает каждый летчик и метеоролог, а нам, не учитывая этого, вы приказали вылететь на задание, — с раздражением ответил я, стараясь разговор отвести от Иванова на себя.
- Это ты знаешь!.. Вот только не знаешь наши самолеты и сбиваешь их! Я тебе Су-2 до конца войны не забуду!
- В этом я виноват! Но за Су-2 я уже рассчитался шестью сбитыми немецкими самолетами.
- Плохо воюете! Вон немцы уже Минск взяли, а вы самолеты ломаете и блудите.
- В этом виноваты не только летчики. Нас неправильно учили воевать и нами плохо командуют наши начальники.
- Что... Как ты разговариваешь со старшим начальником?.. Вот буду награждать личный состав, ты у меня не получишь ни одного ордена!
- Я, товарищ командир дивизии, воюю не за ордена, а за нашу Родину!
- Иванов! Эскадрилью ему доверять нельзя. Подготовь приказ о снятии его с комэска.
- Он не командир, а заместитель. До возвращения Соколова исполнял обязанности командира, — пояснил Иванов.
- И с заместителя сниму до командира звена. Пусть научится уважать старших.
Чувствуя, что в раздражении в разговоре с Осипенко я зарвался, спросил:
- Разрешите идти?
- Идите! — Осипенко махнул на меня рукой и направился на командный пункт».
Спустя сорок лет автор книги «Память сердца» (Кишинев, 1981) Ю.А. Марчук, посвятивший одну из глав деятельности А.С. Осипенко, писал со слов генерала о тех тяжелых боях: «Задач перед дивизией стояло так много, что Осипенко вынужден был посылать на задания поэскадрильно, а то и звеньями. Он прекрасно понимал, что таким образом высокой боевой эффективности не достигнешь, но иного выхода не было. Дивизия одна прикрывала воздушное пространство всей северной и центральной части Молдавии... Требовательность и строгость Осипенко не всегда понимали... Но все это объяснялось реальной необходимостью, о которой рядовые летчики зачастую не знали».
Конечно, большие сложности в действиях авиации создавала ущербная структура наших ВВС... И все-таки очевидно, что высоких качеств, стремления совершенствовать тактику действий, умения и мужества брать на себя ответственность командир 20-й смешанной авиадивизии летом 1941 года не проявил.
Не могли боевые летчики дивизии уважать комдива и за то, что, посылая летчиков своими приказами на боевые задания, он не выслушивал их мнений. Сам перелетал с аэродрома на аэродром на УТИ-4, спарке, которую пилотировал инспектор дивизии Сорокин, а по бокам прикрывали две «чайки».
А.С. Осипенко, как уже говорилось, получил звезду Героя Советского Союза после возвращения из «спецкомандировки Y», из Испании, где он в звании старшего лейтенанта «сбил лично и в группе несколько самолетов»... В книге Ю.А. Марчука утверждается, что в Испании Осипенко «свалил 17 самолетов». По данным историка истребительной авиации Н.Г. Бодрихина, работавшего в фондах Российского государственного военного архива, А.С. Осипенко, командуя эскадрильей, а затем группой И-15, имел в Испании боевой налет 96 часов, провел 30 воздушных боев. Там же указано, что «индивидуально сбитых не считает, эскадрильей сбито 23 истребителя и три бомбардировщика». В этом документе он признавался достойным должности командира полка и звания - майор. Последнее исправлено красным карандашом на полковника».
К сожалению Осипенко не разглядел в Покрышкине лучшего советского аса, хотя к концу 1941 г. на счету будущего трижды Героя было 11 сбитых самолетов противника. Кроме того, в воздушных боях Покрышкин подбил еще 8 немецких самолетов. Этого было более чем достаточно для представления к званию Героя Советского Союза. Однако он был награжден только орденом Ленина и то не за сбитые самолеты, а за вылеты на разведку.
Осипенко недооценил или, точнее, оценил резко отрицательно и результаты поисков Покрышкиным новых, более эффективных тактических приемов. Видимо, генерал, не принимающий личного участия в воздушных боях, судил о них лишь по докладам подчиненных и по собственному «испанскому» опыту. А ведь это была уже совсем другая война!
Рассказывает писатель Тимофеев: «Недруги» у Покрышкина оставались все те же. Однажды в нелетный буранный день в эскадрилью «нагрянул» комдив А.С. Осипенко. Посмотрел схемы пикирования при штурмовке — прежнюю и ту, которую стал применять Покрышкин. Затем послушал объяснения летчиков на макетах самолетов и «расшумелся»:
— Все это неправильно! Чьи это выдумки?! Как это укачано в наставлениях и инструкциях?
— У нас нет наставлений, товарищ генерал, — осторожно ответил Крюков.
— Сорокин! Где ваш альбом? Объясните этим тактически безграмотным людям, как надо воевать!
Рекомендации летчика-инспектора дивизии Сорокина по устаревшему предвоенному альбому были молча выслушаны. Как пишет А.И. Покрышкин: «Сам Сорокин лично не летал на боевые задания... Опыт вырабатывался воюющими летчиками, а не в «конторе», людьми, видевшими бой издалека»…
Но неужели в штабе ВВС Красной армии, в штабах дивизий не занимались изучением тактики, не изучали боевой опыт? Оказывается, занимались и изучали. И в штабе 20-й смешанной авиадивизии такая работа велась активно. Если верить бумагам, а не Покрышкину и другим боевым летчикам...
Открываем объемное дело — «Характеристика и тактика боевых действий частей 20 авиадивизии» (ЦАМО. Ф. 20076. On. 1. Д. 16). На первом листе — предписание из штаба ВВС от 13 января 1942 года начальникам штабов ВВС фронтов и отдельных армий — сообщается о создании отдела по изучению опыта войны. Основные задачи отдела:
«а) изучение, обобщение боевого опыта войны и издание на основе обобщенного материала инструкций, указаний, информационных бюллетеней, сводок...
б) своевременное вскрытие слабых и сильных сторон в тактическом использовании нашей авиации, авиации противника, боевых качеств и применения авиационной тактики и оружия и разработка предложений по введению новых тактических методов и приемов действия нашей авиации и авиационного оружия...»
И штаб 20-й дивизии обобщает.
«Тактика боевых действий за период с 22.6 по 10.12.1941 года»:
«В этот период главными недостатками нашей тактики воздушного боя являлись:
а) слабое использование радио на самолетах МиГ-3;
б) отсутствие боевого опыта у летного состава, в то время как немецкие летчики уже его имели;
в) отсутствие взаимодействия между самолетами и группами;
г) отсутствие взаимодействия между самолетами МиГ-3 и И-153;
д) действия в одиночку — потеря боевого порядка;
е) выход из боя и возвращение на аэродром по одному;
ж) неправильное мнение летного состава, сложившееся вначале, о непригодности и малой эффективности в воздушном бою с Ме-109 самолетов И-153.
Только этим можно объяснить первые наши потери в Бессарабской операции»…
К концу года комдив Осипенко все же согласился, что «лучшей и наименьшей тактической единицей для боя и маневра является пара самолетов»… Но в марте 1942-го в документах откровенно признается: «Природа боя, особенно в авиации, весьма скоротечна, изменчива и зачастую неясная»… Конечно, она и будет такой, если не только не участвовать в боевых вылетах, но еще и пренебрегать боевым опытом летчиков...
Выводы и рекомендации неконкретны. Зато не обходится без упреков в том, что «мал азарт в воздушном бою»… и «таран применяется нашими летчиками очень редко... в то время как истребители, прикрывающие Москву, применяют очень часто... Надо добиться такого положения и на нашем участке фронта, чтобы бомбардировщики противника знали, что если они появились и встречены нашими истребителями — это значит, что они будут сбиты или зарублены»
В то же время представитель Генштаба дает в целом положительные «краткие замечания по боевой работе, организации управления, связи и базировании частей 20 САД»: «I. Богатый боевой опыт частей дивизии эпизодически подытоживается. Основные практические выводы доведены до летного состава, характерные неудачи разобраны достаточно подробно. По всем основным вопросам тактики и организационным — командование дивизии дало своевременно указание полкам...
Управление слаженное. Штаб сколочен. Недостатком является излишняя уверенность в том, что «все в порядке»».
В апреле 1942 - октябре 1943 гг. генерал-майор авиации Осипенко был начальником управления истребительной авиации ПВО.
Войска ПВО еще в ноябре 1941 г. были выведены из подчинения командующих войсками военных округов и фронтов и подчинены командующему Войсками ПВО страны. Существовавшие на территории европейской части СССР зоны ПВО были расформированы и на их базе образованы Московский и Ленинградский корпусные районы ПВО и дивизионные районы ПВО. Истребительные авиационные корпуса и дивизии, выделенные для выполнения задач противовоздушной обороны страны, были оперативно подчинены командующему Войсками ПВО страны, а на местах - командующим корпусными и дивизионными районами ПВО. Однако истребительная авиация организационно пока оставалась в составе ВВС.
«В условиях численного превосходства авиации противника… истребительная авиация ПВО применялась не только для обороны крупных центров страны, но и для прикрытия, важнейших участков путей сообщения. Это потребовало перейти к маневренному применению истребительных авиационных частей и соединений, к сосредоточению их усилий в определенные периоды на наиболее ответственных участках и направлениях.
Поступление на вооружение войск ПВО радиолокационных станций обнаружения РУС-2 и оснащение истребителей бортовыми радиостанциями позволило существенным образом изменить способы управления истребительной авиацией. Наведение истребителей на самолеты противника с помощью полотнищ и сигнальных стрел повсеместно стало заменяться методом наведения с помощью радиолокационных станций. Радиосвязь позволила авиационным командирам конкретно и непосредственно руководить воздушным боем как с ведущего самолета, так и с командных пунктов.
На основе опыта войны были перестроены боевые порядки истребителей для ведения воздушного боя. Основной огневой единицей стала пара истребителей. Увеличены интервалы и дистанции между самолетами и между парами в группе, что значительно повысило ее маневренность и сделало боевые порядки менее уязвимыми. Стало обязательным выделение в боевом порядке подразделений и частей истребительной авиации ударной группы и группы прикрытия. Особое внимание при ведении воздушного боя обращалось на внезапность атак, их решительность и на взаимную поддержку истребителей».
14.02.43 г. Осипенко было присвоено воинское звание генерал-лейтенант авиации.
В 1943 г. на вооружение истребительной авиации ПВО страны в массовом количестве стали поступать новые истребители Ла-5, Як-7 и Як-9. На них устанавливались радиопередатчики и приемники, позволявшие летчикам поддерживать двустороннюю связь на удалении до 60-70 км.
«В условиях господства советских ВВС в воздухе, окончательно завоеванного летом 1943 г., общая активность авиации противника все же продолжала оставаться высокой. Основные усилия ее были направлены на непосредственное обеспечение боевых действий наземных войск. В районах же, прикрываемых Войсками ПВО страны, за 1943 г. было отмечено всего лишь около 61626 самолето-пролетов против 201000 самолето-пролетов в первом периоде войны.
Наибольшее количество (59000) самолето-пролетов в районах ПВО страны приходится на период с декабря 1942 г. по июнь 1943 г., когда среднемесячная плотность составила свыше 8400 самолето-пролетов. В первой половине 1943 г. авиация противника особенно активно действовала по железным дорогам в полосах Брянского, Центрального, Воронежского и Южного фронтов, а также по путям сообщения блокированного Ленинграда и Кировской железной дороги.
В июне 1943 г. немецкая авиация впервые за время Великой Отечественной войны совершила ряд крупных ночных налетов на объекты более глубокого тыла страны (города Горький, Саратов, Ярославль).
С началом битвы под Курском и развертыванием наступательных операций советских войск летом 1943 г. немецко-фашистское командование почти всю авиацию переключило на поддержку наземных войск. Активность вражеской авиации в районах, прикрываемых Войсками ПВО страны, значительно сократилась и к концу второго периода войны не превышала 1000-1100 самолето-полетов в месяц, а в районах восточнее линии Архангельск - Шуя - Армавир за второе полугодие этого года было отмечено всего 182 самолето-пролета авиации противника.
Перед Войсками ПВО страны встали новые задачи. Необходимо было организовать противовоздушную оборону объектов на освобожденной территории. Кроме того, в условиях широких наступательных действий возникла необходимость более тесного взаимодействия Войск ПВО страны с противовоздушной обороной общевойсковых фронтов и армий».
В целях улучшения управления Войсками ПВО страны решением ГКО в 1943 г. все Войска ПВО территории страны были разделены на два фронта ПВО - Западный и Восточный. Дальневосточная, Забайкальская и Среднеазиатская зоны ПВО передавались в подчинение военных советов соответствующих фронтов и военных округов. Ленинградская армия ПВО и Ладожский дивизионный район ПВО оставались в оперативном подчинении Военного совета Ленинградского фронта.
16.06.44 г. генерал-лейтенант авиации Осипенко был назначен командиром 8-го истребительного авиакорпуса (215-я иад и 323-я иад).
При проведении Бобруйской наступательной операции корпус содействовал 65-й и 28-й армиям в наступлении у Паричей.
29.06.44 г. летному составу корпуса приказом Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность за отличия в боях за Бобруйск - мощный опорный пункт обороны немцев.
В начале июля 1944 г. 8-й иак прикрывал штурмовые подразделения и боевые порядки войск, участвующих в разгроме барановичской группировки противника, разведывал расположение противника, штурмовал аэродром Барановичи и группами «охотников» вел борьбу с авиацией противника.
8.07.44 г. советские войска овладели укрепленным районом и городом Барановичи, а 10.07.44 г. освободили Слоним. В приказе Верховного Главнокомандующего летчикам корпуса вновь была объявлена благодарность.
За успешные боевые действия в операциях по освобождению Белоруссии корпус был награжден орденом Красного Знамени и получил почетное наименование Бобруйского.
После войны служил на различных командных должностях в войсках ПВО. С 1959 г. в запасе.
В 1962-65 гг. был проректором Московского авиационного института. С 1965 г. работал в Министерстве высшего и среднего образования РСФСР. В 1972-82 гг. был вице-президентом Академии педагогических наук СССР. Являлся председателем бюро группы советских добровольцев - участников национально-революционной войны в Испании при Советском комитете ветеранов войны.
Похоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище.