Александр Оболенский

«ХУДОЖНИК С ГОВОРЯЩЕЙ ПАЛИТРОЙ»

Странно описывать картины словами – их нужно видеть. Смешно пересказывать стихи – их нужно читать. Нелепо описывать Душу картины. Ее нужно почувствовать. По словам Александра Оболенского, Душа есть у каждой его картины, как и Судьба. Я Верю в это. Ведь каждая из картин написана им настоящей, волшебной Говорящей палитрой Истинного Художника.

Мне очень трудно писать о нем отдельно от его творений – картин, которые я чаще вижу только с экрана монитора. Мои пальцы не прикасаются к их хрупким рамам, я не вдыхаю странно – резкий и такой разный запах красок , но взгляд жадно вбирает в себя и словно ощущает оттенки Души Художника.

Художника, с которым знакомлю Вас. Посредством букв, слов, нестройной гармонии предложений, сбивчивости запятых и расстерянного молчания многоточия. Итак:

Оболенский Александр Витальевич.Уроженец Ставрополя. Воспитанник Ставропольской детской художественной школы и Ставропольского же художественного училища.

Родился 21 апреля 1968 года, в «семье творческих людей, посвятивших себя инженерному делу» По его собственным словам, «начал рисовать с тех пор, как помнит себя», а творческие люди помнят себя сознательно - рано. Лет с пяти, трех.. Чуть ли не с младенчества. Это давно узнано и доказано - не мною…

Интересно, каким был его самый первый рисунок? Что это было?. Яркая, цветная акварель с желтым кругом смеющегося солнца и маленьким домиком, с неизменной трубою и колечками дыма? Или это был тонкий полет пером, когда в замысловатых кругах и треугольных фигурках, спираляж и черточках взрослым, как ни старайся они, очень трудно разглядеть кота или спящую лисичку, наклоненное от ветра хрупкое дерево?.....

Не знаю. Мне не дано знать, я могу лишь представить, слелать попытку догадаться. Самые первые рисунки закрыты в ларчике памяти художника. Пусть там и остаются. А мы с Вами побродим по картинной галерее его зрелого творчества. Хотя бы с экрана монитора. Виртуальная экскурсия, так сказать. По залам души.

Сколько я могла понять из разговоров, отрывочных бесед с ним, (нечастых, он по полгода, и более, бывает в разъездах ) он не очень любит писать «коммерческие картины» - на продажу -, а если пишет, то и туда вселяется его вечно восторженная миром Душа. Стоп! Наконец - то я нашла то, главное, что в нем меня привлекло сразу. С первой беседы, с первой встречи, с первого чтения его стихотворных строк. Мгновенно.

Восторженность миром. Несколько печальная. Горькая. Ироничная. Некоторые часто и зло путают все это с цинизмом. Так понятнее. Проще. Легче. Так можно сравнить его с собою, «приземлить». Так и делают. Почти – все. Почти. Но что тогда делать вот с этим: «Мир всегда удивляет!»?

Эту фразу, не боясь насмешки, можно смело считать Девизом всей его жизни, достаточно трудной, как и у каждого истинно Творящего: неустроенной, внешне неброской, со своими трагическими изломами. Расставаниями, разлуками, разочарованиями.. Стоит ли говорить об этом, рассказывая о человеке, который даже внешне напомнил мне героев Вертинского – печальные, большие глаза и какая то странная, романтичная хрупкость облика.? Для творческого человека закономерна в какой то степени сложная Судьба. Более того – идеальна.

Оболенский это - Личность, быстро и страстно увлекающаяся, пейзажную, акварельную кисть могущая тут же легко, без усилий, поменять на перо и карандаш графика или столь же внезапно - на офортный станок… Или вообще - на авторучку, чтобы написать стихотворение или легкую, сказочную новеллу о говорящей палитре, уныло пылящейся в мастерской.

Оболенский – человек, любящий долгие путешествия и замысловатые, слегка запутанные, чуднЫе книги, в которых и иной знаток слова не сразу разберется! Откликающийся на стихи и оттенки голоса, попадающий под настроение и обаяние Друзей.

( С «легкой руки» одного из них, он, Художник и начал «баловаться рифмой», превращаясь временами в Поэта.)

Это - человек,узнающий и различающий все оттенки и цвета и очень любящий их смешение: «чем больше см

ешение, чем больше оттенков, тем большИй простор для работы, тем интереснее.» – просто говорит он.

Свою тягу к стихам сам задумчиво называет «противостоянием миру обыденности».

Противостояние, на первый взгляд, странноватое: с помощью Печали строк, непременного присутствия маски Смерти – не пугающей, а какой - то торжественно грустной, слегка кокетливой, как напудренная маркиза - с утонченно – крикливой, напыщенной изысканностью жестов..

В этих притягательных и полных горького очарования, подчас такого непонятного! – стихах: дыхание насмешливости, язвительности, пародии, некий парафраз оборванных мелодий - рифм. Завораживают строфы, явно напоминающие изысканную и забытую почти уже – прошлый век, увы! - манерность акмеистов: Георгия Иванова, Георгия Адамовича, Михаила Кузьмина.

Или все же – пародию на эту манерность, на эти забытые и легкие строфы? Едва заметную, как росчерк пера. С кажущейся неправильностью рифм, ударений, размеров?

Мне все думалось, при медленном и вдумчивом чтении книги стихов Художника, что я вижу душу, озябшую, нервную, израненную, смеющуюся: горько – разочарованно, даже – зло, но на дне самом - сохранившую романтичную и нежную стойкость «оловянного солдатика». Хрупкий герой Вертинского спрятался под маской усталой и холодной усмешки, но если попытаться прочесть

меж строк ?

Что получится у Вас? Не нарисует ли воображение Вам что то похожее на тот набросок портрета, что попыталась сделать я в своей статье. Статье, что похожа больше на эскиз Души, Внутреннего мира, чем на строгость биографической хроники . Не мое дело описывать недостатки человека. Они есть у всех, ибо все мы имеем грешную земную оболочку. Но не все из нас имеют Талант, который искупает земные неправильности и погрешности, неосторожность шагов и пристрастность решений. И право судить Талант не имеет никто, кроме Высших сил. Так что, в данном очерке перед Вами - не Серафим и не Падший Ангел. А всего лишь Художник. Прежде всего Художник. Во всем – Художник.

Странно описывать картины словами – их нужно видеть. Смешно пересказывать стихи – их нужно читать. Нелепо описывать Душу картины. Ее нужно почувствовать. По словам Александра Оболенского, Душа есть у каждой его картины, как и Судьба. Я Верю в это. Ведь каждая из картин написана им настоящей, волшебной Говорящей палитрой Истинного Художника.

_______________________________________________

13 -14 апреля 2003 г.Макаренко Светлана.

*4 апреля 2003 года, в Невинномысске, (Ставрополье) в Доме Художника состоялась выставка Александра Оболенского, посвященная его 35 - летию и 15 –летию творческой работы. Было выставлено около 60 картин Художника.

**Все творчество Александра Оболенского, представленное в данном очерке: картины, стихи и стихотворения в прозе представлены с любезного разрешения самого Художника и при помощи А. Н. Ноздрачева, которому автор статьи приносит сердечную и искренюю благодарность за помощь в работе.

Стихотворения Александра Оболенского из его последнего сборника «Анестезия искусства».

Посленовогодний вальс

февраль, 1994

Вплавляю сердце в блин скороводы,

Цветные стоны сушат мне утробу --

На рифмы упоенной чистоты

Я надеваю траурную робу.

Мои страницы черной тенью тают,

И щеки запылают от стыда,

Пустые бредни ум переполняют,

От памяти отрезав навсегда.

Я Вам читал, меня Вы похвалили,

Поднявши свечки возбужденных глаз.

И сладостную жажду утолили,

Меня увидев в предпоследний раз.

Мышиный вальс над нами издевался,

Бросали лица пенный, желчный взгляд.

Бокальный смрад кроваво упивался,

Расплавив в звездах свадебный нар

яд.

Я Вас не уберег от злобных фраз,

От черного, щемящего испуга.

Взметают брызги подведенных глаз

Со страстью обреченного недуга.

Я произнес лишь слово, только чаще

Забилось сердце в маленьких висках.

И не было пленительней и слаще

Со мной погибнуть в пламенных тисках.

Меня Вы вспоминали, но не чаще,

Чем те, кто Вас когда-то восхищал.

Но все-же оказался настоящим

И, сбросив робу, встал на пьедестал.

Вы убежали в свадьбу черной ночи,

Забыли шарф, перчатки и колье.

Забылись руки в суетливой порче,

Резвились люди в праздничном фойе.

Вы убежали с инеем на слезах,

В веселом ужасе восторженных речей.

Меня Вы отыскали в серой прозе,

Но стала жизнь для Вас еще горчей.

«Ваш любовник -- скрипач..».

А.Н. Вертинский

июль, 1993

Ваш любимый -- Пьеро с голубыми очами,

Он печально прекрасен и трепетно смел.

Он Вас держит в объятьях хмельными ночами,

Окуная в счастливый, восторженный плен.

Ваш любовник -- художник, кривой и носатый,

Он мал ростом, тщедушен, болезненно стар.

Только глядя на Вас, он влюбленно и страстно

Лепестками стихов нежно Вас осыпал.

И уже не понять, кто тоскует, кто плачет,

Кто Вас дико ревнует, кто любит, кто бьет.

Кто играет для Вас свой концерт Сарасате,

И в чьем сердце мелодия тихо поет.

* * *

январь, 1994

Вы Маргарита, только я не Мастер,

Я не скрипач, не гений, не злодей.

Я старая тетрадь, я высохший фломастер,

Я скучный шут срисованных людей.

Вы, Маргарита, любите другого --

Горбатого, носатого, кривого.

Того, кто сердце крушит на куски,

Счастливое, тревожное, больное.

Под взрыв шампанского хмельного

Кто Вам сейчас играет на метле?

Не тот ли, кто оставил Вас в покое,

Рисуя Вас в веревочной петле.

Вы Маргарита, я совсем не Мастер,

Я только горечь и себя люблю.

И не сыграю Вам "Концерта Сарасате",

А только с фальшью тихо напою.

Про лед, который быстро тает,

Про сердце, что горит во мне свечей.

Про зло, что как собака лает,

Про поцелуи, от которых горячо.

Про одиночество и радостные встречи,

Про плен ореховых, любимых глаз.

Я шалью поцелуев Вам накрою плечи,

Давясь обрывком бесполезных фраз.

Бумажный ангел

май, 1994

Скрывают простыни дырявые одежды,

Гниющие развалины души.

Не бьется сердце, нет уже надежды,

И ландыши так дивно хороши.

Уж панихида -- все ли в сборе?

Толпа друзей и трепетных подруг.

Псалмы горланят в траурном миноре

Две дюжины веселеньких старух.

Вот гомон, шум, веселье, смех,

И чьи-то слезу, чья-то горечь.

Ведь все собрались для слепых утех,

Почествовать покойника и сволочь.

Кривой поэт, веселый шут,

Рукой лаская гладкую коленку,

Изрек: "Он был счастливый плут,

Я бы давно поставил его к стенке.

Он был поэт, веселый и беспечный,

Надев очки, мог написать этюд.

Любовь его легка и бесконечна,

Он был хмельной и страстный жизнелюб."

"Он был труслив", -- шептали чьи-то губы, --

"Он был наивен, зол, беспечен, груб.

Мелодий звонких заржавели трубы,

Душа не замок, а трухлявый сруб."

Привычно налегают рукавицы

В картон земли вонзая нож тоски.

И рты щебечут, словно злые птицы,

И брызжут кровью хрупкие холсты.

Картонный гроб, и лишь синеет тело,

Покойник умер -- оживет едва ль.

И до него нет никакого дела,

Лишь белый ангел затаил печаль.

Бумажных губ веселая усмешка,

Неслышный смех и леденящий страх.

Усталость, ликованье -- вперемешку

Под сенью смерти охраняют прах.

Вот пыльный вдох -- покойник, боже!

Успел вдохнуть и умереть навек.

И ангел встрепенулся, словно ожил

Бумажно-настоящий человек.

тихотворения в прозе: Из цикла "Армейские сны"

Ностальгия деревянного сердца

Июль, 1987.

Ночью душа моя улетает из постылых казарменных стен.

Крысы поворачивают морды вслед за ее легким шелестом. Ноги ее не сковывают сапоги, горло не стискивает воротник. Она летит, встретив попутный ветер туда, где зеленеют каштаны и по ночам пахнет морем, где люди смеются и цветы раскрывают глаза.

Она бродит по городу, заглядывая в открытые окна, любуясь на спящих прекрасных женщин, шелестя ночным ветром над их ровным дыханием.

Так беснуется она всю ночь. А под утро, вспомнив что-то и очнувшись от сладкого дурмана, вдруг дико и весело хохочет, затягивает песню и возвращается вновь в деревянные стены Страны Дураков.

Крысы радостно хохочут, приветствуя ее приземление. Она неловко плюхается на грязный пол и, бормоча ругательства, заползает обратно в свое пристанище -- деревянную, бесчувственную, дурацкую оболочку.

И кончается ночь...

* * *

январь, 1989

Любящей и ждущей женщине

У нее нет старости на лице -- лишь разлука.

Она пишет письма крупным почерком. вдруг просыпается от скрипа двери и плачет неизвестно от чего, уткнувшись мокрым носом в мятую подушку.

Когда ей удается заснуть, мир превращается в черную бездну вселенной. В этой муторной и безграничной дыре мерцает маленький голубой огонек. Он еле заметен, расплавленная черная масса готова поглотить его. Кажется, судьба его предрешена. Но этот маленький мятущийся кусочек бьется и сопротивляется. И откуда берутся силы?

Я хочу открыть дверь, перешагнуть порог комнаты, обнять и облить тебя горячими слезами, вдохнуть в светящийся комочек черного сна тепла и света.

Из цикла "Губы поющей женщины"

* * *

январь, 1992

Горячая темнота вползла в мои внутренности через раскрытый спящий рот. Ощупала влажной рукой сердце, сжала его так, что оно забилось куском упругой массы между пальцами. Брызнула кровь, и тысячи капель рассыпались в кипящей темноте кусочками раскаленного металла, обжигая ребра и внутренности.

Мой рот превратился в оскал, губы посинели и остыли, глаза запали в глазницы.

Чьи-то чуть теплые губы прикоснулись к моим, я услышал легкое дыхание, нежное, бесконечное и глубокое. В этот миг я почувствовал нечто важное и большое.

Я попытался приподняться, но раздавленное сердце уже разлило в жилах мертвую холодную кровь, поток этой ледяной красной жидкости забил фонтаном из оскаленного рта и, не успев почувствовать себя счастливым, я умер...

Прикосновение

апрель, 1992

Бесподобно таинственное настигло меня, я попытался схватить чудные звуки, они бросились врассыпную стайкой серебряных рыбок.

Бриллиантовые капли дождя преобразились в чудесную радугу и капелька -- серебристое солнечное чудо, в бликах и прозрачности которой фактически объединен весь мир, ласкала кожу как ее пальчик.

Странно притягательно смотреть в бесконечную глубину маленькой капельки, словно в ночные глаза любимой.

Погладить ее рукой, это прикосновение будет стоить целой жизни, оно безмерно, любимо и стоит того. Я чувствую ее кожу, кровь и теплоту, с ума схожу от счастья.

Хочу, чтобы она стала цветком с зелеными мягкими листьями, каждую секунду целовать бархат необыкновенной поверхности, без конца желать ее сладость и аромат и умереть в объятьях сказочного благоухания.

Я любил ее и жил без вранья в фиолетовых лунных грезах долго, а может скоро, но счастливо и с ней.

Крылья

август, 1992

Зеленоватая роса ребенком спит на груди цветов. Беспокойные руки деревьев спешат вверх, подгоняя легкие облака. Золотое яблоко катится в голубом блюде небес. Прозрачный простор, отраженный в тон

ких стеклах. Светлые окна и крылатые занавески.

Сонное счастье прижалось ко мне, пальцы крепко сжимают мое сердце. Сбившееся белье и радость тихих слов. Ее звездные родинки прячутся в тайнах листвы и сумеречных фонарей. Цикады поют, вожделенно покорясь несказанно-необыкновенным, нежным телом. Букет вина разрешает мне быть с нею. Но слова любви спутались с хмельным наводнением. Они играют в прятки, дрожащие руки бессильны нащупать их в черных тенях.

Ее ресницы бархатной бабочкой упорхнули в теплую ночь. В последнем стакане утонули взмахи легких крыльев.

Осоловелая грусть лезет в глотку каплями зловещего вина. Глухонемые слова заблудились в лесу, шепчут "ау" беззвучно и бессильно, и напрасна надежда найти дорогу домой. В слипшихся снах бродят окна и крылья, мохнатые шмели маленькими самолетами сотрясают гулкую пустоту. Ветер влетает в комнату, разбивая горшки и цветы, рассыпая желтый песок, разрывая в кровь ненастоящие бумажные слова.

Блиц – интервью Александра Оболенского автору этой статьи.

Оболенский Александр Витальевич, род. в 1968 году в Ставрополе. Родители – инженеры, посвятившие себя техническому творчеству. Закончил ДХШ. В 1987 г. с отличием закончил Ставропольское художественное училище. С 1990 по 1992 обучался во Всероссийской Академии художеств в Москве.

Живописец и график. Член Союза художников России с 2001г. Работает в жанре пейзажа.

Участник городских, краевых и республиканских выставок.

Литературным творчеством занялся в 19 лет, будучи в СА. Сменив привычную, испачканную краской робу на армейскую форму и не имея возможности выражать мир изобразительно, попытался использовать слова вместо красок.

Сборник «Анестезия искусства». Несколько странное название предполагает роль творчества как обезболивающего средства для лечения хандры, скуки и меркантильной прозы обыденности.

Первая выставка – участвовал еще в студенческие годы.

Первая картина, (рисунок), написанная им – рисовал с тех пор, когда начал себя помнить. С 10 лет – в детской худ. школе.

Любимый цвет (сочетание цвета) – любит все цвета и их сочетания. Чем тоньше нюансы сочетаний, тем интереснее работать.

Музыка – классика рока, современная музыка – Enya, Ян Гарбарек, русское пение Евгении Смольяниновой.

Сигареты (если есть) – курит редко.

Тип женщин – все женщины по-своему красивы.

Любимый художник – Ян Вермеер, Дега, Марке, Левитан, Лебедев, Стожаров и другие.

Отношение к миру – восторженное. Мир всегда удивляет.

Любимая книга – Последняя прочитанная «Гнезда Химер», Макса Фрая.

Строка, Поэт, Писатель – «Я приду к вам, вы только не ждите Комплиментов и пошлых острот…» (Ноздрачев), Набоков, Бунин.

Почему писались стихи? – Стихи начал писать под влиянием поэзии и личным обаянием А.Ноздрачева. Прозу писал ранее, еще до знакомства с ним. В стихах, как правило, мое плохое настроение и неудовлетворенность жизнью на каком-либо ее этапе.

Момент рождения картины: в мозгу в сердце, в руке? – рождается в душе, благодаря увиденному глазами.

Что важно при написании картины - чувство, эмоция – Чувства.

Рассудок присутствует при выборе натуры – указывает общее направление.

Цветы любимые – пролески, ландыши – цветы весны.

Любимая Погода – как человек - люблю осенние дожди, как художник – переменные состояния природы – грозу, снегопад, сумерки.

Любимая Стихия – небо.

Боится ли он одиночества? – нет.

Помнит ли он цвет глаз первой Любимой женщины – помню.

Любит ли он радугу? Дождь? – И прочие чудеса природы.

Жанр, в котором предпочитает работать – традиционный русский реализм, жанр - пейзаж.

Есть ли у картины Душа? – Есть. Картина живет своей жизнью, у всех картин разные судьбы – счастливые или нет.